Оранжевый блюз

Маэстро опустил веки и отрешённо произнёс:

– Мы будем жить светло и вольно,

И ветер гнёзда нам совьёт;

А боль прольётся колокольно

И судьбы в песню соберет…

Юна подняла голову и, озарив любимого небесным взором, восхищенно залепетала:

– Гениально. А это откуда?..

– Да это я… на ходу сейчас… совершил. Что-то в душу влетело, – не пойму чего, – растерянно ответил Маэстро и улыбнулся.

– Это надо записывать.

– Да я запомнил.

– Надо и мне запомнить.

– Я тебе запишу потом.

– Не забудь, – добавила Юна.

– А когда я забывал? – улыбнулся Маэстро.

– Никогда, – с улыбкой ответила Юна, глядя ему в глаза. – А это значит – мы с тобою навсегда. В смысле, когда всё помнишь – то вечность чувствуешь. И мы – в ней… Неразлучны…

– Да ты – тоже не промах, – восхитился Маэстро. – Верно мыслишь.

Юна продолжала смотреть ему в глаза, как бы продлевая состояние этих счастливых, беззаботных минут и даря своему избраннику все свои чувства… Тут он оживился и весело произнёс:

– Ну, что у нас сегодня в реестре желаний?

– А чего мы пожелаем? – мило осведомилась Юна.

– А чего угодно, – парировал он.

– Ну, тогда будем отдыхать и ни о чём не думать. После сегодняшних перипетий следует расслабиться, – завершила Юна.

Она встала и включила телевизор… Там водка «Зверь» проверяла на прочность сладкую парочку «твикс», а куриные окорочка улетали в деревню Гадюкино, и голос за кадром предлагал «сникерснуть…» Юна переключила программу. На экране гудела митингующая толпа. Какой-то видный мужик орал в мегафон о том, что «всё в наших руках и поблажки никому не будет». Юна опять переключила канал. С экрана вещал астролог о том, чтобы «козероги» в субботу не выходили на улицу, дабы не сломать себе ног…

– Бред, – глухо выдохнул Маэстро.

Юна выключила телевизор.

Маэстро держал в руках светлый том Максимилиана Волошина. Он наугад открыл книгу, и взор его напрягло заглавие, обозначенное крупными буквами: «Пророки и мстители». Маэстро погрузился в чтение…

Тем временем Юлиана принялась штудировать поэтическое Послание, зафиксированное на тетрадном листе…

Трудно сказать – повлияла ли книга или безмолвное погружение Юлианы в сферу тайного языка откровений, только Маэстро вдруг постиг нечто большее, чем книжный текст и магия мудрости, а именно – текст главы, которую он начал читать, как-то сам по себе растворился, и вместо него Маэстро стал созерцать довольно странные картины живого действия…

Перед ним плыл какой-то серый грязный дым, сквозь который тревожно пробивались вспышки света, напоминавшие мигающие сигналы… Дымную пелену разорвал большой стратегический вертолёт, летевший совсем низко над землёй; внезапно он завис, всколыхнув угрюмое марево, и раскачиваясь, стал освещать прожектором пустынную местность. В этом запустелом пространстве появились люди, похожие на сталкеров, в спецодежде ОЗК; они «прочёсывали» землю длинными, изогнутыми снизу приборами, а вертолёт освещал их своим мощным лучом прожектора по ходу действия… Рядом виднелись какие-то покосившиеся столбы с указателями, нагромождения арматуры и хлама. В небе появились ещё вертолёты, от них шли лучи прожекторов, и вся местность вокруг озарилась жутковатым свечением, приняв вид немого гротеска. Прямо над горизонтом зажглись пульсирующие красно-огненные цифры, – вероятно, они означали какие-то даты…

