Клятва крови (ЛП)

– Сядь, – отдал отец тихий приказ.

Она знала, где он хотел ее видеть, и подошла к креслу напротив его стола, опустилась на антиквариат, не выпуская рюкзак из рук. Последнее, что она хотела – чтобы отец забрал его.

Во время их противостояния рюкзак символизировал для нее свободу.

Феликс сел за стол и свел пальцы, словно пытался обрести контроль.

– Ты знаешь, что происходит, когда женщина выходит из дома без сопровождения.

Элиза снова подняла глаза на потолок и старалась отвечать тихо.

– Я – не Эллисон.

– Ты была одна в человеческом мире. Как и она.

– Я знаю, куда она ходила. И, отец, это был не университет.

– Я не стану обсуждать подробности и тебе не советую. Что ты сделаешь – так это поклянешься мне, здесь и сейчас, что больше ты не обманешь мое доверие. Что ты останешься здесь и…

Элиза вскочила с кресла, прежде чем успела подумать.

– Я не могу тратить жизнь впустую, просиживая все ночи дома, нигде не бывая и занимаясь только вышивкой. Я хочу получить ученую степень. Я хочу закончить начатое! Я хочу жить!

Он отшатнулся, казалось, удивленный ее вспышкой. Пытаясь сгладить нарушение субординации, Элиза опустилась на кресло.

– Прости меня, Отец. Я не хотела выражаться так резко, просто… почему ты не можешь понять, что я хочу жить своей жизнью?

– Это не твоя судьба, и тебе это известно. Я был более чем снисходителен к тебе, но это время прошло. Я подберу достойных кандидатов для брака…

Элиза откинула голову назад.

– Отец, я хочу чего-то большего.

– Твоя двоюродная сестра мертва. А во время набегов они лишились своего сына! Ты каждую ночь видишь страдания ее родителей. Ты хочешь для меня того же? Ты настолько меня не любишь, что хочешь обречь на скорбь по единственной дочери после того, как я уже лишился своей шеллан?

Проглотив стон, Элиза уставилась на стол. Предметы на его поверхности… фотография с ней и с ее мамэн в рамке из стерлингового серебра, ручки в подставках, пепельница с одной из его трубок… она знала все это, как свои пять пальцев, вещи, которые всегда были в ее жизни, являлись частью комфорта этого дома, символами безопасности, которую она когда-то ценила, но от которой так хотела сбежать.

– И? – спросил отец. – Ты этого хочешь для меня?

– Я хочу поговорить о ней. – Элиза подалась вперед. – Никто не говорит об Эллисон. Я даже не знаю, как она умерла. Пэйтон приехал сюда и разговаривал с вами троими за закрытыми дверьми… а потом я узнаю, что ее дверь наглухо закрыта, тетя не поднимается с кровати, а дядя выглядит как зомби. Мне не сказали ни слова. Не было Церемонии ухода в Забвение, поминок, только глухой вакуум и всеобщее страдание. Почему мы просто не можем переступить через это и быть честны…

– Речь не о твоей двоюродной сестре…

– Ее звали Эллисон. Почему ты не можешь назвать ее по имени?

Отец еще сильнее сжал свои тонкие губы.

– Не пытайся отвлечь меня от настоящей проблемы. От того, что лгала, подвергая свою жизнь опасности. Произошедшее с твоей сестрой – в прошлом. И это не обсуждается.

Элиза покачала головой.

– Ты не прав. И если ты пытаешься использовать случившееся с ней, чтобы убедить меня, то лучше расскажи, что произошло.

– Я ничего не должен тебе объяснять. – Отец ударил кулаком по столу, от чего подпрыгнула одна из фотографий. – Ты – моя дочь. Одного этого достаточно.

– Почему ты так боишься говорить о ней?

– Закончим этот разговор…

– Потому что считаешь, что она заслужила это? – Элиза чувствовала, как ее начало потряхивать, когда она, наконец, высказала то, о чем думала на протяжении недель. – Никто в этом доме ничего не говорит, потому что вы все не одобряли ее поведение, и тот факт, что она умерла из-за этого, не печалит вас, а только бесит? Злит, потому что вы боитесь очернить свое имя в глазах общества?

– Элиза! Тебя воспитывали не…

– Эллисон уходила по ночам. Встречалась с мужчинами не нашего класса, спала с людьми…

– Прекрати!

