Соль и серебро

Оказалось, что у моих родителей куча долгов. Мама забрала всю наличность, когда сбежала, ликвидировала все акции и ценные бумаги и сделала все, что обычно делают люди, когда не собираются возвращаться и разбираться с последствиями.

Дом тоже был продан с молотка.

Это не может быть мой дом. Но здесь все мягкие игрушки, которые я отдала на благотворительность, и коллекция разноцветного стекла со всего мира, и…

Я открываю нижний ящик комода. Здесь мои секс-игрушки и лубрикант с клубничным запахом, которым я так ни разу и не воспользовалась. Здесь есть даже мой зачитанный экземпляр биографии Колетт, и «Любовник леди Чаттерлей», и трилогия о Спящей красавице, ставшей сексуальной рабыней. У меня не было нужды прятать их, но это делали все нормальные девочки, а я была совершенно нормальной, до того как встретила Райана.

— Элли! — зовет мама.

Я подхожу к дверям комнаты и выглядываю в коридор. Она стоит там. Я думала, что не помню, как она выглядит, но ошибалась. Я помню ее в точности. Это она. Ее темные вьющиеся волосы, карие глаза; бледная кожа, туго обтягивающая скулы.

«Пластическая хирургия — это для людей, у которых нет такой костной структуры, как у нас», — часто говорила она.

— Элли, дорогая, — она берет мое лицо в ладони, и я слышу, как рука Калатурру хрустит, когда я сжимаю ее сильнее, — где ты была? Уже почти время обеда. Сегодня вечером мы приглашены к Стэндишам. Их сын с ума сходит, ты знаешь об этом что-нибудь?

Стэн. Она говорит о Стэне. Я трясу головой. Она целует меня в лоб, и мое сердце сжимается в груди. Она предлагает мне все — она предлагает мне семью, друзей, без крови и без смерти.

Но это больше не самое важное. Потому что есть закусочная, и как я буду без Райана?

И она никогда не называла меня Элли, Она всегда называла меня настоящим именем.

Я оглядываюсь по сторонам. Все выглядит не так.

Она зовет меня Элли, потому что не знает моего настоящего имени. Она зовет меня Элли, потому что это очередной Ад, и Двери не знают мое настоящее имя. Никто не звал меня настоящим именем, с тех пор как мама уехала, откуда Дверям его знать?

Ниоткуда.

Я все еще в Аду.

— Я спущусь через минуту, мама, — говорю я, и она улыбается.

Идеальные зубы. Мои всегда были кривоваты, даже после ношения брекетов.

— Ладно, поторопись. И пожалуйста, дорогая, переоденься во что-то более презентабельное.

У меня вырывается совершенно неподобающий смешок. Я одета в кожаные жилет, брюки и плащ. И держу руку мумии. Да, если мы поедем на обед к Стэну и его родителям, мне определенно надо надеть что-то поприличнее. Предпочтительно, зная мою маму, что-то от Шанель.

Она отворачивается и спускается по лестнице, нижние ступени изгибаются. Они расширяются книзу, словно в сумасшедшем фильме. Это был дом мечты моей мамы. Она спроектировала его, а отец построил его для нее.

Она всегда думала, что мы классом выше, чем все остальные, даже Стэндиши, даже семья Аманды. У нас самый красивый дом, лучший бассейн, лучший домик у бассейна.

Я бросаюсь на кровать и утыкаюсь взглядом в балдахин. Он пурпурный с черными оборками и, если я правильно припоминаю, пошит из непальского шелка-сырца или еще чего-то декадентского и излишнего.

Все это кажется теперь излишним. Нелепым.

Я закрываю глаза и ищу Двери, но не могу найти ни одну. Похоже, я влипла.

«Ты здесь? — зову я. — Ты мне нужна».

Ответа нет.

Я чувствую, что кровать немного прогибается, и, открыв глаза, вижу львицу, сидящую в ногах и смотрящую на меня большими немигающими глазами. Только она не похожа на львицу Райана. И это логично, думаю я. Это настоящая богиня, в то время как другая — просто один из ночных кошмаров Райана.

— Это твой Ад, да? — спрашиваю я. — Ты призрак того, что могло бы быть?

Она смотрит на меня с упреком.

— Я все поняла. Таким было бы мое будущее, если бы мама не сбежала. Что мне надо сделать, чтобы выбраться отсюда?

