У сумрака зелёные глаза (СИ)

 – Меч отравлен, – промурлыкал Немет, склоняясь ко мне. Его алые губы виделись мне гротескно огромными.

 – Этим меня тоже не взять, – прохрипела я. – Я протравлена всеми ядами, у меня к ним устойчивость...

 Немет ухмыльнулся своими губищами.

 – Это касается только ядов, существующих в реальности. Но не тех, что существуют вот здесь, – и он дотронулся пальцем до своей головы.

 Да, к выдуманным ядам у меня устойчивости не было. И я уже это почувствовала: по телу со скоростью пожара на ветру разбегалось невыносимое бурлящее безумие. Горела каждая клеточка, каждый сосуд, каждый квадратный миллиметр кожи, каждая капля крови. «Этого нет на самом деле», – пыталась я себя убеждать, чтобы вернуть контроль над ситуацией и над своими чувствами, но не получалось. Кровь на моей ладони, которой я зажимала рану, превращалась в бурую слизь, сердце давилось ею, а она обволакивала его клапаны, густея... Сознание сворачивалось улиткой, сжималось в дрожащий студенистый клубок внутри панциря – черепной коробки.

 Когда оно медленно, с мучительной слабостью и робостью выглянуло наружу, я опять оказалась в темноте, в замкнутом и очень узком пространстве. Руки и колени упёрлись в выпуклую, обитую шёлком крышку, по бокам щекотали шёлковые складки оборок и рюшей, холодные и мягкие. В подушечке под головой скрипели опилки. Я в гробу? Похоже, да... Нет, я не Ума Турман, и ударом кулака мне крышку не пробить: смертельная слабость пронизывала всё тело, которое казалось куском холодного студня. Я и пошевелиться-то могла с трудом: холодцеобразное тело повиновалось плохо. Такое ощущение, будто я уже разлагалась... Вспомнился князь Огнев с его «Заживо погребёнными».

 Да сбудется твой самый страшный кошмар.

 Нет, конечно, не это было моим самым страшным кошмаром. Больше всего я боялась снова потерять Алёнку... Но я точно больше её не увижу, если не выберусь отсюда, и по всему выходило, что это и был мой кошмар. И физической силой эту шараду не решить, потому что это был ментальный капкан, из которого придётся пробиваться наружу не кулаками, а разумом и духом... Вот только собраться бы с силами.

 Где же вы, свет разума и сила духа? Вы мне сейчас так нужны! В этом роскошном, но тесном и душном ящике даже голова не работала, мысли плелись, хромая и спотыкаясь, по каменистым тропам безысходности. Я вернусь к тебе, Алёнка, я обещала вернуться, и я это выполню. Ради тебя я выберусь из сколь угодно глубокой могилы.

 «Могила разума – страх. Для начала освободиться от страха. Всё это – иллюзия, сон, и на самом деле я нахожусь на поверхности. Воздуха там достаточно, поэтому я не задохнусь. Немет – всего лишь старый кровосос, которых я убивала десятками. Во мне – сила десяти вампиров; не может быть, чтобы я не смогла изыскать в себе ресурсов для освобождения из капкана. Свет разума, отточенная призма, прозрачная и идеальная пирамида...»

 Светоч. Мне нужен был светоч. Любовь, над которой не властен ни сумрак, ни сама смерть.

 Спасибо, Массимо. Ты – человек среди вампиров.

 Тёплые ладошки коснулись моего лица... Я открыла глаза и вместо тьмы увидела свет. Золотые лучи солнца, пробиваясь сквозь пышно цветущую яблоневую крону, озаряли мягким ореолом Алёнкины волосы. Свет струился из её глаз, смотревших на меня с нежностью, а на её плечи падали с веток белые лепестки.

 «Так ты преодолела свою нелюбовь к яблокам?» – спросила я.

 «Да, глупо их не любить только потому, что они связаны с моей смертью. Яблоня так чудесно цветёт...» – Алёнка подняла глаза к белоснежным веткам.

 Я тоже подняла взгляд. Солнце приятно кололо лучиками-иголками, пробираясь через весенний ароматный наряд дерева.

 «Это случайно не Горькая Аннетта?» – осенило меня.

 «Я не знаю, – пожала она плечами. – Этого сорта уже вроде бы нет... Но было бы забавно снова его попробовать».

 Я сказала:

 «Я найду её, Алёнка. Весь мир переверну, а разыщу».

