Дни мародёров (СИ)

— Да? — выдохнул он ей на ухо, с легкостью запустив обе руки под толстовку. — Ты поэтому крадешь вещи хозяйки?

Роксана замерла на секунду, а потом порывисто обернулась.

Пауза.

— Черт возьми… — пробормотала она. Её взгляд перебегал с одного глаза Сириуса на другой. — Да не может быть…

— Может, — прошептал Сириус, обхватывая её лицо и шею ладонями, всё в перепутавшихся белоснежных волосах, все еще пылает, даже на ощупь. Он засосал её, но Роксана почти сразу же отлепилась.

— Это был ты?! — выпалила она, глядя на него почти что с ужасом.

— Я, — Сириус опять попытался присосаться к ней, но Роксана не дала.

— И я помогла тебе бежать!

— Что, жалеешь об этом, да? — хищно улыбнулся он, как бы невзначай подталкивая её обратно к постели, тиская её под толстовкой, сжимая так, что было даже немного больно. — Хочешь за меня... замуж? — на слове «замуж» он рывком бросил её обратно на постель.

— Нет, Блэк, не хочу, — хрипло простонала она, когда он взобрался сверху и с легкостью перевернул её на живот. — И не жалею ни о чем, — пробормотала она, зажмурилась и охнула, когда Сириус ей вставил.

— Я тоже не жалею, — горячо прошептал он ей в волосы, начиная потихоньку двигаться. — Потому что, если бы мы не сбежали тогда из этой комнаты, не оказались бы сейчас здесь...

В памяти вдруг эхом отозвались слова:

«Уже через месяц твой супруг съел бы какой-нибудь отравленный омлет, и ты была бы свободна!»

У Роксаны мурашки пробежали по коже.

Нет! Нет, она не будет думать об этом, Мерлин, пожалуйста, нет!

— ...ох, блять, да, вот так. Вот так хорошо, детка... — он прижался к её спине, горячий, тяжелый. — Тогда мы сбежали вдвоем, Малфой, — еще жарче прошептал Сириус, скользя ладонями вдоль по её рукам и увеличивая темп. — И сейчас. И знаешь, что? Мне чертовски нравится сбегать с тобой.

После этого он рывком перевернул её на спину, раздвинул её ноги, и, удерживая их так, как ему было удобно и сжимая бедра до синяков, начал всерьез трахать её, да еще и с такой обходительной, неторопливой яростью, что у Роксаны от обилия чувств снова выступили слезы. Она стонала, ругалась, хватала Сириуса за крепкие руки, царапала его грудь и напряженный поджарый живот.

Но самое главное — в эти минуты она не помнила, что через месяц её отец добровольно пойдет на смерть, ради того, чтобы она могла жить в свое удовольствие.

И трахаться с Сириусом Блэком.

А пока одни наслаждались украденной у жизни свободой, в сотнях километров от поместья Малфоев, в волшебной больнице имени Святого Мунго царил настоящий хаос. Больница стояла на ушах, с тех пор как из главного камина вывалился грязный как черт школьник и объявил, что у него есть лекарство от проклятия.

Несмотря на позднюю ночь, повсюду горел свет. Больница суетилась, как большой муравейник, словно кто-то внезапно объявил о наступлении второго Рождества. Из палаты в палату бегали целители, сопровождаемые звенящими тележками с долгожданной вакциной. К сожалению, единственной возможностью ввести зелье в организм был магловский укол, но это никого не пугало. Отовсюду слышался смех вперемешку со слезами. Больные приходили в себя, открывали глаза, узнавали родных, поднимались с кроватей и обнимались.

А герой дня, студент Хогвартса, пожелавший остаться неназванным, стоял в общей палате рядом с одной из коек, белый как простыня, перепачканный грязью и кровью, в порванной одежде и с всклокоченными волосами. Он мял в руках красную охотничью шапку и пытался заглянуть через плечо целительнице, которая как раз в этот момент делала жизнеспасительный укол особенно тяжелой пациентке…

Закончив с уколом, целитель оглянулась на парня и улыбнулась, устало, но светло.

— Ну вот. Теперь всё будет хорошо, — она с материнским теплом похлопала его по плечу и направилась к следующей койке. Тележка, груженая моментально размноженным зельем поехала за ней, легонько позвякивая на ходу, а Джеймс Поттер словно во сне подошел ближе к постели, во все глаза глядя на лежащую на ней девушку.

