Разрыв (ЛП)

- Все живы? – спрашивает нас Рид.

Мы, спотыкаясь, проползаем через кабину и падаем на траву. У меня болит плечо, но все остальное в норме. Сесилия проверяет свои запястья, мне ей больно, в последний момент она сильно ушиблась. Линден ощупывает рукой свой висок, и она покрывается кровью, которая стекает по его щеке.

- Ой! – говорит Сесилия – У тебя кровь. Иди сюда, позволь мне посмотреть.

Он делает шаг в ее сторону. После этого все происходит как в замедленной съемке. Он делает следующий шаг, а затем падает. Я клянусь, что слышу звук его костей, когда он падает. Во рту кровь и пена, его глаза закрыты, и он дергается в конвульсиях. Сесилия бросается к нему и зовет его, но слишком боится прикоснуться к нему. Я слишком напугана, чтобы сдвинуться с места. Рид делает шаг, но видит, что Вон бежит к нам.

- Линден! – зовет Вон – Сын… не трогайте его! Не трогайте!

Он говорит эти слова снова и снова, задыхаясь и шепча их, когда падает в высокую траву и толкает Сесилию, стоящую у него на пути. Она отползает на несколько фунтов назад, а затем смотрит, не зная, что делать.

Линдена все еще в конвульсиях и странно шипит, я не уверена, но мне кажется, он пытается дышать. И, Вон, единственный из нас, кто должен знать, как это исправить, в панике. Его руки парят над лицом Линдена, желая прикоснуться к нему, чтобы успокоить, но он знает. Он знает, что Линден получил травму, куда серьезнее, чем внешние раны. Кровь струится из уха Линдена и это настолько ужасно, настолько невообразимо, что мой разум пытается сказать мне, что это всего лишь игра света. Только я знаю, что это не так. Во рту тоже кровь. Он тонет в ней.

«Существует человек, который утонет за тебя» сказала гадалка Аннабель.

Потом это повторяется и Сесилия стонет.

- О боже, боже, Линден.

Потому что она понимает раньше нас всех, что он не дышит. Вон говорит ей заткнуться, и она замолкает. Он проверяет пульс своего сына, а потом вытирает кровь и пена изо рта. Он нащупывает сломанные ребра, а затем нажимает кулаками на грудь и заставляет кислород бежать в легкие. Из всех инструментов, оборудования, которое у него есть, чудо инженерии, которое он придумал, чтобы спасти своего сына, он использует голые руки. Этого недостаточно. Даже я знаю это. Солнце садиться и все окрашивает в золото. Крошечный самолет. Кудри Линдена.

Вон настойчив. И я знаю, что все кончено, когда слышу его всхлип и гулкий баритон. Я никогда не видела его плачущим, и не думаю, что увидела бы. Это должно быть что-то большее, чем конец света, чтобы довести Вона Эшби до слез.

Глава 25

Я смотрю, как Вон берет сына в свои объятия, как наверно делал, когда он был маленьким. Я смотрю, как слабо висят конечности, как неподвижно открыт рот, который однажды сказал мне «я люблю тебя». Я смотрю, как Вон несет его к лимузину, и кричит на водителя, который выбегает, чтобы помочь, но уже ничего не поделаешь. Я смотрю, как закрывается дверь. Я смотрю, как лимузин становится все меньше, пока не исчезает совсем. И тогда, и только тогда, я падаю на руки и колени.

Когда Вон возвращается с наступлением темноты, входная дверь резко открывается. Его шаги громкие и его голос похож на шипение, он говорит Риду, что он никогда, никогда не позволит, снова увидеть детей. Дети это; Сесилия, Боуэн и я. Рид сломлен. Он ничего не говорит. Он у себя на кухне в окружении баночек, где арбузы и капуста растут красиво по его плану. Он всегда был один, и что-то мастерил, пока его брат сходил с ума. Его брат был тем, кто убивал и уничтожал. Так было всегда, такими они были всегда.

Я в гостиной, в темноте, в кресле, которое пахнет сигарами. Сесилия растворилась. На двери спальни, на втором этаже, нет замка, так она забаррикадировалась комодом. Она даже не вышла к Боуэну, когда тот плакал полчаса, пока Элли не забрала его в библиотеку, чтобы отвлечь. Она действительно квалифицированный воспитатель; она может открыть справочник о модели кондиционера и сделать вид, что читает, указывая на фотографии и рассказывая историю об ангелах и падающих звездах. Я слушаю ее, ее молодой голос, идущий вниз по лестнице, я не спускаю глаз с трещины в потолке. Она отвлекает меня от жутких картин в моей голове. Вон проходит мимо меня, и поначалу я думаю, что он не понимает, что я здесь, но, не оглядываясь на меня, он говорит:

- Садитесь все в машину.