– … а сейчас она мертва. Ответь мне, только честно, ты, правда, боишься, что я пострадаю… или боишься потенциального позора для себя и своего рода? Одну опозоренную женщину с трагичной судьбой рано или поздно забудут, но двух? Никогда. Так в этом правда, отец? Если да, то это намного ужасней моего желания закончить образование.

Акс ушел из «Ключей» с запахом человеческой женщины на себе. Выходя из зданий, связанных между собой внутренними переходами, он вдохнул холодный свежий воздух, чувствуя, как под плащом от разгоряченного тела исходит жар. С завесы облаков падали снежинки, а город вокруг жил своей жизнью – издалека доносился рёв сирен, приглушенная клубная музыка, шум машин с Северного шоссе.

Он хотел отправиться домой и принять душ, смыть с себя грязь извращенного секса, которая покрывала все его тело, но времени не было.

Найдя густую тень, Акс стянул маску-череп, которую сделал своими руками, и убрал в плащ. Потом скинул тяжелую ткань с плеч, достал черную «алкоголичку», спрятанную в другом внутреннем кармане и натянул майку на тело. Оружие было спрятано в других отделениях, и он достал пистолеты и кобуру, крепившиеся на липучки. Вооружившись, Акс свернул кучу ткани до размеров обычного плаща длиной три четверти.

Мгновенье спустя он дематериализовался, обретая форму в переулке через одиннадцать кварталов, в худшем районе Колди.

Из учеников он явился не первым. Пэйтон и Бун уже были на месте, стояли возле пожарного выхода. Во всем черном и так же тяжело вооруженные, как и Акс, но, в отличие от него, от них не разило сексом.

И от Пэйтона в кои-то веки не пахло выпивкой и травкой. Охренеть, это чудо.

Мужчина ухмыльнулся.

– Дел невпроворот?

– Вовсе нет. – Акс пожал его руку, потом поздоровался Буна. – Где остальные?

Пэйтон улыбнулся, сверкая клыками. Парень словно сошел со страниц Справочника Племенных Пород… именно таких типов Акс ненавидел из принципа. Богатенький блондин с полированными ногтями и гардеробом, которому позавидует Зуландер ^[11], Пэй-Пэй был той еще занозой в заднице. Единственное, что спасало его? Он был знатным бойцом, и не осознавал предела своих возможностей то ли из-за высокомерия, то ли по скудоумию: во время тренировок он дрался так же отчаянно, как и остальные, слишком рисковал собой и своей безопасностью, и был настолько неуправляемым, что напоминал Аксу «Ламборгини» без половины колес, шасси и тормозов.

Летевший на скорости в кирпичную стену.

Так что да, Пэйтон, первый сын Пейтона, был исключением из правила «Аристократов нельзя выпускать на поле боя».

Но Акс все равно не торопился брататься с ним.

И не с ним одним.

Бун, с другой стороны, был анти-Пэй-Пэем. Молчаливый, огромный, с невероятной физической подготовкой, в их группе он считался крадущимся тигром, тихоней, себе на уме и державшимся в стороне; такой способен наброситься со спины и перерезать горло ножом, о существовании которого ты даже не догадываешься. Акс был уверен, что кто-то изрядно подгадил ему в жизни. Несмотря на внешнее хладнокровие, Бун никогда полностью не расслаблялся и не терял бдительность. Читал ли он что-то в своем айФоне, слушал музыку в автобусе или ждал приказаний от Братьев, всегда казалось, что он следит за местоположением каждого в заданном пространстве.

Словно ждал нападения… и будь он проклят, если позволит кому-то одолеть себя.

В тихом омуте, – Акс всегда вспоминал пословицу, оставаясь начеку. Не то ублюдок прирежет тебя и глазом не моргнет.

Крэйг и Пэрадайз явились следующими, одетые во все черное и обвешанные оружием. Они вели себя как супруги, но без телячьих нежностей. И хвала Богу за это.

В конце концов, Акс ненавидел тошноту и рвоту… а что гарантированно подаст желудку сигнал к эвакуации? Сюсюкающаяся и поедающая друг друга взглядом влюбленная парочка. А три года назад, когда он сидел на героине нон-стоп, больше всего он боялся обдолбаться так сильно, что не сможет переключить марафон долбаной Сандры Буллок на другой канал.