Лотэр (ЛП)

«Потому что я — его Невеста».

Саройя, игнорируя мать Элизабет, перевела взгляд на маленькое окошко в стене трейлера и уставилась на неприветливые и пустынные окрестности. Неужели, устраивая эту бойню, она на самом деле втайне надеялась привлечь внимание Лотэра?

«Сколько ещё я должна дожидаться его в этой забытой богами глуши? От него ни слуху, ни духу!»

Лотэр говорил ей, что за его головой охотится целый сонм врагов, движимых древней, как мир, кровной местью: «Если вампиров оценивают по силе и грозности их врагов, то можешь смело считать меня по-настоящему страшным вампиром, богиня. А если по их числу, то мне просто нет равных».

Может быть, его враги одержали верх?

Саройя не собиралась больше здесь задерживаться. Пирсы начали приковывать Элизабет на ночь к кровати, чтобы она не убивала. А ведь для неё убийства — единственный смысл жизни.

Вспомнив о том, как с ней обращались в этом доме, Саройя снова сосредоточилась на матери девчонки.

— Да, твоя дочь будет моей навеки. И когда я прирежу тебя, займусь твоим младшим сыночком, выпотрошу его, а потом пройдусь по всей вашей семейке, как чума, — сообщила Саройя. Подняв мясницкий нож над головой, убийца шагнула вперёд…

Внезапно тёмные пятна расплылись у неё перед глазами, и голова закружилась.

«Нет, нет!»

Элизабет приходила в себя, врываясь в сознание Саройи с силой товарного поезда. Каждый раз девчонка выныривала из бессознательного состояния, как если бы её топили, а она, хорошенько нахлебавшись воды, всё же вырывалась на поверхность. Такой напор и отчаяние неизменно буквально сметали богиню.

Что ж, маленькая сучка может и вернёт себе контроль над телом, но как обычно очнётся посреди воплотившегося ночного кошмара.

— Наслаждайся, Элизабет…

Колени подогнулись, спина припечаталась к полу. Тьма.

Всё, что слышала Элли Пирс — бешеный стук сердца…

Она очнулась от неистового грохота у себя в ушах. Элли лежала, крепко зажмурившись, на полу в трейлере своей семьи. Всё тело было в чём-то липком и тёплом.

Вокруг стояла гробовая тишина, разрываемая лишь её собственным порывистым дыханием, треском поленьев в очаге и лаем собак, надрывавшихся снаружи. Элли не помнила, как здесь оказалась и сколько пролежала без сознания.

— Мама, получилось? — прошептала она, приоткрыв глаза. Может быть, служителям церкви всё удалось?

«Прошу тебя, Боже, только бы обряд сработал… это же моя последняя надежда».

Когда глаза привыкли к царившему в помещении полумраку, разбавленному лишь светом огня в очаге, Элли приподняла голову и осмотрела себя. Её футболка, поношенные джинсы и ботинки из секонд-хенда, всё было мокрым до нитки.

Пропиталось… кровью. Девушка сглотнула комок в горле.

«Кровь не моя. О, Боже»!

В её руках была зажата рукоять огромного мясницкого ножа, с которого капала кровь.

«Я же сказала им, чтобы не снимали с меня цепи, пока не придут дядя и двоюродные братья!»

Но преподобный Слокамб и его коллеги из церковной «службы спасения» самонадеянно сочли, что способны с справиться с этим…

Какое-то движение привлекло внимание Элли. Кочерга?

Зажатая в руках её матери.

— Постой! — Элли едва успела перекатиться на бок, когда кочерга обрушилась на пол, как раз в том месте, где только что лежала голова девушки. Брызги крови полетели во все стороны, словно на полу была лужа, а не ковёр.

— Изыди, нечестивая тварь! — закричала мама, замахиваясь кочергой для нового удара. — Ты забрала у меня дочь, но моего сына тебе не видать!

— Погоди! — Элизабет поднялась на ноги и, отбросив нож, протянула к ней руки ладонями вверх. — Это я!

Мама кочергу не опустила. Её тёмно-рыжие волосы растрепались и висели спутанными прядями вокруг гладкого, ещё не тронутого морщинами лица. Склонив голову к плечу, она потерлась лбом о предплечье и отодвинула упавшие на глаза локоны.