Внезапно всё исчезло, дым рассеялся, и рассветное зарево ослепило мир… Небесная синева определила границы тени и света, озарив большую поляну, усеянную густыми травами и цветами. В воздухе возникла большая белая птица, похожая на орла, с огромными крыльями. Она приближалась и, вырастая в своём вольном движении, всё больше напоминала ангела… Распахнув крыла, птица на бреющем полёте описала круг над поляной и резко взмыла ввысь. Она летела дальше – над непроходимым дремучим лесом, оставляя за собой шлейф светлой дымки, и этот странный след стелился за нею по дикому лесу туманно сиявшей стезёй, как бы определяя некий маршрут… На несколько мгновений всё окутал туман… Когда он рассеялся, внизу простирался огромный город, суета движения которого была подобна ускоренной прокрутке видеоплёнки. Внезапный стоп-кадр зафиксировал чёткий негатив. И в этом негативе всякая структура имела свою пульсацию; но самое удивительное заключалось в том, что эта феерическая пульсация неотвратимо рвалась наружу, как бы желая из негатива стать позитивом… Так же и каждый человек изнутри вспыхивал и тут же угасал, повторяя то же самое, но с ещё большей силой… Стоп-кадр медленно, напряжённо начал проявляться… Постепенно стали проступать живые контуры мира – они плавно переходили из негатива в позитив… Через некоторое время всё: люди, деревья, здания стали жизненными и привычными, но самое интересное было то, что ускоренная «прокрутка» исчезла, – жизнь приняла свой обычный ритм… Один из патриархальных домов своим полураспахнутым окном как бы манил к себе и звал. Этот зов своей тягой приблизил взгляд, колыхнулась воздушная занавесь, обдав душу блаженством. Всё стало уютной квартирой…

Маэстро закрыл книгу и посмотрел на Юлиану. Она, облокотившись о стол, продолжала самозабвенно штудировать стихи-послание… Маэстро отложил в сторону книгу и тихо произнёс:

– Родная, ты где?

– Я здесь, – улыбнулась Юна, оторвавшись от чтения, и присела рядом с любимым.

– Может, чаю попьём? – по-детски выговорил Маэстро.

– Запросто, – весело ответила Юна и ушла заваривать чай.

Маэстро тупо уставился на окно и пребывал в этой прострации до её прихода. Юна поставила кружки на сервировочный столик:

– Готово!

Маэстро встрепенулся и приблизился к чаю…

Юна принесла ещё с кухни тарелку с бутербродами и поставила её рядом с чаем, а сама приютилась на пуфике возле любимого.

Маэстро отхлёбывал чай из своей кружки и не спеша рассуждал:

– Я вот думаю: живёт человек, живёт… и не знает, что ему ближе – хлеб или воздух…

Он взял бутерброд и спокойно начал его поглощать, медленно запивая чаем.

– Ты к чему это? – удивлённо спросила Юна, тоже взяв бутерброд с чаем.

Он покончил с бутербродом, ещё отхлебнул чаю и задумчиво продолжил:

– Один древний отшельник сеял хлеб, а пожинал воздух… Он продавал что-нибудь из своего имущества и на эти деньги покупал хлеб у других. Затем бедолага снова засеивал поле зерном, а когда наступало время жатвы, он вновь приходил к опустевшему полю…

– Кто же так зло шутил? – заворожённо спросила Юна.

– Просто этот человек был слишком занят собой, чтобы следить за посевом, и у него воровали хлеб, зная его слабости… И тогда он решил засеивать жизнь… словом. Ведь слово, как и воздух, ни у кого не отнять. И жатва его была велика… Так что, Юна, каждый – сам строитель своей жизни.

Юлиана трепетно смотрела на своего философа. Он продолжал:

– Да что там слово, – всякая мысль, витая в пространстве, соединяется с себе подобной, энергетически усиливаясь. Так создается сообщество людей, близких по духу, хоть и не знакомых между собой.

– Поэтому мы и встретились, – радостно заметила Юна.

– Наверное… Так что, получается – воздух дороже. Но люди не знают этому цены, – констатировал Маэстро.

Он вздохнул и покончил с чаем.

– Логично, – продолжила Юна. – Но что делать человеку, допустим, если он совсем одинок и в безысходности?..

– Стань плодом, вот и всё, – парировал Маэстро.

– Интересная мысль, – Юна задумалась.

– Видимо, в этом истина, – добавил Маэстро.

Возникла пауза…

– Ну ладно, не будем утяжелять себе головы и что-нибудь сыграем, – достойно произнёс Маэстро и встал.

И это был шаг в таинство Духа…

Он достал из футляра флейту, сделал глубокий вдох и, закрыв глаза, заиграл… Квартиру наполнила драматически-возвышенная мелодия… Юна вся озарилась этой пленительной, непостижимой, всеутоляющей силой музыки, которая витала, казалось, по всей Вселенной, восторгаясь и плача, воздавая свои безумные почести свободе и жизни…