Пламя (ЛП)

Миранда провела пальцем в перчатке вниз по горлу.

— Вы… вы не хотите примерить что-нибудь? — спросил продавец.

Она облизала нижнюю губу: мелькнул розовый язычок, и юноша снова не смог отвести взгляда.

— Наверное, мне не стоит.

Губы задрожали почти без усилий. И в самом деле хотелось заплакать.

— Святые небеса!

Восклицание одной из матрон заставило их обернуться. Старшая из женщин стояла, прижав одну из ладоней к груди, а другой вцепившись в свою спутницу:

— Ох, Джейн, смотри, кто там!

Вторая матрона, побледнев, кинулась поддержать подругу:

— Кто, Маргарет?

— Ужасный лорд Арчер! По улице едет его карета!

— Не может быть!

Обе, вытянув морщинистые шеи, вглядывались в просветы между золочеными буквами наружной витрины. Миранда едва не закатила глаза в насмешке. Ну и парочка! Пальцы зачесались схватить добычу, но она удержалась. «Тихонько. Тихонечко». Жертвы всегда чувствовали неладное, стоило начать торопиться. Это инстинкт.

— Я его видела, — прошипела Маргарет. — Однажды поздно вечером, по пути домой из театра. Шел себе по Пикадилли, как будто имеет на это полное право. Клянусь, я чуть в обморок со страху не упала!

— Бедняжка! Куда катится мир, если подобным ему дозволяется разгуливать по улицам?

Миранда в жизни не слышала подобной чуши, произносимой с таким осуждением.

— Дорогая, он аристократ, — сказала Маргарет, — и богат, как Крез. Кто осмелится запрещать ему? Я слышала, не меньше четырех мужчин оказались в больнице только из-за того, что косо на него посмотрели.

В этот момент экипаж проехал мимо витрины. Миранда уловила очертания кучера в черных плаще и цилиндре и белый герб на двери черной кареты

— Боже мой, он посмотрел на меня… — Джейн содрогнулась, застонала, глаза ее закатились.

— Джейн! — попыталась поймать начавшую оседать женщину ее подруга.

— Сейчас, сейчас! — бросился ловить дурочку и продавец.

И от пугливых теток бывает толк. Миранда быстро опустила жемчуга в карман юбки и тоже ринулась на помощь, в спешке якобы нечаянно смахнув с прилавка несколько ожерелий.

— Ой, простите! — воскликнула она, лихорадочно пытаясь собрать украшения и попутно наводя еще больший беспорядок. Посыпавшиеся золотые цепочки, нитки камней смешались в кучке на полу.

Растерянный продавец и хотел бы ей помочь, но не мог бросить распростертую на полу матрону. «Отлично».

— Ах, что я наделала! — Миранда прижала ко лбу трясущуюся ладонь. — Мне так жаль. У вас и так полно хлопот.

С колотящимся сердцем она подошла к двери. Оно каждый раз так колотилось. Каждый раз.

— Подождите, мисс! — Юноша протягивал к Миранде руки, будто хотел оттащить ее обратно.

Пальцы на ручке двери дрогнули, и Миранда послала продавцу извиняющуюся улыбку:

— До свидания. Мне действительно жаль.

Звон дверного колокольчика заглушил его ответ.

Снаружи пресловутой кареты уже не было видно, ее поглотили уличное движение и стелющийся туман. Зеваки только-только начали расходиться. Волна тревожного шепота пробежала по улице, прежде чем ее заглушил обычный шум: цокот копыт, грохот омнибусов и дребезжание повозок по мостовой. Миранда решила, что ей совсем не интересно поглядеть на несчастного лорда Арчера. В ее короткой жизни ужасов и без того хватало.

Небольшое ожерелье оттягивало карман так, будто весило целую тонну. Подходя к дому, Миранда запнулась и остановилась: у переднего крыльца, будто гроб, вытянулась изящная черная карета. По мощеной дорожке стелился вечерний туман, скрывая в ядовито-желтых клубах спицы больших колес и обвиваясь змеей вокруг ног терпеливо ждавшей пары черных фризских лошадей.

Внутри все сжалось от неприятного предчувствия. Давно минули те дни, когда аристократы заезжали к отцу, дабы купить товару, и у дома выстраивались в очередь ландо, коляски и фаэтоны.

Заскрипела упряжь, застучали копыта, карета развернулась и в гаснущем свете промелькнул герб на двери. Надпись на белом щите, разделенном надвое черным крестом, гласила «Sola bona quae honesta». Честность превыше всего. Четыре стрелы пересекали наискось белые поля щита. У Миранды волосы встали дыбом. Теперь ясно, почему ей так неспокойно: Ужасный Лорд Арчер.