— Ага, ты уже это говорила, а опосля начала тут рычать на своём демонском языке и всех порешила! — Чёрные дорожки от потёкшей туши пролегли на щеках матери, её персиковая помада размазалась по подбородку. — Говорила-говорила. Аккурат перед тем, как поубивала всех священников!

— Поубивала? — Элли обернулась и замерла при виде картины кровавого побоища, царившего вокруг.

Пять разрубленных на части тел валялись по всей гостиной.

Эти люди приехали сюда, потому что её мать засыпала их письмами, умоляя о помощи и приводя доказательства одержимости Элли. Аудиозаписи, на которых дочь говорила на мёртвых языках, хотя не могла их знать, фотографии, где её рукой были написаны послания кровью, но она не помнила ни когда, ни при каких обстоятельствах это писала. Однажды она написала на шумерском: «Падите предо мной».

И вот теперь голова преподобного Слокамба лежала рядом с остальными его останками. Язык мертвеца вывалился из приоткрытого рта, а глаза остекленели. На теле недоставало одной руки. Элли словно в тумане увидела подходящую руку под обеденным столом. Конечность валялась рядом с кучей скальпов и сваленных грудой отрубленных пальцев.

Элизабет прижала ладонь ко рту, пытаясь совладать с рвотными позывами. Эти пятеро поклялись изгнать из неё демона. А демон разделал их, словно свиней на бойне.

— Эт-то… я натворила?

— А то ты не знаешь, демон! — Мама замахнулась кочергой. — Иди, играй в эти игры с кем другим!

Элли начала царапать грудь. Казалось, по коже бегали мурашки, будто это существо внутри ворочалось прямо под ней.

«Ненавижу, ненавижу, как же я ненавижу эту тварь…»

Мысли демона всегда были закрыты для Элли, но сейчас ей казалась, что она буквально кожей ощущает, как чудовище злорадствует.

Где-то вдалеке завыли сирены, и собаки за окном залаяли ещё громче.

— О боже, мама, только не говори, что ты вызвала этого пустозвона шерифа?

Семья Элли жила в горах с незапамятных времён. И полицейские тут были не в чести.

Вот тут-то мама и бросила кочергу.

— Ты взаправду Элли? Демон сказал, что на этот раз всё. Что ты больше к нам не вернёшься никогда.

Не удивительно, что мама на неё напала.

— Это я, — подтвердила девушка через плечо и устремилась к окну, стараясь не думать о том, почему так хлюпают её ботинки по ковру. Отдёрнув пропитавшиеся сигаретным дымом шторы, она уставилась в ночь.

Снизу по заснеженной дороге, извивающейся по склону, поднималась машина шерифа, сверкая синими огнями. За ней двигалась ещё одна полицейская машина.

— Я должна была вызвать их, Элли! Я должна была остановить демона. А потом ихний диспетчер услышал, как завопили священники…

«Что же мне делать?.. Что я вообще могу сделать?..»

В девятнадцать лет слишком рано отправляться в тюрьму! Уж лучше умереть. Элизабет и так уже посещали мысли о самоубийстве на случай, если изгнание демона провалится.

Потому что пять мёртвых священников, лежавших на полу трейлера, — далеко не первые жертвы демона.

С тех пор, как год назад эта тварь завладела телом Элли, она убила ещё как минимум двоих людей. По крайней мере, двоих, о которых Пирсам было известно.

Однажды Элизабет очнулась у себя в кровати, а рядом лежал остывающий труп мужчины средних лет с перерезанной от уха до уха глоткой.

В семье Пирсов не знали, что и думать. Неужели их конкуренты из другого клана подложили это тело? Но почему выбрали Элли? И почему у неё руки в крови?

Кузены по-тихому закопали того человека за амбаром на склоне горы, и порешив между собой, что мужик, должно быть, сам виноват в случившемся, решили молчать об этом и забыть.

Семья начала подозревать, что Элли одержима лишь тогда, когда она притащила изувеченного коммивояжера из угледобывающей компании, а потом «поносила» родственников такими словами, каких девочка, вроде Элли, «знать не знала и слыхом не слыхивала».

С тех пор мама и дядя Эфраим начали приковывать её каждый вечер цепями, словно одного из кобелей во дворе. Элли ненавидела эти цепи, но, несмотря на то, что ей не составило бы труда открыть замки подручными средствами, терпеливо сносила все неудобства.