 Больше не было тяжкой, давящей на грудь земляной толщи, тесных стенок и холодной обивки, скрипа опилок под головой и могильной тьмы. Была залитая солнечным светом поляна в горах, зелёные склоны, ощетинившиеся лесом, синее небо и душистое, бескрайнее, пёстрое разноцветье по колено. Свобода и воздух, солнце и любовь. Здесь мы с Алёнкой целовались у костра, здесь она вернулась из сумрака обратно на свет. Это – Карпаты.

 – Ну, а как вам такие декорации, милорд? – спросила я.

 Немет, щурясь от яркого света и закрываясь рукой, вскричал:

 – Солнце? Оно не настоящее! Это иллюзия!

 – Да, иллюзия, – улыбнулась я. – Но попробуйте с ней справиться!

 Немет попробовал и не смог, а его кожа между тем уже начала краснеть и покрываться волдырями. Он зарычал, и мечи вновь ударились друг о друга. Вот теперь Немету было действительно трудно сражаться: пузырящаяся кожа причиняла ему жуткую боль. Я начала теснить его, и он, отбивая удары, отступал. Сминая ногами цветы, я наращивала скорость, и он уже с ней не справлялся, а его прекрасное лицо превратилось в страшную обгоревшую харю, золотые волосы висели клочьями на поджаренном черепе. Терпя страшную боль, он ещё бился из последних сил, но они подвели его. Упав в траву навзничь, он корчился, будто на сковородке, а обугленная плоть кусками отваливалась от костей.

 Цветущая поляна превратилась в ковёр ручной работы, горный пейзаж – в просторный зал, отделанный в цветистом, филигранно-замысловатом и пышном восточном стиле – с богатыми мозаиками, позолоченными арками и колоннами. Лорд Немет лежал на полу, разбросав руки в стороны и со стонами перекатывая голову, как в бреду – ничуть не обожжённый, но смертельно измученный. Система его психических иллюзий рухнула вместе с его психикой, и он лежал передо мной поверженный и беззащитный – в своём собственном доме.

 – Вы проиграли поединок, милорд, – сказала я устало, склонившись и опершись на колени, чтобы перевести дух. – Уфф... Но это было нереально круто. Вы мастер иллюзий.

 Немет приоткрыл мутные глаза, разлепил губы и пробормотал что-то. Я склонилась ниже:

 – Простите? не разобрала.

 Его глаза открылись шире, и я уже отчётливо услышала:

 – Убить её!

 Это был ещё не конец, как оказалось: из золотых арок с колоннами на меня со всех сторон бросились вооружённые слуги Немета. При мне были только два меча, а всё остальное оружие по правилам дуэлей пришлось оставить в машине. Как бы мне сейчас пригодились мои автоматы с противовампирскими пулями и ампулы! Но вместе с силой десяти вампиров я приобрела ещё одно оружие, против которого охрана Немета не знала приёмов – сверхскорость.

 Картинка замерла: бегущие ко мне вампиры застыли – кто с поднятой ногой, кто с занесённым для удара оружием, кто с раскрытой в крике клыкастой пастью. Должно быть, меня они воспринимали как размытый вихрь, летающий с сумасшедшей быстротой.

 – Нечестно, милорд! – сказала я. – Меня-то заставили соблюдать правила, а сами?

 Что могли сделать два посеребрённых меча на сверхскорости? Да практически всё, в том числе и сократить количество противников с пятидесяти до тридцати в одну минуту. Остальные, впечатлённые до ужаса темпами гибели своих собратьев, дрогнули и отступили, несмотря на хриплые крики своего господина:

 – Стойте, трусы! Шакалы! Я вас всех уничтожу!

 – Вряд ли эта перспектива воодушевит их на бой, – усмехнулась я, останавливаясь над ним.

 Он даже не мог подняться с ковра, только беспомощно елозил ногами в красных восточных туфлях, пытаясь от меня отползти. Ничто не препятствовало мне впиться клыками в его белую длинную шею и вместе с кровью забрать его силу – всю, что была в нём, вместе с силой моего отца.

 Когда потусторонний всасывающий звук в пространстве стих, я выпрямилась. Острия моих мечей смотрели в пол – усталые, хорошо поработавшие сегодня. Но одному из клинков ещё предстояло сделать последний взмах, и он его сделал, отделяя голову лорда Немета от туловища. Иначе эта месть никогда не закончится.