Четыре цвета счастья: эльфийская сказка

– Все будет хорошо, радость, – раздался знакомый голос, похожий на приглушенный рык льва.

Румер повернула голову, но не увидела Боромира. Только ветер играл в кронах столетних древ, что обрамляли ворота Имладриса.

– Так запросто я не сдамся. Эта Бледная гадина еще узнает, каков на вкус гнев дочери Атанатари.

Келебрин вернулась в пустую спальню, тихо свернулась калачиком на краю широкого ложа. Слез не было. Сна тоже. Пальцы сминали шелк простыней.

Шорох открываемой двери заставил ее вздрогнуть. Почувствовав, что Кейран преспокойно ложится позади нее, девушка сжалась и прикусила щеку, чтобы не закричать.

«Он даже не смыл с себя ее запах», – черная пелена гнева затмила зрение.

Сильная, изящная кисть супруга взяла ее за локоть, потом скользнула вниз– вверх, задирая рукав. Девушка ощутила привкус собственной крови из прокушенной щеки, когда губы эльфа коснулись кожи. Келебрин содрогнулась – Кейран привлек ее к себе, прижимаясь всем телом.

– Ты не спишь, моя маленькая Атани? – хрипло спросил.

– Уже нет, – проворчала она, изо всех сил стараясь не выдать своего отвращения.

– Почему так холоден твой голос, любовь моя? Мы не провели вместе и часу времени за все эти дни…

Келебрин обернулась, негодующе сверля его пламенным взором.

– Я… я холодна?! Это Владетель Кейран проводил все свое время с заморскими гостями… Особенную радость ему приносят танцы с Ар-Фэйниэль!

– Обычаи гостеприимства, Келебрин.

– В доме может быть только одна Госпожа, – процедила девушка.

Однако Кейран не обратил внимания на ее слова, а только обнял крепче.

– Они скоро уедут, – продолжил он.

– Навсегда?

– Если нам не повезет.

– Не понимаю тебя, Кей, – заглядывая в зведносветные очи супруга, взмолилась девушка. Неожиданно ей нестерпимо захотелось, чтобы всему увиденному нашлось разумное объяснение. Или чтобы все это оказалось дурным сном.

– Грядет война, любимая, – вздохнул Владетель Имладриса, кладя руку ей на затылок. Но Келебрин увернулась от поцелуя, живо вспомнив, как пару часов назад эти губы целовали Белую потаскуху.

– Перед отъездом ты говорил, что неурядицы Амана не касаются Авари.

Брови эльфа удивленно взлетели вверх.

– Так ты слушала меня, девчушка? Келебрин, я так обидел тебя тогда. Незаслуженно…

«И продолжаешь обижать», – подумалось ей.

– Против своей воли мне придется участвовать в их неурядицах. Имладрису не удастся выстоять в одиночку, если полчища Врага ринутся на нолдоров.

Он умолк, прижавшись лбом к ее лбу. Перебирал пальцами серебрящиеся пряди, вдыхал ее дыхание. Девушка чувствовала, как гнев уходит, что из памяти начинает стираться знание о его измене.

– Не будем сейчас об этом, – севшим голосом попросил эльф, отстраняясь и прикасаясь к светящемуся ровным белым светом фаэливрину. – Позволь мне любить тебя, Среброструйная.

Румер показалось, что воля ее закована стальными обручами, ибо, когда губы Кейрана притронулись к шее, воспротивиться этому она не смогла.

Келебринкель проснулась поздно с тяжелой головой, словно и не спала или пила всю ночь напролет. Борясь с подступающей к горлу дурнотой, девушка выглянула в окно. Имладрис гудел точно растревоженный улей. Ржали лошади, раздавались выкрики эльфов на синдарине и менее знакомом Келебрин наречии – квенье.

– Неужели они уже выступают? – прошептала она, инстинктивно сжимая фаэливрин. – Неужели Кей так запросто оставит меня после вчерашней ночи?

Пальцы скользнули к припухшим от страстных поцелуев губам, потом ладони прижались к животу.

– Илуватар знает, как нелегко мне расставаться с тобой, девчушка, – услышала она голос вошедшего в спальню Властелина Авари.

Через миг Кейран оказался у ее ног, обнимая за колени и целуя в живот. Лихорадочные поцелуи обжигали сквозь тонкий шелк рубашки. Дрожащая Келебрин оперлась о плечи мужа.