Сейчас она едва ли напоминала ту девушку, которой одиннадцатилетний Джеймс Поттер когда-то зарядил по носу снежком. Эта девушка была чудовищно худа и слаба. Серая кожа обтягивала кости лица и рук, темно-рыжие волосы потускнели, а вокруг глаз залегли глубокие лиловые мешки. Полные губы потрескались и побелели. Она была словно горстка пепла, оставшаяся после яркого феникса.

Но когда Джеймс опустился возле её кровати на колени, зачарованно глядя в измучанное лицо, веки девушки вдруг шевельнулись, а брови дрогнули. Еще одно усилие, и её ресницы наконец тяжело поднялись вверх, и на Джеймса Поттера взглянули яркие, как крыжовник, прозрачные, как два лесных озера, живые и как никогда зеленые глаза Лили Эванс.

====== Колыбельная для волка ======

Месяц (и еще немного) спустя…

– …и вот мы снова возвращаемся на поле после рекламы! Для тех радиослушателей, которые только что настроили нашу волну, напоминаю, что с вами ваш верный и бессменный спортивный комментатор – Фабиан Пруэтт…

– … а также его блистательный напарник – Гидеон Пруэтт! И мы приветствуем вас в школе чародейства и волшебства Хогвартс, на третьей игре сезона, матч Гриффиндор – Пуффендуй!

После этих слов стадион взорвался аплодисментами, радостными криками и хлопками петард. Школьный оркестр разразился тушем. В клубах разноцветного дыма и целом море пестрых курточек то тут, то там раздавалось львиное рычание или барсучье фырканье. Ученики обливались сливочным пивом, обсыпались орешками и бобами «Берти», хохотали, цеплялись друг за друга, махали флагами и махали игрокам, со свистом проносящимся мимо трибун. Изредка было слышно истеричные вопли шестикурсниц: «Джеймс, Джеймс!». Или «Майлз!», или «Сириус, ты видела, это Сириус!». И над всем этим то и дело золотом разливался гул гонга, возвещающий об очередном голе.

День для матча выдался просто чудесный.

Впервые за долгое время небо над долиной сияло лазурной чистотой и поднялось так высоко, что казалось, будто голоса братьев Пруэтт разносятся далеко над крошечным пестрым стадионом, до самых гор и даже дальше. Солнце светило так ярко, что все с непривычки жмурились и морщили носы, а игроки то и дело закрывались от него рукой. Но даже это не могло испортить того яркого, конфетно-праздничного настроения, которое завладело школой, как только её ученики проснулись и увидели за окном не стену ливня или мокрого снега, а косые лучи первого настоящего тепла.

А сейчас это настроение перекинулось на стадион и схлестнулось в нем, как в чашке.

Игра была ожесточенная.

Пуффендуй был явно настроен на победу и закатывал один мяч за другим. Пуффендуйцы чуть не плакали от радости, гриффиндорцы тоже готовы были разреветься, но по другой причине. Дирк Крессвелл, здорово похудевший и ослабевший после болезни, пропустил уже двадцать голов, в то время как его команда забила всего пять. Ситуация накалялась, Дирк страшно переживал и злился, из-за чего пропускал все новые и новые мячи. К тому же, после двадцатого капитан сделал ему замечание («Черт возьми, Крессвелл, пропустишь еще один, и клянусь, я тебя поимею этой битой! Соберись!»), Крессвелл окончательно распсиховался и чуть было не пропустил двадцать первый. К счастью, ему удалось каким-то чудом перехватить хитрую подачу в самый последний момент, и даже не свалиться с метлы.

– Какой выпад! Ты видел это, Гидеон?! – завопил Фабиан в микрофон, стараясь перекрыть радостный вопль болельщиков со стороны гриффиндорской трибуны. – Вратарь команды Гриффиндора остановил знаменитый крученый Аманды Джексон, охотницы Пуффендуя!

– Да, Фабиан, а тебе известно, что этот прием впервые был использован охотником «Холлихедских гарпий» в тысяча девятьсот… СВЯТЫЕ ЕДИНОРОГИ, БЛАДЖЕР СБИВАЕТ КРЕССВЕЛЛА С МЕТЛЫ! – вдруг заорал Гидеон под всеобщий, оглушительный «а-ах!». Ученики повскакивали со своих мест и навалились на ограждения, чтобы посмотреть, цел ли многострадальный вратарь.