Пыльными дорогами. Путница (СИ)

- Останусь, знаешь ведь, - как выдохнула.

В эту ночь Ладимир мою косу расплетал и платье, узорами расшитое, от его руки на пол упало.

Не думала я ни о чем больше. Имя его шептала только иногда, а пальцы в темных волосах тонули снова и снова. Чудилось будто сердца наши как одно бьются, и сама себе не верила.

Руки его ласковые крепко меня обнимали, не отпускали ни на миг. Губы целовали сладко-сладко. И чувствовала я, что одно мы теперь, не разорвать никому. До смерти помнить буду эту ночь. Целый век, что отпущен богами.

- Лисица ты моя, - прошептал Ладимир после, когда волосы мои с плеч в сторону откидывал. Они падали на постель рыжим водопадом. - Будто огонь...

Я только улыбнулась, обняла его крепче и на груди уснула.

Одни лишь боги мне судьи.

***

Тихонько, на цыпочках, я вышла в коридор. Час ранний - никто не должен меня заметить.

Светлые боги, как же я обманулась!

Прямо за дверью стояла Хельга. Северянка выглядела так будто и не ложилась с самого вечера - аккуратно убранные волосы, разглаженное платье, на лице - спокойное равнодушие. Не перестаю дивиться, как она только умудряется такой безупречной быть.

- Тихое утро, Вёльма, - лишь сказала Хельга и прошла дальше, по своим делам.

- Тихое утро... - вымолвила я в ответ.

Не пошла, побежала к себе, заперлась. Надобно теперь в порядок себя привести да к Всеславу идти.

Как уходила я, Ладимир еще спал. Тихонько собралась, чтоб его не тревожить.

Вспомнив вчерашний вечер, невольно улыбнулась, и видать краской залилась - так жаром-то и обдало. Ох, натворила ты дел, лисица рыжая! Натворила и рада-радешенька, и не жалеешь ни о чем.

За окошком заря утренняя алым цветком распускалась, а я в зеркальце небольшое смотрела. Выпросила его у Варвары. Зачем ей целых три-то? пусть одно и мне будет.

Хельга... и чего ей не спится, окаянной? Неужто в Скельдиании положено ни свет ни заря подниматься и по домам бродить? Ясно теперь, чего она так на меня смотрела - и думать нечего, почему это девка с утра лохматой-растрепанной, кое-как одетой да со следами поцелуев на шее выходит.

Не такая баба Хельга, чтоб болтать налево-направо, не скажет никому. А Велимир и без того обо всем знает да тоже сор из избы не понесет. Ладимир хвастаться не станет, а я и подавно. Потому так будет - наше это дело, мое и его. Наша любовь, нам и ответ держать. А коли нужно будет за себя сказать, так я и отвечу перед богами.

Расчесалась, а косу собирать не спешила. Как упадут волосы свободными на плечи, так будто и краше стану. Ладимир вон как долго любовался как струятся мои рыжие пряди в его руках. «Будто огонь», - говорил вчера.

Меня-то боги одним огнем наградили, а его другим. Глаза так колдовским пламенем и горят, и мир весь в них отражается. Как взгляну - кажется, оторвусь от земли и взлечу будто птаха небесная, и руки крыльями станут - прямо под ясный небосвод отправлюсь. А все ведь на земле стоять продолжаю.

Вот она любовь - силища какая! Врут люди, что злая, не верьте. То конец ее злым иной раз обернется да не у всех. А любовь, ежели только из сердца самого, та к звездам поднимает и душа с ней летит, а не по земле шагает, на посох опираясь.

Всеслав нынче хмурый был. Не улыбался, не шутил. Сидел только и старую летопись читал. С ним и Варвара с Тишкой притихли. То они все собачатся меж собой, а сегодня примолкли.

- Что смурной такой, Всеслав? - решилась спросить.

- Не всем же сиять медным грошем, как ты, лисица.

- А чего ж не сиять, коли повод найдется? - не смутилась я.

- А то-то и оно, что нет повода ладного.

- Случилось что?

- Давно уж случилось, Вёльма, давно. Гарнарцы треклятые поедом жрут, скельдианы надумали вон в войну ввязаться, нам помочь, а тут еще и ельнийцы, чтоб им пропасть на месте, в гости заявиться решились.

