Роковая татуировка

— Это все? — повторила она.

Айриэл нагнулся к ней, и она ощутила прикосновение его губ к своей шее. И их движение, когда он беззвучно ответил:

— Нет.

Ее не обидел бы и другой ответ — оба понимали это. По прежней жизни — сборище наркоманов в доме, вечно пьяный или пропадающий где-то отец, неоплаченные счета, работа в ресторане, лживые друзья — Лесли не тосковала. Возвращения былых тревог и страхов не желала. Ей хотелось эйфории, хотелось чувствовать, как тело плавится в его руках. Как нарастает безумное удовольствие, заставляющее терять сознание в конце.

Айриэл выпрямился, заглянул ей в лицо.

Лесли обняла его за шею. Двинулась вперед, вынуждая его пятиться.

— Позже я опять потеряю голову настолько, что не смогу от тебя оторваться. — Мысль о том, что она откровенно, при всех признается в своей слабости, заставила ее вздрогнуть. Но Лесли не думала, что подобные признания хуже, чем сладенькая ложь самой себе ради ослабления чувства вины. — А пока мне весело. Здесь, с тобой. Хотелось бы помнить больше о таких приятных моментах. Можно ли сделать так, чтобы я их не забывала? И устраивать такое почаще?

Айриэл расслабился.

Он взглянул на кого-то у нее за спиной, подал знак. Грянула музыка, загрохотали басы, пол сотрясла вибрация. И они начали танцевать и смеяться, и на несколько часов мир сделался таким, каким ему следовало быть. Ни презрение, ни влюбленность на лицах смертных и фэйри Лесли уже не волновали. С ней был Айриэл, и ей было хорошо.

Однако чем дольше она оставалась в ясном сознании, тем больше являлось и страшных воспоминаний. Но они не вызывали никаких эмоций. Танцуя в объятиях Айриэла, Лесли поняла, что могла бы уничтожить мерзавцев, одаривших ее ночными кошмарами. Все сделал бы Айриэл — разыскал их, привел к ней и наказал. То было холодное, трезвое понимание.

Но ей не хотелось никого уничтожать. Лесли предпочла бы снова обо всем забыть. Не хотелось даже думать о том, что эти воспоминания должны вызывать у нее боль.

— Айриэл, накорми их. Немедленно.

Лесли остановилась и замерла в ожидании, чтобы поток эмоций захлестнул ее с головой.

— Гейб, — только и сказал он.

В тот же миг началось столпотворение. Завизжала Бананак, зарычал Габриэл. Послышались крики ужаса и сладострастные стоны смертных. Звуки слились в какофонию, знакомую Лесли, как колыбельная.

Айриэл не позволил ей обернуться и хоть краем глаза увидеть, что происходит.

Вокруг засверкали звезды — так близко, что Лесли чувствовала их обжигающий жар. Следом нахлынула волна блаженства, глаза закрылись сами собой. Больше она не помнила и не знала ничего, кроме наслаждения, которое дарили ей объятия Айриэла.

Глава 31

Время превратилось в череду невнятных смазанных картинок и провалов в пустоту. Порой Лесли приходила в себя, и эти промежутки случались все чаще. Сколько все длилось в целом, она не могла сказать. Татуировка успела зажить. Отросли волосы. Порой она чувствовала, как Айриэл перекрывает связь, останавливая поток струившихся по черной лозе эмоций. В такие дни все казалось почти нормальным, последовательность событий сохранялась. Туманная завеса, однако, скрывала гораздо больший период времени — недели, а может, месяцы?

С Айриэлом она пока не расставалась — не хватало сил. Но сегодня твердо решилась выйти и убедиться, что способна это сделать. Сколько она уже предприняла попыток, не увенчавшихся успехом, оставалось только гадать. Воспоминания ее являли собой беспорядочные обрывки, сама жизнь походила на калейдоскоп непрерывно меняющихся образов и ощущений, лишь Айриэл был неизменен. Всегда оставался рядом. В пределах досягаемости. Лесли и сейчас слышала, как он расхаживает в другой комнате.

А женщина-ворон хотела увести его, помешать им. Даже здесь были свои опасности.

Лесли надела один из множества нарядов, купленных Айриэлом, — длинное платье из мягкой ткани, чувственно облегающей тело, — он заказывал для нее только такую одежду. Открыла дверь и вышла из спальни в другую комнату.

