Любовь грешника

Мист остановилась перед дверью, на которой красовалась табличка: «Логово Никс. Забудьте про собак, опасайтесь злой Никс». Послушав возле двери, Мист постучала.

– Кто там? – раздался приглушенный голос.

– А то ты не знаешь!

– Мист повернула дверную ручку.

– Они вошли в комнату. Там тоже было темно, горел лишь экран компьютера. Никс стояла, пальцы быстро перебирали длинные черные волосы, заплетая косу. На ней были джинсы и короткая футболка с надписью: «Играю с добычей».

– Обстановку комнаты составляли огромный телевизор, сотни флакончиков с лаком для ногтей всевозможных цветов и пришпиленный к стене постер. На нем красовался актер Джефф Пробст, а под фотографией шла подпись: «Секс– символ мылящей женщины». На полу возвышалась гора разодранных книг, смятых бумажных самолетиков и какие-то обломки – похоже, старинные напольные часы, разбитые на мелкие щепки в приступе ярости.

–Мист не стала терять времени.

– Никс, мы ишем его братьев. Нам нужна твоя помощь.

Никс выхватила из кучи на полу несколько целых книг и уселась на постель. Николай заметил название одной из них – «Магия вуду для офиса: займись своей карьерой… с помощью вуду!»

– Ну и почему же я должна помогать пиявке?

Зеленые глаза Мист гневно сверкнули. Она, конечно, попрежнему называла «пиявками» других вампиров и не возражала, когда это делали ее сестры. Но как сказала она однажды Николаю: «Это двойное оскорбление – называть тебя так! Нравится тебе пить мою кровь, и что с того? Кто же тогда я? Угощение? Дойная корова? Неужели я напоминаю тебе мешок с кровью?»

Мист прислонилась спиной к постеру с Джеффом Пробстом, выставив вперед одну ногу, согнутую в колене.

– Ты поможешь нам, потому что об этом прошу я, а за тобой должок. Как-то раз я утаила от всех один пикантный секрет.

Никс насмешливо фыркнула, раздирая острыми когтями страницы книги по вуду.

– Какой секрет? – Она схватила следующий том – «Основы современного мистицизма» – поиграла когтями и ограничилась тем, что выдрала несколько страниц, передумав, по-видимому, окончательно уничтожать книгу. Одна из страниц была началом главы: «Почему проще поверить».

Мист спросила:

– Помнишь год одна тысяча сто девяносто седьмой?

– До или после Рождества Христова? – спросила Никс безразличным тоном, принимаясь быстро сворачивать что– то из книжной страницы. Оригами? Начали проступать контуры какого-то существа.

– Ты же знаешь, что я родилась уже после Христа.

– Тысяча сто девяносто седьмой от Рождества Христова? – пробормотала Никс, хмурясь. Потом на ее порозовевшем лице и появилось надменное выражение. Ловкие пальцы запорхали над листком бумаги. – Не стоит вспоминать. И скажу еще раз – я думала, он и остальные из этой шайки были уже стариками.

Пальцы Никс прекратили работу, и она поставила на прикроватный столик изящную бумажную фигурку. Дракон, изготовившийся к атаке.

– Я же не вспоминаю твои промахи. Не зову тебя Мисти Услада Вампира, как все остальные. Как нимфы, например.

Мист прижала ладони к груди.

– Вот беда-то, нимфы меня презирают! Что мы должны рассказать, чтобы ты смогла увидеть?

Никс сердито перебросила тяжелую косу за спину и обратилась к Николаю:

– Почему ты хочешь их отыскать?

Не глядя, она вырвала из «Основ мистицизма» сразу четыре страницы и начала мастерить новые фигурки.

– Мне необходимо выяснить, живы ли они. Может, смогу им помочь, вернуть домой.

– Почему они ушли из дому?

Она смотрела на него пристально, казалось, видела насквозь. Пальцы мелькали так быстро, что их движения были неразличимы. Бумага словно складывалась по собственной воле.

Николай расправил плечи. Ему не нравилось, что он совершенно открыт для этой ведьмы.

– Себастьян был вне себя от злости, что я обратил его насильно. Оба негодовали по поводу того, что я попытался обратить четырех младших сестер и старого отца, хотя они уже находились при смерти.

