Морская ведьма

Ключ лежал на переднем крыльце под буйком, которым отмечают местоположение ловушки для лобстеров.

Совсем как дома. Калеб сжал в кулаке потускневший металлический ключ, раздумывая о том, от каких еще привычек его брат так и не избавился спустя двадцать пять лет.

Он поднял руку, чтобы постучать в дверь.

— Есть кто-нибудь дома?

Никакого ответа. Тишина.

— Дверь не заперта, — заметила Мэгги.

Калеб потрогал ручку. И, естественно, она легко повернулась в его ладони.

— Селки не опасаются воровства?

Она пожала плечами.

— Мы не придаем значениям таким вещам. То, что принес один прилив, с легкостью может забрать другой.

— Хотел бы я послушать, как ты станешь объяснять это судье, — недовольно проворчал он.

— Очень просто, — улыбнулась Мэгги. — У шкуры нет карманов.

Он настороженно прищурился, ожидая подвоха.

— Я пошутила, — честно призналась она.

Сдержанная улыбка пробежала по его губам.

— Да, я догадался.

Просто раньше он никогда не слышал, чтобы она пыталась шутить. И, как у четырехлетнего малыша, сочинившего первую в своей жизни дразнилку, шутка казалась неуклюжей, трогательной и… совсем человеческой.

Сердце у него споткнулось и сбилось с ритма. Он поспешно толкнул входную дверь.

Внутри хижина выглядела так же, как и любое обшарпанное жилище, предназначенное исключительно для летнего отдыха в штате Мэн: стены, обитые потемневшими от времени сучковатыми сосновыми досками, рваный линолеум на полу, ржавые петли и устаревшие электроприборы. Вокруг дверцы холодильника наросла плесень. На полках внутри была бутылка кетчупа, зачерствевшая буханка хлеба и початый ящик с пивом. «Интересно, где Дилан покупал свои припасы?» — мельком подумал Калеб. Уж не на Краю Света, во всяком случае.

Царившие в комнате запахи заставили Мэгги поморщиться.

— Не думаю, что Гвинет спрятала свою котиковую шкуру в холодильнике.

— Согласен. — Калеб закрыл дверцу.

Забудь о брате. Сейчас для него имела значение только Мэгги.

— Наверное, мне стоит посмотреть снаружи, пока ты будешь искать внутри, — предложила она.

Калеб окинул взглядом четыре квадратные стены и узкий коридор, который вел… Куда, в спальню? В ванную?

— Тут и искать-то особенно негде.

Губы Мэгги дрогнули в улыбке.

— В таком случае ты быстро управишься.

Ему не нравилось то, что им придется разделиться. Но, в конце концов, они были на острове, на котором его братец даже не озаботился запереть дверь…

— Держись поближе к дому, — предостерег он ее. — Чтобы я мог тебя видеть.

Она безмятежно взглянула на него сквозь ресницы.

— Конечно.

И от этой большеглазой невинности в голове у него зазвенели тревожные колокольчики.

Но ведь она дождалась его в ресторане.

— Похоже, нам придется заниматься этим вместе, — сказала она.

Он хотел верить ей.

Вынужден был верить ей.

Калеб широкими шагами двинулся по коридору.

Глядя, как высокая, сильная фигура Калеба исчезает в дверном проеме, Маргред ощутила непреодолимое желание окликнуть его, заставить вернуться, шепнуть ему что-нибудь на прощание, поцеловать…

Глупое, женское, человеческое желание.

Она нетерпеливо выскочила через переднюю дверь на крыльцо и быстрыми шагами пересекла небольшой дворик, залитый лучами яркого солнца, заросший ромашками и чертополохом. Оказавшись в тени высокой ели, она обернулась и бросила последний взгляд на дом.

А потом побежала изо всех сил.

Калеб осматривал комнату так, как привык осматривать место преступления, сунув руки в карманы, оценивающе скользя взглядом по окружающей обстановке и держа в узде обуревавшие его эмоции.

