Дни мародёров (СИ)

Сириус был как обезболивающее зелье, магловский морфий, или наркота. Или всё вместе. Чем невыносимее становилась реальность, тем отчаяннее Роксана повышала дозу. И тем больше напоминала себе Мирона Вогтейла в последние дни его человечности, когда он пил литрами и не мог напиться.

Только на Мирона ей не было наплевать, в отличие от самой себя.

– Ты посмотри, посмотри, что делают! – Бенджи вытянул голову и нагло облизнулся, стоя на коленях в своем кресле и наблюдая за парочкой возле стола с напитками. – Вот это да!

Они с близнецами заняли самые козырные места – прямо напротив камина.

– Он как будто сейчас прямо её и съест! – пролепетал Бенджи и охнул, когда Сириус вдруг поднял свою миниатюрную подружку и усадил на стол перед собой.

– Ух ты черт, если они еще и потрахаются прямо здесь, клянусь, я им заплачу, – Гидеон качнул головой.

– Не-е, Блэк – чистоплюй, никогда он не будет трахаться у всех на виду, – протянул Фабиан, отпивая из своей бутылки.

– И как он только уломал Малфой на секс? – Бенджи плюхнулся обратно в кресло и поймал взгляд друзей. – Нет, я не об этом, я в том смысле, что… они же, Малфои, все такие… такие… – он повел плечами, выгнул губы и растопырил пальцы, словно девица. – Холодные все.

– Я думаю, она бы тебя удивила, – фыркнул Гидеон. – Говорят, у Малфоев кровь вейл.

– Бре-ед! – протянул Фабиан.

– Наверное. Но знаете, что? Мне иногда хочется потрогать её волосы, – протянул Бенджи и пьяно икнул. – Они такие бе-елые…

– Может тебе и волосы Люциуса хочется потрогать? – скривился Фабиан и все заржали.

– Здорово, можно к вам?

Мальчишки оглянулись и шумно приветствовали Ремуса и Питера.

– Классная игра, да? – Фабиан убрал ноги с дивана, уступая место Ремусу. Питер уселся в свободное кресло. – Наши показали хомякам, где нарглы зимуют!

– Барсукам, – вставил Бенджи. – Они – барсуки, – ик – Фабиан.

– Какая теперь разница?! – возмутился Пруэтт и заорал на всю гостиную. – Мы надрали им пушистый зад!

Вся их компания и несколько человек со стороны ответили единодушным радостным ревом, бутылки сомкнулись, расплескивая содержимое.

Они немного пообсуждали матч, когда вдруг услышали рядом отзвуки громкого спора.

– Дирк, ну что ты как маленький? – раздался голос Мэри – и парочка показалась в проеме, ведущем к спальням мальчиков. Мэри уже успела переодеться в джинсы и свитер, на Дирке все еще была спортивная форма. Все так увлеклись праздником, выпивкой и друг другом, что появление с треском проигравшегося вратаря никого не заинтересовало. В начале вечеринки его бы наверняка освистали, Ремус слышал, как некоторые поносили его за отвратительную игру. Хорошо, что все уже успели как следует накачаться медовухой и огневки.

– Дирк, мы можем просто поговорить? – Мэри догнала его и попыталась остановить, но Дирк сердито дернул плечами, сбрасывая её руку, рыкнул «Отстань!» и покинул гостиную.

Мэри устало уронила руки, развернулась, собравшись было уйти, но тут увидела друзей и решила присоединиться к ним.

– Всё нормально? – негромко спросил Ремус, когда она села рядом. Остальные были так увлечены обсуждением матча, что не заметили появления новенького в компании.

– Да, – недовольно буркнула Мэри и схватила одну из немногих закупоренных бутылок со сливочным пивом. Посмотрела на Ремуса и улыбнулась. – Да, ерунда!

– Точно?

Мэри поджала губы, быстро взглянула на болтающих друзей и горячо зашептала:

– После Мунго Дирк ведет себя как капризный ребенок. Не хочет никого слушать, выходит из себя по любому поводу, – она пыталась сорвать пробку, но у неё ничего не получилось. Ремус отобрал у неё бутылку и открыл сам. – Джеймс говорил, что ему еще рано играть, он потерял форму и может завалить матч, но Дирк как всегда решил, что лучше всех знает, что правильно, а что нет. Спасибо, – она приняла у Ремуса бутылку и сделала глоток. – А еще он постоянно срывает злобу на мне, и меня это достало. Мы ссоримся по любому поводу, и всегда я виновата! Почему так? Я ему не бладжер, чтобы постоянно лупить по мне битой!