Мист тоже наблюдала за ним, кусая губы. Она понимала, как тяжело Николаю рассказывать о трагедии своей семьи.

– Я не сомневаюсь, что они ушли только затем, чтобы, набравшись сил, вернуться и убить меня.

Потому что оба уже попытались сделать это перед своим уходом.

После пробуждения Себастьян испытывал невыносимый голод – это Николай знал по себе. Когда перед Себастьяном поставили кубок с кровью, он не смог выпить его сразу. Но стоило ему осознать, что он сделал, и брат чуть не впился Николаю в горло.

Долгие месяцы Николай не покидал поместье «Черная гора» – ожидал братьев. Ему было безразлично, повторит ли кто-то из них свою попытку разделаться с ним или нет. Но наступал новый день, а они не возвращались, и он начал задаваться вопросом – не научились ли они заботиться о себе сами, еженощно собирая кровавую дань, не трогая, однако, людей. Не убивая.

Ни на миг не сводя глаз с его лица, Никс закончила фигурку акулы и поставила ее рядом с драконом. Николай поймал себя на том, что с интересом рассматривает бумажные творения.

Ты знал, что они обезумеют от ярости? – спросила Никс.

Поколебавшись, он признался:

– Знал, но все равно обратил их…

Заметив его волнение, Мист пришла ему на помощь и принялась выкладывать то, что слышала от мужа о его братьях. Получив передышку, Николай в который раз принялся в душе искать оправдания собственному поступку. В ту ночь, увидев умирающего Себастьяна, Николай вдруг понял, как много недодала жизнь младшему брату. Себастьян мечтал лишь о семье, о доме, где он мог бы проводить мирные дни. Он еще и не жил совсем. С этим Николай смириться не мог.

Подростком Себастьян разом вымахал до шести с половиной футов, не набрав вес и не нарастив мускулов. Это пришло позже, года через два. Он долго был худым и неуклюжим. Но как ни странно, главные беды начались именно тогда, когда вес пришел в соответствие с ростом.

Теперь он просто не знал, куда себя девать. Невероятная физическая сила нарастала с каждым днем. Он наставил фонарей под глаз не одной девушке, просто неудачно шевельнув локтем, а однажды и вовсе сломал незадачливой подружке нос. Отдавил немало ног. Деревенские барышни шутили, что ни одна из них не пройдет мимо него «без крайней нужды и деревянных башмаков».

Худшее случилось, когда он и Мердок бегали по деревне, претворяя в жизнь одну из обычных проделок Мердока. Себастьян на бегу столкнулся с женщиной и ее юной дочерью. Обе без чувств повалились на землю. Жуткое происшествие, тем более что, едва придя в себя, женщины завопили, что их убивают.

Себастьян с ранних лет отличался застенчивостью, а тут такое! Он стал бояться женщин, всех без разбору, не обладая ни ровным очарованием Мердока, ни безразличием Конрада.

В тринадцать лет Мердок уже улыбался, словно дьявол– искуситель, что позволило ему без труда забираться под юбки деревенских женщин. Себастьян же в этом возрасте был молчаливым парнем, сжимающим в потной ладони смятый букет, который ни разу не попал к той, кому предназначался.

Возненавидев себя за неуклюжесть, Себастьян обратился к наукам. Невероятно, но после многих лет, проведенных в изучении боевых искусств – а тренироваться он начал, как только подрос достаточно, чтобы держать деревянный меч, – ум Себастьяна оказался самым могучим его оружием. Он писал научные трактаты, в результате чего снискал славу ученейшего мужа своего времени.

– Ты что-то увидела, – сказала Мист, отрывая Николая от воспоминаний.

– Могу сказать тебе, где Мердок.

– Я виделся с ним не далее как вчера, – проворчал Николай.

Мердок обитал на горе Обблак, в отвоеванном у Орды замке. Там основали новый ковен стойких, поэтому Николай часто туда наведывался.

– Ну разумеется, – язвительно процедила Никс, – Мердок так и сидит там, где ты его оставил.

– И что бы это значило? – Поймав ее невозмутимый взгляд, он пояснил: – Насчет Мердока – что ты хотела сказать?

– А я вообще что-то говорила? – насмешливо спросила Никс.