Карета поравнялась с ней, и в окне показалась фигура, видны были лишь темные очертания — широкие плечи, рука. Глядя вслед черному экипажу, Миранда чувствовала, как по спине ледяными пальцами скользит холодок: на нее тоже смотрели.

— Не выйду!

Ее крик эхом отразился от голых каменных стен темной заставленной кухни. Высокий и тонкий, почти визг, совсем непохожий на нормальный голос Миранды. Надо успокоиться.

Отец обошел старый деревянный стол, разделявший их. Карие глаза горели гневом.

— Непременно выйдешь! — Он ударил кулаком по столу. — Мое слово здесь — закон!

— Вздор! — Миранда тоже стукнула по столу, деревянной ложкой, и пудинг забрызгало подливкой от бараньего рагу. — Ты не распоряжаешься мной с того дня, как продал Дейзи предложившему самую высокую цену.

Морщинистое лицо побледнело, как льняная простыня.

— Как ты смеешь!

Рука поднялась для удара, но так и осталась трястись в воздухе, когда Миранда даже не шелохнулась.

— Давай, пожалуйста, — тихо произнесла она и посмотрела отцу прямо в глаза. Воздух вокруг нее начал сгущаться, согреваясь, завихряясь, почти в радостном ожидании. — Прошу тебя.

Рука дрогнула, потом медленно опустилась.

— Не сомневаюсь, дочь моя. — В углах трясущихся губ выступила слюна. — Ты бы с радостью смотрела, как я мучаюсь от ожогов.

Миранда заерзала, внутри смешались жар и боль, пламя просилось наружу.

— Всегда зовешь на защиту огонь, — отец, не отводя горящего взгляда, шагнул еще ближе, — о цене не задумываешься.

Будто свечу сквозняком, сказанные слова погасили жар. А уверенность родителя, напротив, раздуло.

— Хуже всего то, что я для тебя стараюсь, — уговаривал он, склоняясь сверху. — Ты уже не девочка. Давно уже. Неужели собиралась всегда жить здесь, со мной?

— Нет, я…. — Она закрыла рот.

Миранда не задумывалась о будущем, просто жила. Выживала каждый день, как могла. Какой смысл менять знакомый ад на другой, незнакомый?

— Похоже, собиралась. Отпугивала каждого парня, кто появлялся поблизости после того дурака Мартина… — Отец остановился. В кои-то веки понял, что зашел слишком далеко. Но тут же начал снова, сведя вместе седые кустистые брови: — Ты не могла не заметить, что мы давным-давно так хорошо не ели. — Старческая рука указала на скромный ужин, который готовила Миранда: баранье рагу и простой хлебный пудинг. — Как ты думаешь, на чьи деньги это куплено?

— Я полагала, ты продал шерсть…

Он фыркнул саркастически:

— Шерсть так упала в цене, а у меня столько долгов, что тех денег едва хватило бы на рыбьи головы. К концу года кредиторы отберут у меня особняк, — тихо добавил он. — У тебя даже дома не будет.

Дом? Она чуть не рассмеялась. Настоящего дома у нее давно уже нет. С тех пор, как его покинули сестры.

— Нетрудно представить себе, чем будет зарабатывать себе на жизнь такая красавица, — продолжал отец. — Но что станешь делать, когда красота поблекнет? Вряд ли мне стоит рассказывать, что тебя ждет.

— Ох, перестань! — не выдержала Миранда. — Ты рисуешь ужасно мрачную картину. Ту самую, что грозит мне уже годы.

— Черт побери! — Пудинг полетел на пол и превратился в коричневое месиво с осколками посуды. — Миранда, ты у меня в долгу! — Побагровев от гнева, отец наставил на нее палец. — Если бы не пожар, половина моего состояния была бы при мне! Ведь ты уничтожила тот чертов склад!

— И годами расплачиваюсь за свою ошибку! — заорала она. — А тебе все мало. Что ж, с меня хватит. — Миранда рубанула воздух рукой, как будто это движение могло как-то прекратить их разговор. — Ты не можешь меня заставить.

Тонкие губы отца скривились в усмешке, он неожиданно спокойно согласился:

— И правда, не могу. В договоре указано, что ты должна выйти по своей воле, иначе он недействителен. — Он подошел вплотную, прижав ее к столу, и ткнул в нее дрожащим пальцем: — Но вот что я тебе скажу: откажешься — здесь больше жить не дам!