– Дирк лупит тебя битой?! – вдруг встрял в разговор Бенджи. Странно, что, очнувшись, он услышал именно это.

– Дирк изменился после болезни, Мэри, это нормально, – Ремус бросил в Бенджи подушкой. – Ему сейчас трудно, он побывал одной ногой в могиле и выбрался оттуда. И даже сел на метлу. Дирк – славный парень. И ты ему дорога. Не думай, что он забыл, как ты за него боролась все эти месяцы. Просто дай ему время, он придет в себя.

Мэри смотрела на Ремуса не отрываясь, так, словно ждала приговора. И во время этих слов её глаза заблестели сильнее, но она совладала с собой, быстро облизала губы, шмыгнула носом и взяла Ремуса за руку.

– Спасибо, – прошептала она.

Ремус ободряюще улыбнулся в ответ и пожал её пальцы.

– Кстати, об изменениях! – откуда ни возьмись у них над головами вдруг раздался голос Джеймса, а в следующий миг он и сам бухнулся на диван рядом с Ремусом и обрушил свою капитанскую руку на его плечи. – Наш пай– мальчик тоже сильно изменился в последнее время, никто не заметил?

Ремус цокнул языком и застонал, но компания как обычно с легкостью заглотила наживку и подхватила новую тему.

– Да-да, смотрите-ка, обнаглел и стал еще таинственнее, чем раньше, – Джеймс взлохматил его отросшие волосы. Ремус машинально зачесал назад отросшую челку. Все согласно загудели, засмеялись, вглядываясь в Ремуса пытливыми взглядами. – И все время куда-то исчезает! А куда не говорит. Даже своим лучшим друзьям.

Все засмеялись. Улыбка Мэри вышла несколько натянутой, она сделала глоток из своей бутылки и закашлялась.

Джеймс вдруг ахнул и шлепнул себя по щеке, в ужасе глядя на Ремуса.

– А может у него девушка появилась, а, народ?

Все еще немного посмеялись и поболтали, а потом вернулись к обсуждению игры. Сегодня все разговоры сводились к ней. К тому же, в компании с Джеймсом делать это было намного интереснее. Как и все. Но на Ремуса его появление и его слова произвели обратный эффект. Он отстранился от разговора, сидел рядом со своими друзьями, но был очень и очень далеко от них.

Он думал. Вспоминал.

Вспоминал о том, как трудно ему теперь.

Как трудно ему теперь быть обычным учеником на уроке у Валери Грей.

Как трудно сохранять спокойствие, когда её взгляд случайно падает на него, пока она прогуливается между парт, или вдоль поваленных бревен на поляне. Как трудно ничем себя не выдавать и просто сидеть среди остальных учеников, делать вид, что ты такой же, как они и смотришь на неё их глазами, в то время как сам во всех подробностях вспоминаешь часы, проведенные с этой женщиной.

Да, это было так. С того самого дня, как он отказался уходить из её кабинета, проводил в нем почти каждую ночь. Столько, сколько было возможно. Они с Валери Грей стали любовниками. Предусмотрительными, как воры. Живущими двумя разными жизнями. Если бы школа узнала правду об их отношениях, разразился бы оглушительный скандал, такой, какого этот замок еще не видал. Поэтому они соблюдали всю возможную осторожность. Днем они бегло, но вежливо здоровались в коридорах, стараясь не встречаться взглядом, на уроках Ремус равнодушно называл Валери «профессор», а она была с ним строга и холодна. Ремус смотрел в конспект и уже совсем не краснел, а волосы Валери Грей были собраны в строгий пучок, а все пуговицы до единой застегнуты. Их не выдавало ничто, ни единая мелочь.

Но день, невыносимый, долгий, мучительный день, этот неподъемный груз минут рано или поздно заканчивался. И наступал долгожданный вечер. Вечером Валери сидела в кресле перед камином, сама не своя. На ней была её великолепная шелковая мантия с птицами, или ирисами, только мантия и больше ничего. Валери мяла в тонких пальцах её пояс и ждала. Ждала, когда раздастся стук в дверь, и войдет её страшный секрет. Её прекрасная, юная тайна. Каждый день она боялась, что Ремус не придет, и бывали дни, когда он действительно не приходил. Но чаще всего стук все же раздавался, и Валери, уверенная в том, что держит под контролем всю свою жизнь, что ей уже не испытать новых эмоций, и никогда не полюбить, бросалась к двери, как шестнадцатилетняя девчонка. Она распахивала дверь и Ремус с порога хватал её в объятия, чтобы не выпускать до самого утра.