Джентльмен Джоул и Красная Королева (ЛП)

Корделия снова нажала на паузу. Тут ее рациональность дала сбой. Она действительно хотела поболтать с Элис об Оливере. Но совершенно не хотела обсуждать его с Саймоном. Саймон ценил Оливера как по-человечески, так и в профессиональном плане, но нельзя отрицать, что годы проблем с безопасностью, возникших из-за того, что «дополнительные» отношения Эйрела зародились и продолжались на виду у Саймона, оставили свой болезненный след. Однако Саймон абсолютно точно заметит тот крошечный разрыв в записи, когда Корделия нажала паузу, чтобы тщательно все обдумать. Она расстроенно вздохнула.

В конце концов, она продолжила.

— И еще одна хорошая новость. Мы с Оливером начали встречаться. Это как глоток воды посреди пустыни. Думаю, для нас обоих.

Из всех входивших в ее список близких людей Элис и Саймон, наверное, лучше всего поймут, сколько сложностей скрывается за этой простотой. Так она и оставила.

К концу своей вахты наверху Джоул успел решить, что эти восемь недель были самыми долгими в его жизни, включая даже то время, что он в возрасте двадцати с лишним лет провел в госпитале. Нельзя сказать, что ему было нечем заняться, проверяя все военные скачковые станции на отрезке между Сергияром и Нигде. Впрочем, нашлось и полезное развлечение — устраивать внеплановые учебные тревоги на каждой станции по маршруту следования, в случайном порядке пропуская одну из них, что заставляло принимающую сторону напряженно гадать, какую именно.

Фориннис сопровождала его в качестве помощника и секретаря, поскольку вся его кабинетная работа последовала за ним по сжатому лучу. А то, что эта командировка засчитывалась за службу в космосе, ее очень обрадовало. К великому удовольствию Джоула, с ее содействием у него получалось очень ловко утаивать, на какой именно станции будут внеплановые учения.

— Мы не только проверяем готовность или просто осматриваем механизмы и ищем способы их усовершенствования, — пояснил он ей во время очередных таких учений. — На этом уровне меня также интересует, как каждый из старших офицеров командует своими людьми. Особенно когда что-нибудь идет не так. Так мы, хм, отмечаем кандидатов на повышение в звании.

— А не окажется ли это слишком сурово по отношению к офицеру, у которого в подчинении разгильдяи? — осведомилась она. — Я имею в виду, что ошибки могут произойти не обязательно по его вине.

— Мы стараемся отсеивать разгильдяев заранее и ставить их исполнять обязанности на планете, они не так критичны. Что несправедливо по отношению к Федору, — признался он. — Однако любой офицер может произвести благоприятное впечатление благодаря удачному подбору личного состава. Добиться же от своих людей великолепного результата, когда тебе не так повезло — это наилучшее испытание.

Как там давным-давно прозвали корабль, которым командовал Эйрел? А, «колония прокаженных Форкосигана». Конечно, «прокаженные» Эйрела в то непростое время состояли наполовину из неудачников по политическим причинам и наполовину – из тех, кому не давалась военная служба.

Она вскинула брови, обдумывая.

— Итак, насчет этой отметки. Как вы… научились принимать решения? Не просто по отличным баллам, набранным на учениях?

— Опыт, — вздохнул он. — Постоянное наблюдение. Кажется, Эйрелу подсказывало верные решения что-то вроде врожденного форского инстинкта. Это как дышать. Но, думаю, он просто набрал свой опыт задолго до встречи со мной.

Джоул все еще принимал свои решения, обдумывая, а не инстинктивно, но, по крайней мере, сейчас он это делал намного быстрее.

Все его общение с вице-королевой сводилось к редким, кратким, публичным и удручающе деловым сообщениям. Он попросил ее переслать по сжатому лучу еще одну популярную книгу по сергиярской биологии, когда закончил читать те две, что захватил с собой, и был немало удивлен, узнав, что больше изданий нет. Взамен ей удалось добыть для него архив выпусков сугубо технического журнала местного университета, который тоже оказался единственным опубликованным источником по теме. Подборка номеров всего-то за десять лет обещала на некоторое время скрасить его тоскливые будни.