Дверь захлопывается за ним. Я слышу скрип паркетной доски и когда добираюсь до основания лестницы, я вижу Сесилию на верхней ступеньке. Слишком темно чтобы видеть ее лицо. Я вижу блеск в ее глазах, которые смотрят сквозь меня. У нее сумочка цвета фуксии на плече и чемодан Линдена в руках. Мы привезли одежду и припасы с нами, когда ездили в Южную Каролину. Но такие вещи, как смесь для Боуэна и эскизы Линдена останутся здесь.

- Пора? – говорит она.

Это первые слова, которые она говорит мне за эту ночь. Первые слова, которые она говорит с тех пор, как стала четырнадцатилетней вдовой.

- Да – говорю я.

- Элди – зовет она, не повышая голоса, не оглядываясь назад, чтобы посмотреть спускается ли она.

Мы не говорим Риду «Прощай», но я смотрю через плечо и вижу его на кухне. Это не его вина. Я хочу ему сказать это. Хочется верить, что я забуду, что могла быть на его месте, тот кто должен был сидеть на месте второго пилота и кровь на лобовом стекле должна была быть моей. Сесилия молчит, когда мы идем к лимузину. Она была тихой весь вечер, не причитала, не рыдала. Но потом смотрит на ожидавшую машину и видит кожаные сиденья, где трое из нас сидели за несколько часов до этого, на обратном пути из Южной Каролины. В машине пахнет как в особняке. Пахнет прошедшим годом нашей жизни. Она поворачивается ко мне, как бы спрашивая, как я справляюсь с этим кошмаром. Она совсем не плакала, и я не знаю нормально ли это, но я тоже не плакала. Она открывает рот, чтобы заговорить, но издает лишь слабый каркающий звук. Элли и Вон ждут позади нас.

- Садись – говорю я ей тихо – Я следом за тобой.

Она кивает и садится на кресло возле окна. Я следую за ней. Потом Элли со спящим ребенком. Сесилия смотрит на него.

- Что с нами будет? – спрашивает она, затаив дыхание. – Я дала Линдену все, что у меня было.

- Не будь дурой Сесилия – говорит Вон – Тебе нечего дать. У тебя не было ничего тогда, и сейчас ничего нет.

Он закрывает за собой дверь. «Не смей верить, чтобы тебе не говорили», я бы сказала, если бы осмелилась говорить. Она сжимает челюсти, подтягивает сумку, и смотрит из своего окна.

Я не вижу Роуэна когда мы возвращаемся в особняк, и я не настолько глупа, чтобы спрашивать о Габриэле, что, несомненно, разбудит новый гнев Вона. Я боюсь, что он убьет Габриэля, просто, чтобы причинить мне боль. В любом случае, Вон уже исчезает к тому времени, когда слуга открывает для нас дверь лимузина. Мы идем через кухню, которая пуста и чиста, хотя ощущается легкий запах еды. Мне кажется, Вон уже готовиться к семейному ужину. Когда мы добираемся до лифта, слуга протягивает мне пластиковую карту-ключ, висящую на серебряной цепочке. Такую же дал мне когда-то Линден, когда решил сделать меня первой женой.

- Распорядитель Вон просил, чтобы вы пошли со мной – говорит слуга Элли, пока она не ушла.

Есть только одно место в мире, которое осталось для нас, куда мы можем пойти. Я вставляю ключ-карту, и двери лифта открываются, когда мы заходим, я нажимаю на кнопку, которая приведет нас на этаж жен.

В течении часа я сижу в библиотеке и слушаю жуткие вопли Сесилии. Она наконец то нашла то, что искала, чтобы горевать, но всякий раз, когда я стучу в дверь или зову ее, она замолкает и ждет, что я оставлю ее в покое. Я прохаживаюсь по пустым залам, надушенные ладаном. В конце концов, заползаю на мою старую кровать, и закрываю глаза от света ночника на прикроватном столике. Что-то глубоко внутри меня не может дать волю горю. Мне снится Линден, на мокром Гавайском песке, серый, глаза закрыты. Изображение приближается, будто щелкает затвор фотоаппарата. Сто фотографий мальчика без жизни. Со стоном я открываю глаза. Я слышу шорох в дверях, а когда поворачиваюсь, вижу Сесилию в дверях. Она с красным лицом и заламывает руки. Мокрые волосы липнут к щекам, будто медные костлявые пальцы тянут ее назад. Она открывает рот, хочет что-то сказать, но губы дрожат и слезы льются с новой силой.