Я перевожу взгляд на руку в моей руке. Это просто высохшая старая серая рука. Ее плоть съежившаяся, словно оболочка от сосиски.

Львица ничего не отвечает, просто сидит. За огромным венецианским окном садится солнце. В комнате становится все темнее и темнее, и в результате я оказываюсь в полном мраке, черноте, как в том мире, с расщелиной в скале.

И я рассказываю львице. В последнее время мне доводилось много говорить, но на этот раз я не рассказываю о прошлом, как это было со Стэном, я рассказываю львице, о настоящем.

Говорю, что я люблю Райана. Я уклонялась от этой темы, но это же львица, думаю, ей можно рассказать обо всем. Я люблю его и даже не знаю, что он думает обо мне. Поскольку я поделилась с ней одной горькой правдой, нет смысла скрывать остальное, и я рассказываю, что я не скучаю по своим родителям. И о том, как мне плохо из-за того, что случилось со Стэном, и как я беспокоюсь за Аманду. Я произношу все это вслух, и от этого все становится чуть более реальным. Как будто я создаю реальность из своих слов, только я знаю, что это не так, потому что это все настоящее, а вот это: комната, этот мир — все ложь.

Кровать подо мной становится все тверже и тверже, и я плачу, рассказывая о Стэне. Я больше не вижу львицу, но я чувствую ее у своих ног, ее тепло. В комнате похолодало, и я замерзла. Руку, в которой я держу руку Калатурру, свело судорогой, но я не выпускаю свою добычу. Если я положу ее, то не уверена, что потом смогу найти.

Я не знаю, когда я закрыла глаза, но, открыв их снова, я оказываюсь в темном месте, где светят звезды. Рокси говорит, что в потустороннем мире нет звезд, но откуда ей знать?

Львица трется мордой о мое плечо и потом ложится передо мной.

Мне жаль, что ты не смогла спасти Стэна, — наконец говорит она.

— Да, жизнь — стерва, — говорю я ей.

Если можно как-то утешить… — начинает она, но я перебиваю ее:

— Нет. Ничто не утешит меня. Я убила лучшего друга.

Он больше не был твоим лучшим другом. Он умер в тот момент, когда оборотень укусил его. Ты это знаешь. — Она кладет голову на передние лапы и смотрит на меня.

Я говорю:

— Ты знаешь, что от этого мне не легче.

Я смотрю на нее, и она меняет тему:

Ты нашла то, за чем пришла. Хорошая работа.

— Рука? Спасибо. Это предотвратит конец света? — О черт, по-видимому, я учусь задавать тактичные вопросы у Райана.

Она смеется:

Мало кто может увидеть мой Ад таким, какой он на самом деле, и я ценю тех, кто знает себя.

Я пришла сделать тебе подарок: я отвечу на три вопроса и скажу тебе столько правды, сколько смогу. Ответ на первый вопрос: рука может затормозить землю и воздух, но не остановить.

— О, спасибо, что ты просветила меня после того, как я задала вопрос. Не очень любезно, — резко говорю я. — Хорошо. Второй вопрос: что предотвратит конец света?

Соль и серебро, девочка, — говорит львица почти раздраженно. — Ты это знаешь.

У меня ощущение, будто я провалила какой-то тест с ответами, которые мне неизвестны. Это называется пассивно-агрессивная дискуссия, и мне, львица, это не нравится.

— Опустим всякую ерунду, — говорю я. — Какой умный вопрос мне следует тебе задать?

А, — произносит львица. Если бы львы умели ухмыляться, я думаю, она бы это сделала. — Двери-ищейки — это не разновидности Дверей и не просто демоны: — Она рассказывает, и, клянусь, на секунду она звучит как Нарния. — Это просто создания, которые обитают в междумирье. Они убивают тех, кто появляется на их территории, не из ненависти, а потому, что Двери их об этом просят. Они одиноки, и Двери — их единственные друзья.

Львица встает и потягивается. Я чувствую, как мое тело растягивается, когда она выгибает позвоночник. Тепло струится сквозь меня.

Ты наткнулась на Дверь-ищейку, — продолжает она.

В темноте вокруг нее скользит пурпурное существо с волосинками на концах щупалец. Это маленькая копия монстра из больницы! Чудовище вроде этого убило Джэксона.