Если это действительно была комната Дилана, то вкусы его братца за прошедшие двадцать пять лет не особенно изменились. Темно-синее полосатое покрывало на кровати было из того же самого грубого, стеганого материала, что и в детстве. Мебель была старомодной и разнокалиберной. И только королевских размеров матрас и украшенный изысканной резьбой морской сундучок, стоявший в ногах кровати, свидетельствовали о том, что Дилан вырос.

Изменился.

Небольшая фотография в рамочке на комоде привлекла внимание Калеба. Он подошел ближе и наклонился, чтобы рассмотреть ее повнимательнее.

От удивления в горле у него застрял комок. Он узнал фотографию. Проклятье! Ведь он сам снят на ней, в возрасте десяти лет, с Люси на коленях. А позади них, нахмурившись и сердито глядя в объектив, стоял тринадцатилетний Дилан.

Воспоминания обрушились на Калеба, как боль от старой, внезапно открывшейся раны: вот мать, смеющаяся и довольная, глядя на них в видоискатель фотоаппарата, просит Дилана улыбнуться. Интересно, знала ли она тогда, что вот-вот бросит их? Или она сохранила снимок на память о своих детях, которых оставила одних? Быть может, и брат сохранил эту старую фотографию по той же причине?

Или, как знать, фотография, как и покрывало на кровати, и плесень на кухне, стали для Дилана настолько привычными за долгие годы, что он просто не видел и не замечал их?

Впрочем, Калебу было плевать на мотивы и резоны своего чертова братца.

Он отдернул занавеску встроенного шкафа для одежды и с удивлением обнаружил вполне современный гардероб. Быстро просмотрев содержимое выдвижных ящиков комода с зеркалом, он перенес свое внимание на морской сундучок в ногах кровати.

Но его взгляд почему-то не мог остановиться на нем. Соскальзывал и уходил в сторону. Калеб нахмурился. Это не походило на магический полог, наброшенный на остров. Он отчетливо видел проклятую штуковину. Но при этом испытывал странное нежелание подойти к сундучку ближе. Коснуться его.

Не обращая внимания на взбунтовавшееся чутье и неприятное покалывание в кончиках пальцев, он тяжело опустился на колени рядом с сундучком и поднял крышку.

Калеб негромко присвистнул от удивления, чувствуя, как у него перехватило дыхание. Он все-таки сорвал джекпот!

Нашел клад, закопанный пиратами на берегу, Святой Грааль рыцарей-крестоносцев, горшок с золотом на конце радуги. Он уставился на россыпь сверкающих монет с изображениями богинь и королей, индейцев и орлов. Слитки золота просвечивали сквозь длинные пряди богатого… Меха.

Котиковая шкура.

Сердце кузнечным молотом бухало в груди. Шкура Гвинет? Или Дилана?

Только Мэгги могла дать ответ на этот вопрос.

Значит, надо позвать ее.

Он видел, что сделал демон с ее погибшей подругой. Мэгги жаловалась на то, что Калеб не понимает, с чем им пришлось столкнуться, но он хорошо знал обличья зла. В конце концов, он был полицейским. Солдатом. Он видел умерших детей и избитых жен, застреленных владельцев магазинов и взорванных школьников. Он знал, что могут сотворить с себе подобными люди, обуреваемые ненавистью или жадностью, одержимые высокоумной политической риторикой или религиозным исступлением.

С жалким оружием в руках он сражался против врага, которого невозможно победить, против бедности, преступности и безнадежности, против фанатиков и инсургентов.

И сейчас он будет драться, потому что у него нет другого выхода. Потому что кроме него некому больше было это сделать, а Мэгги не сможет справиться со здешним злом в одиночку.

Но если они проиграют, если на них в буквальном смысле обрушится ад, он хотел, чтобы она уцелела. По крайней мере котиковая шкура даст ей шанс на спасение, шанс вернуться в море, которое она так любит.

А если они победят…

Калеб опустил крышку сундучка, недовольно отметив про себя, что у него дрожат руки. Он не мог позволить себе раздумывать над тем, что сделает Мэгги, если они победят.

Мэгги ломилась сквозь заросли по скользкой, поросшей бурьяном тропинке, словно за нею по пятам гнались псы Ада во главе с Цербером.