Айриэл ничего не сказал, лишь проводил ее долгим взглядом.

Она выбралась в коридор.

Следом двинулись фэйри, невидимые для всех в гостинице, кроме нее. Способность к видению ей тоже дал Айриэл, намазав веки каким-то бальзамом.

Эти высокие, усеянные шипами существа были почтительны с ней, с разговорами не приставали. Будь Лесли в состоянии испытывать страх, она бежала бы от них без оглядки. Но она была только каналом для эмоций, от которых не защищали и стены. В нее непрерывным потоком лились страх, вожделение, каждое темное чувство смертных и фэйри, проходивших по улице. Когда они переполняли ее, Лесли переставала владеть собой. Только прикосновение Айриэла спасало, успокаивало, удерживало от безумия.

Дверь лифта закрылась за Лесли, шипастые существа остались в коридоре. Но внизу, она знала, ее встретят другие.

И точно — стоило ей выйти из лифта, как ее приветствовала кивком глейстига. И двинулась следом, стуча копытцами. Шаги Лесли тоже оглашали вестибюль громким стуком — вся несуразно дорогая обувь, которую покупал ей Айриэл, была на высоких каблуках.

— Нужна машина, мисс? — услышала она голос швейцара. — Вызвать вашего шофера?

Лесли молча уставилась на него. Чувствовала его страх и то, как Айриэл, находящийся несколькими этажами выше, пробует этот страх на вкус — через нее. Как всегда, никаких собственных ощущений, лишь перетекание чужих эмоций к Айриэлу. Он говорил, что становится сильнее. Что все идет хорошо. Что его двор исцеляется.

Швейцар ждал ответа. К страху примешалось презрение.

Что он, интересно, о ней думает?

Айриэл мало походил на благонамеренного гражданина. У него были деньги, его посещали криминального вида личности — человеческие маски не могли скрыть окружавшую их ауру угрозы. Сама Лесли, когда выбиралась из номера, цеплялась за Айриэла, как зомби, и порой вела себя почти неприлично.

— Хотите выйти? — спросил швейцар. Лесли не ответила — у нее свело желудок. На расстоянии от Айриэла ей всегда становилось плохо.

Откуда-то взялся Габриэл, поддержал ее:

— Тебе помочь?

Швейцар отвел взгляд. Расслышать нечеловеческий тембр голоса Габриэла он не мог, но страх в его присутствии испытывал. Как все смертные. Таково было свойство предводителя гончих — нагонять страх. Чем сильнее он был возбужден, тем больший страх внушал людям.

Поток этого чувства, струившийся через Лесли, стал шире.

«Ты дошла до самого выхода. Молодец», — прозвучал у нее в голове голос Айриэла.

Лесли невольно вздрогнула, хотя могла бы уже привыкнуть.

— Нашего шофера не надо, — сказала она швейцару. — Поймайте мне такси.

Сжала кулаки, твердя себе, что на этот раз все получится. Она и впрямь дошла до выхода, не упала в обморок. Маленькая, но победа.

— Такси до пакгауза, — добавила из последних сил.

Пошатнулась.

— Вы уверены, что чувствуете себя хорошо?.. — спросил швейцар.

— Да.

Во рту пересохло. Но она сжала кулаки еще крепче, до боли.

— Габриэл, пожалуйста, отнеси меня в машину. Хочу к реке.

В следующий миг, не успев понять, услышал ли пес ее слова, Лесли все же потеряла сознание.

Очнулась она на поросшем травою берегу реки и сразу почувствовала себя лучше.

Лесли могла испытывать облегчение — приятные эмоции Айриэл у нее не отбирал. И сознание того, что она не вовсе бесчувственна, очень ее радовало. Если бы не безумная тоска по его объятиям, не болезненное желание, переполнявшее ее одновременно с чужими темными эмоциями и заставлявшее задыхаться, она была бы просто счастлива.

В стороне расположились, наблюдая за ней, гончие Габриэла. Лесли их не боялась, и псам это как будто нравилось. Несколько раз она видела среди них Тиш и Эни и в своем состоянии — когда ничто не могло ее потрясти — приняла известие о смешанном происхождении девушек спокойно. Смирилась даже с тем, что обе они, как и Кролик, прекрасно знали о последствиях магической татуировки.