Между Дьяволом и глубоким синим морем (ЛП)

Больно. Господи, до чего же это было больно!

Я боролась. И хватка ухудшилась. Меня сжимали так сильно, что мой разум превратился в месиво — густое, маслянистое, сочащееся месиво.

Я перестала бороться.

Опустила голову и посмотрела на свою одежду. Она казалась очень далёкой. Словно принадлежала кому-то другому. Мои руки поднялись к пуговицам маминой мягкой рубашки для рисования. Внезапно всё тело зачесалось. И загорелось. Как если бы ткань обжигала меня. Как если бы все её крошечные ниточки чесались и искрились на моей коже, пытаясь сжечь её. Я резко зацарапала кнопки. Мне необходимо было избавиться от этой шутки. Мои зубы скрежетали от боли. На моём теле выступили длинные красные рубцы, и я начала рвать ткань. Ривер кричал моё имя, но будто издалека, и я крутилась, и рвала, и наконец рубашка упала на пол, где ей и было место.

Я ахнула от облегчения. Чесотка прошла. Хватка ослабилась. Мой разум перестал течь между пальцами стальной руки, и я снова смогла думать. Пока я делаю, что рука хочет, всё будет хорошо. Пока я верю в то, что рука хочет, боли не будет.

Сверху на мне ничего не осталось, кроме тонкой чёрной сорочки, которую я нашла в шкафу Фредди прошлым летом. Я спала в ней прошлой ночью и забыла переодеться, прежде чем последовать за Джеком к трупу. На мне не было ничего, кроме чистой ночной сорочки, зелёной юбки и грязи на коленях.

Мне хотелось обвить себя руками и спрятаться в угол.

Но рука не позволяла. Так что я ничего не сделала.

До меня доносился хриплый голос Броди. Он звучал тихо и неразборчиво, словно мальчик находился в милях от меня.

— Мальчики, вы ещё ничего не видели. Оголение — это только начало. Я буду резать её. Медленно. Нежно. Как по маслу. Смотри, Ривер. Тебе понравится.

— Броди, отпусти её, — сказал он, и его слова донеслись до меня так же тихо, как слова Броди. Они звучали устало, грустно, умоляюще, словно у него уже не осталось сил бороться. — Забери искру, и я тебя выслушаю. Я… последую за тобой, сделаю всё, что ты захочешь. Не стану противиться. Тебе даже не придётся использовать своё сияние. Я буду мирным, как новорождённая овечка.

Броди расхохотался.

— Хорошо. Это уже другое дело, братец.

Стальная рука взяла и исчезла. Мой разум содрогнулся и набух. Я прижала ладони к глазам и сильно потёрла их. Пыталась вытереть стальную руку из своей головы, тёрла и тёрла, и делала глубокие вдохи. Затем открыла глаза…

И Ривер прыгнул. Его руки схватили Броди и сдёрнули его со стола. На пол упала бутылка оливкового масла и разбилась. Броди и Ривер катались по полу, прямо по зелёным осколкам. Броди смеялся не переставая. Он стучал сапогами по полу и смеялся, смеялся, смеялся. Ривер завёл его руку с ножом за спину, и я подумала: «Вот оно, Ривер выиграет, Ривер спасёт нас…»

Но всё это не имело значения. Броди повернул голову вбок и впился острыми белыми зубками в предплечье Ривера.

Его зубы окрасились кровью. Руки Ривера безвольно повисли. Глаза опустели.

Броди поднялся на ноги: тихий и быстрый, как кошка. «Почему он такой проворный? — всплыл у меня вопрос где-то на задворках сознания. — Как он стал таким чертовски проворным? Или так двигается Дьявол?»

Броди переступил через тело брата, подошёл к раковине и сплюнул кровь.

— Видишь, Вайолет, — сказал он, вытерев рот о полотенце с овечкой, — поэтому я использую скребок. Это куда аккуратней. Мне нравится чистота. Полагаю, кто-то назвал бы это тщеславием, но что поделать. Мне не нравится кусать людей. Это как-то нецивилизованно.

Я не смотрела на мальчика, хоть и знала, что это его разозлит. Я смотрела на кровь, текущую по руке Ривера. Её было так много, что она скрыла под собой отметины от зубов. Глаза Ривера окончательно опустели. И в его глазах эта пустота смотрелась ужасней, чем у Нили и Люка.

Парень подошёл к плите, взял чайник и наполнил его водой. Затем поджёг плиту и поставил чайник нагреваться.

А затем обхватил его двумя ладонями и просто замер в ожидании.