Мысль о трех замороженных эмбрионах в каринбургской клинике зудела в крошечном уголке сознания, которого он намеренно не хотел касаться. Но каким-то образом в архиве выпусков журнала его внимание привлекали в первую очередь статьи по репродуктивной биологии. Стратегии размножения сергиярской фауны — и флоры, в тех случаях, когда вторую можно с уверенностью отличить от первой, — были странными. Он предполагал, что они позволят взглянуть под иным углом на то, что он делал, собирался делать или не собирался вовсе.

Наконец до завершения вахты оставались считанные минуты, пусть даже по ощущениям они растянулись в часы. Он уже специально считал их. Он не предлагал задержаться – даже ему после таких вахт полагалось несколько выходных, хотя он редко брал их целиком. Его планы изменились, когда он узнал, что вице-королева отправилась с Хейнсом в Гридград выбивать у местных жителей инфраструктуру или, как выразилась сама Корделия, когда он явился туда прямо с орбиты, выжимать не просто кровь из камня – но наоборот.

Не считая полученного от Корделии быстрого рукопожатия и выразительного взгляда, Джоулу пришлось весь остаток дня делить ее общество с разными комитетами. Зато он узнал о продвижении строительства базы в Гридграде из первых рук, а не из докладов, которые, правда, все равно придется прочесть для сопоставления. Суборбитальный катер, на котором они прыгнули обратно в Каринбург, был набит людьми Федора и сотрудниками вице-королевы: первых они оставили на базе, зато вторые сопровождали их почти до самого дворца. Там Корделия решительно распустила их по домам. И лишь когда проклятая парадная дверь закрылась за ними, Джоул смог получить от Корделии настоящий поцелуй в знак своего возвращения домой. Он очень старался и протанцевал, не отрываясь от ее губ, через весь широкий вестибюль.

— Наконец-то одни, — прошептал он.

— Наконец-то! — выдохнула она ему в губы.

— Сначала обед, — уточнила она, с большим удовольствием взъерошив ему волосы пальцами. — Или совещание?

— Совещание, — он проложил по ее лбу дорожку коротких поцелуев. — Скажи Рыкову принести обед сюда.

— Восхищаюсь вашей сноровкой, адмирал!

Он заключил ее в объятия на несколько долгих секунд, подхватил одной рукой под ягодицы и притиснул ее бедра к своим, и она, целуя его, усмехнулась, ощутив его скрытое, но весьма откровенное, обещание. Он гладил ее и чувствовал, как ее покидает копившееся с самого утра напряжение. Увы, идея подхватить ее на руки и унести наверх была совершенно непрактичной: так они скорее попали бы в травматологию, а не в спальню. Вместо этого они медленно протанцевали к лестнице.

И тут счастливый задыхающийся детский голосок завопил:

— Бабуля!

Корделия посмотрела через его плечо, и глаза ее стали огромными. «Вот зараза!» — выдохнула она, но это услышал только Джоул. Они стремительно отскочили друг от друга.

Он обернулся и был вынужден поддержать Корделию, когда два маленьких существа вылетели из-под арки и врезались в нее, собственнически обхватив ее за талию и не оставив там места для его рук.

Атака радостно визжащей детворы шла двумя волнами. Двое детишек – поменьше и совсем мелкий – проскакали галопом через весь коридор, чтоб сразиться со старшими за возможность покататься на бабушке. За ними последовала парочка совсем карапузов, не до конца еще понимающих, из-за чего вся эта суматоха, и кто эти здоровенные взрослые, но явно не намеренных оставаться в стороне.

Джоул уже три года не видел юных Форкосиганов вживую (когда их отряд был поменьше, а он сам – сосредоточен на ином, мрачном поводе), так что пришел в некоторое замешательство, но, поскольку Корделия показывала ему видео-письма, разобрать, кто есть кто, не составило труда. Алексу и Хелен, темноволосому мальчику и темно-рыжей девочке, было по одиннадцать; не близнецы, а просто двойняшки, которых одновременно достали из репликаторов. У восьмилетней Элизабет и пятилетней Тауры была более естественная, или, по крайней мере, традиционная разница в возрасте. Зелигу и Симоне, еще одной паре двойняшек, было около двух; последние из запланированных детей, как понял Джоул, они были зачаты почти сразу после похорон Эйрела. Как предположила Корделия, их отец Майлз почувствовал дыхание смерти у себя на затылке, или что-то в этом роде. Глаза у всех были разных оттенков от серого до голубого. Очевидно, в этом отношении их родители решили руководствоваться естественными генетическими законами. Мысли Джоула метнулись к трем замороженным эмбрионам в клинике в центре города, но он резко их оборвал.