– Не уезжай, – пролепетала она, словно опасаясь, что больше его не увидит.

– С севера пришли дурные вести: Феанор мертв, его старший сын в плену; Фингон рвется ему на выручку. Финголфину же крайне необходимо вернуться к остальным – теперь он верховный Князь нолдоров, – на одном дыхании выложил Кейран. – Помнишь, что я говорил тебе вчера. Нам не отсидеться в сторонке.

– Я также помню, как ты советовал им просить помощи в Дориате… – возразила девушка.

Владетель Кейран поднялся на ноги и покачал головой.

– Дориату они не нужны. У Тингола есть Мелиан с ее волшебной завесой. У меня же … только меч, чтобы защитить вас.

Одну руку он положил ей на живот, а другая сжала эфес тяжелого меча на богато расшитой перевязи.

– Прости, что во мне нет волшебства, – сокрушенно вздохнула она.

Его пальцы сильнее прижались к ее животику.

– Ошибаешься, любовь моя. Вот оно. Я вернусь, как только смогу.

Резко отстранившись, Кейран пресек дальнейшее прощание и покинул покои.

Румер не побежала ему вослед – знала, что не сможет ничего изменить. К тому же в памяти всплыли перипетии прошедшее ночи.

– Вспомни глупышка, о чем они вчера говорили, – одернула себя девушка. – Что если это всего лишь новая игра? Не так давно на этом самом месте он приносил клятвы Илуватару, отдавая мне свое сердце, а теперь…

Помолчав, Келебрин зло воскликнула:

– И почему не сиделось этим нолдорам в их Благословенном крае?!

Служанки принесли завтрак в покои Госпожи, отказавшейся выходить, когда одна из девушек-горничных проговорилась, что Ар-Фэйниэль не уехала с отцом и братьями. Румер показалось, что ее ударили ножом в сердце. И ножом орудовала рука Кейрана.

– Такова твоя любовь, Властелин? – прошептала Келебринкель, обхватывая руками плечи, чтобы унять дрожь.

Дрожь гнева. Дрожь отчаяния.

По дороге на Хитлум Властелин Имладриса почти не слушал без умолку разглагольствующего Финголфина – новоиспеченный Верховный Владыка нолдоров строил планы осады Ангбанда. Фингон вторил отцу, торопясь на выручку Маэдросу, с которым близко дружил в Амане. Дружбу эту не сумели остудить льды Хэлкараксе.

Кейрану же в данный момент был глубоко безразличен и Враг, и Сильмариллы, и даже сама судьба Арды не тревожила эльфа. Мысли непрестанно возвращались в Имладрис, где осталось его сердце. Точнее два обломка его сердца: больший у Келебрин и совсем крошечный осколок в цепких пальчиках Аредель.

Хотя чувства его к принцессе нолдор нельзя было назвать любовью. Да, его влек к ней отблеск Амана, что светилась в ее взоре. Да, ему нравилась ее своеволие и яркая красота, что бросала вызов любому, кто осмеливался дольше одного удара сердца засмотреться на нее. Да, рядом с ней он ощущал себя так, будто груз прожитых веков осыпался с его плеч, словно сила Благословенного Края, что кипела под ее кожей, проникала и в него, возвращая к мигу Пробуждения.

Он понимал, что его интерес к Аредель сродни азарту охотника при виде диковинного зверя-кэлвар. Сердце начинало бешено колотиться от воспоминаний о жгучих поцелуях Ар-Фэйниэль. Ему льстило ее внимание, ведь именно она выразила желание сблизиться с ним. Мысль о подобном союзе с нолдорами, который мог бы высоко вознести его, тешила самолюбие, но сердце мигом приказывало ему умолкнуть, замирая и томясь по нежности Келебрин. Кейран тосковал по своей супруге и их нерожденному ребенку, хотя и грезил о прелестях нолдорской принцессы.

Внезапно ему вспомнились ее слова: «Я сама позабочусь о них».

Липкий страх сжал горло – она же пообещала убить его маленькую Атани! Как он сразу не понял? Свет Амана в очах Ар-Фэйниэль затмил его разум.

Кейран уже развернул коня, но опомнился, подумав о фаэливрине.

«Мое заклятье не даст Келебрин в обиду!»

Поздним вечером Госпожа Имладриса сидела в кресле, поджав ноги и уткнувшись лицом в колени. Смятение терзало душу, грозящее неизвестностью будущее рвало на кусочки сердце.