— Что он делает? — кроткое поведение Ривера испугало меня даже больше, чем нож. Комната снова закружилась. Я потёрла глаза, пытаясь взять себя в руки. — Какого чёрта он вытворяет?

Броди поднял руки в воздух и потянулся, словно очнулся от долгого сна.

— Ривер закипятит воду, а затем выльет её на голову Нили. Это так по-детски, но у меня заканчивается время. К тому же, так я убью двух зайцев одним выстрелом, как говорят: Ривер поймёт, из чего я сделан, и что случится, если он не присоединит своё сияние к моим искрам. Есть и ещё одно преимущество: это в любом случае позволит мне закончить играть с тобой.

Он подошёл ко мне. Броди провёл пальцем по моему телу, по сорочке, начиная от шеи, затем между моей грудью, и заканчивая у пупка. Потом засунул руку в сапог и достал свой ножик.

— У тебя есть время до того, как закипит вода, Вайолет, — голос Броди был низким и старым. Старым, как горы. Как времена года. Как океаны. Как добро и зло. — Ты сделаешь, что я захочу, и сделаешь хорошо. Тогда, возможно, я отпущу Ривера, прежде чем он расплавит личико своего братца.

Я притихла и замерла. «Ладно, Вайолет, просто сделай это. Сделай всё, что он просит, и спаси Ривера и Нили. Это твоя задача, и ты её выполнишь. Нет, нельзя снова смотреть на пятнышки. Ты не можешь потерять сознание, иначе их никто не спасёт. Не думай об этом, просто кивни головой, КИВНИ ГОЛОВОЙ, ВИ».

Я кивнула.

Броди приставил нож к моему животу. Я почувствовала острое лезвие даже сквозь тонкий чёрный шёлк и резко втянула воздух.

— Расслабься, — приказал он.

Выдохнула.

— Ты спишь с ним? Спишь с Ривером? Этим ты занимаешься? — его голос стал мелодичным, нежным, словно он общался с ребёнком.

Я покачала головой. Мой взгляд был прикован к серебреному ножику.

— Знаешь, Софи убила себя. Моя девушка, Софи. Она перерезала себе вены прямо перед тем, как я покинул Техас. Она была… беспокойной, — мальчик сделал паузу. — Иногда я жалею, что мне пришлось использовать на ней искру прежде, чем она позволила нам быть вместе. В интимном плане. Софи растили порядочной католичкой, и она верила в Бога, Ад, девственниц и шлюх. Ничего на неё не действовало, даже мои порезы, пока не появилась искра. Риверу тоже пришлось использовать на тебе сияние? Или ты запрыгнула в его кровать по доброй воле?

«Даже не думай о том, чтобы убежать, Вайолет. Ничего не пытайся сделать, просто стой и терпи. Не беги, даже не двигайся, или он причинит вред Риверу, Нили, Люку и Джеку, не моргнув и глазом…»

Броди провёл ножом по моему животу. Тот порвал сорочку и пронзил мою кожу. Это была всего лишь царапина. Поначалу она даже не кровоточила. Тем не менее, я закрыла глаза. Мне нельзя было терять сознание. Кровь гудела в ушах, из-за чего я почти не слышала воду в чайнике. Я прислушалась. Ничего. Пока ничего. Сколько понадобится времени, чтобы вода закипела? Что он сделает со мной до этого?

— Да. О да.

Я открыла глаза. Рот Броди слегка приоткрылся, и он быстро втягивал воздух сквозь зубы. Его взгляд был направлен на мой живот, на царапину, из которой начали выступать красные бусинки…

«Держись, Ви. Скоро вода закипит, и тогда Броди остановится. Он просто веселится. Скоро ему станет скучно, так что крепись, не падай в обморок, это его разозлит, сделает ещё более безумным, чем сейчас, просто крепись. Нет, это не чайник свистит, просто кровь гудит в ушах, держись, держись…»

— Скажи, что любишь меня, Софи, — прошептал Броди. Он посмотрел мне в глаза, и они были ярко-зелёными и блестящими от слёз, и безумными, безумными, безумными, безумными. — Скажи, что любишь меня.

— Я люблю тебя, — но поскольку я плакала, и слёзы затекали мне в рот, пока я произносила эти слова, они прозвучали фальшиво и неискренне.

Броди схватил меня за левую руку, завёл её за спину и поднял вверх. Затем прижался ко мне всем телом, сильно, сильнее, сильнее уже некуда. Так сильно, что я едва могла дышать. Так сильно, что кровь из моего живота потекла быстрее и начала скатываться на ноги.