- Ельнийцы? - я едва сдержалась, чтоб свой восторг не выказать. Уж сколько я слышала про этот народ чудной, сколько сказок знаю мне б вот хоть одним глазком на ельнийца настоящего глянуть. Только Всеславу об этом ни намека. - Чего им понадобилось?

- Того ж, что и скельдианам, Беларде помочь.

- Разве ж плохо?

- Плохо-то неплохо, а не время сейчас князю почести гостям воздавать да красные дорожки разворачивать. Ельнийский королевич вознамерился на Сияне Мстиславовне жениться, как только Ихмета разобьем. Вот и решил он и доблестью воинской покрасоваться, и девицу просватать.

- Так вроде ж просватана, - не разобрала я.

- Мстислав наш и ельнийский король, имена у них - сама ушедшая заплутает, еще год назад об том говаривали. Теперь вроде и срок пришел. Да есть еще проблема одна. Сияна как и вся Беларда молодым богам поклоняется, а ельниец требует, чтоб девица его веру приняла.

- И князь согласен?

- Куда денется! Законы такие, а чтоб Беларду отстоять, Мстислав еще не на то решится.

Я только открыла рот и развела руками:

- Разве ж возможно такое? От богов, от веры своей отказаться! Грех ведь страшный, не будет покоя после.

Всеслав поглядел на меня и чуть улыбнулся - одними только глазами.

- Молода ты еще, Вёльма, видишь лишь то, о чем говорят. Боги - они едины для всего света. Это уж люди зовут их разными именами.

- Так если ж едины, чего Сияне в ельнийскую веру не перейти? - спросила, все еще не соглашаясь с Всеславом. Как же так, что едины? Выходит, ельнийцы в тех же богов верят? Нет уж. Наша вера правильная, а их нет.

- Сияна из княжеского рода. Простому-то от заветов предков отступить нельзя, а ей и подавно. К тому ж, представь себя на месте княжны - везут в чужой край, замуж выходить велят, а слова-то и не спросят.

- Жаль ее за это, - согласилась я. На своей шкуре испытала, что такое, когда принуждают за немилого идти. А Сияна та же девка только крови высокой. - Так а чем же тебе это аукнулось, Всеслав?

- Я, Вёльма, не только чародей, но и в советниках князя хожу. Мстислав велел ельнийцам почетный прием готовить и заодно про веру их узнать. А я в Ельнии так давно был, что и не помню толком.

Я придвинулась ближе к старику и заглянула в книгу.

- Так давай вместе готовиться? Не все ж в Ельнии бывали, кому-то и интересно будет.

Война с гарнарцами треклятыми за сотни верст от Трайты шла, а все же весточки печальные то и дело долетали. Воевода Далибор писал, что трудно ему рать вражескую сдерживать. Без волшбы кочевники силой великой владеют, а уж как шаманы их в бубны начнут бить, да кровь свою с зельями в котлах смешивать, так и вовсе тяжко нам против них стоять.

- Станут ли чародеи в войну вступать? - спросила я как-то у Всеслава, когда тот велел его грамоты разобрать. - Чего ж князь наш так медлит?

- Погоди, Вельма, не торопись. Князь не дурак, а Ростих, советчик ему, так тот и подавно. Чародеи наши посильнее гарнарских будут. Особенно те, кто боевому искусству обучен. Сам же Ростих таков. Да и ученик его, - заклинатель подмигнул мне, - Ладимир твой разлюбезный. Сильный он колдун, не чета нам с тобой. И знает много - ведун же.

Я зарделась и опустила глаза.

- Скажешь тоже, - проговорила. - Разве Ладимир тебя сильней?

- Теперь нет, а вот подучится да посох получит, так почитай равными станем. Должна же знать, на что твой полюбовник способен.

- Будет тебе, Всеслав, - совсем смутилась я.

Заклинатель рассмеялся.

- Ладно уж, не буду. И осуждать не стану - не мое право, богов.

- Откуда знаешь только? - лишь заикнулась я осторожно.

- А чего ж тут не знать, Вёлька? Стоит ему рядом встать, цветешь будто омела после грозы. И на Истомин день вас видел вдвоем. Ладно, хватит болтать, лисица! Давай-ка письма от послов на стол, а прошения отложи пока, после прочту.

Ни дня не проходило, чтоб Всеслав не научил меня чему-нибудь. Говорил, мол, стар он, медлить нельзя, того и гляди ушедшая за руку возьмет и к себе поманит. Я меж тем быстро схватывала и каждое слово ловила.