Семь кругов яда (СИ)

Сколько нежности мне хочется вложить в поцелуй, но я чувствую себя неумелой девочкой, пытаясь забыть обо всем и помнить о главном. 

- Не надо, - шепчу я, пытаясь положить свои пальцы на чужие губы. – Я прошу тебя… Не надо… 

Как будто яд разливается по всему телу, как будто я глотнула смертельную дозу и дни мои сочтены. Он действительно ядовит… Ядовит… Особенно рука, которая без экскурсовода разгуливает по моим личным достопримечательностям! Я отвела его руку, как бы намекая, что раненым рекомендован покой. И если кто-то не успокоиться, то быстро упокоится! 

В ответ на моей щеке запечатлели самый целомудренный из всех целомудренных поцелуев. 

- Ну все-е-е, все-е-е, - заметил Эврард так, словно ничего не произошло. – Не надо-о-о так не-е-ервничать… А то разневрнича-а-алась тут… Я даже умира-а-ать переду-у-умал… 

Я смотрела на него и не могла понять, что мне хочется больше просто задушить его, или сделать это не-е-ежно. 

- Я ре-е-ешил тебя наказа-а-ать, - гаденько улыбнулся Эврард. – За то, что не дала-а-а…

Я подняла брови, склоняясь к первому варианту с обычным удушением.

- … мне умере-е-еть споко-о-ойно, - закончил после тревожной паузы Эврард. – За это ты бу-у-удешь спа-а-ать со мно-о-ой… Про-о-осто спа-а-ать, просто ря-я-ядышком… Охраня-я-ять меня… 

- Слушай, а ты не подумал, как это будет выглядеть со стороны? Что подумают люди? – мои глаза округлились.

- Я за-а-автра скажу, что я пина-а-аюсь, а ты храпи-и-ишь, - на меня посмотрели кротко-кротко. – Чтобы им было над чем поду-у-умать. А пока они реша-а-ают, кого жале-е-еть, а кого не-е-ет, ты бу-у-удешь ночева-а-ать зде-е-есь.

**

Утро встретило меня солнечными лучами добра и одеялом, которое заботливо прикрывало мое сонное, развалившееся на диване тело. Есть маленькая разница между чувствами и порывом. Вопрос «Где я?», рожденный сонными полушариями, свидетельствует о порыве. Вопрос «Где он?» - о чувствах. Самый бессовестный на свете цветочек был одет и завернут в одеяло, пытаясь понять, где его Гла-а-авная Пробле-е-ема. «С проблемой нужно переспать!», -  снова намекала на неиспользованную возможность строгая бабушка. Мне кажется, что бабушка мне что-то не договаривала. 

Я поднялась, зевнула и увидела то, что скрасит мне воспоминаниями самый тусклый и мрачный день. За столом сидел Эврард, а на голове у него … ша-а-апочка. Цвет и вид шапочки вызывал у меня много вопросов к изготовителю. Я бы сказала больше, я бы безошибочно узнала автора этого шедевра в толпе. Отсутствие глаз и руки из попы – в любом случае привлекают к себе некоторое внимание. Это порождение дизайнерской фантазии было ядовито – зеленой, прямо в тон глаз. С одной стороны она была похожа на тюбетейку, а с другой стороны придавала обладателю некий издевательский шарм. 

- А у тебя-я-я такой не-е-е-ет, - заметил Эврард, снимая свою шапочку и снова надевая на голову. – А где-е-е ее взять – не скажу-у-у… Это – моя люби-и-имая ша-а-апочка. Цветочек отказа-а-алась мне связать ша-а-апочку, поэтому ее свя-я-я-язала друга-а-ая…

- Нет, ревновать к фабрике «Красная Шапочка», которая выпускает зеленые тюбетейки, я как-то не буду. Пусть даже там работают самые красивые чесальщицы-мотальщицы! – усмехнулась я, скидывая одеяло.

- Та-а-ак, мотальщица моих не-е-ервов, - зевнул Эврард. – И чесальщица-а-а оче-е-ень ва-а-ажного у му-у-ужчины места, ты есть бу-у-удешь? 

- Чего? – напряглась я, ужасаясь ночным поползновениями моей руки. – Это что я там чесала у тебя? 

- А ты-ы-ы что? Не по-о-омнишь? – Эврард поднял брови. – Бессты-ы-ыжий цвето-о-очек… Ты у меня чесала со-о-овесть… Всю но-о-очь чесала…  Ле-е-ежу я, а ря-я-ядом сопи-и-ит у меня на груди цвето-о-очек, обнима-а-ает меня, как родного… Дове-е-ерчиво обнима-а-ает… И цвето-о-очек не ду-у-умает о том, что пла-а-атье съехало-о-о и обна-а-ажило что-то о-о-очень интере-е-есное. Но цве-е-еточку показалось ма-а-ало, поэтому он пополз вы-ы-ыше… Цве-е-еточек ре-е-ешил штурмовать карье-е-ерную ле-е-естницу во сне. Пла-а-атье было про-о-отив и решило оста-а-аться там, где было… Так что … Как бы это ска-а-азать… 

Я смотрела на него в упор. 

- Таким взглядом отстреливают все живо-о-ое в радиусе пораже-е-ения. Я не люблю слово пораже-е-ение. Так что в ра-а-адиусе побе-е-еды. Я це-е-елую-ю-ю… - продолжал Эврард, сладенько улыбаясь  широкой чеширской улыбкой. – Я це-е-елую-ю-ю… 

- Ночь? – подсказала я, понимая, что надо мной бана-а-ально издева-а-аются. 

- При чем здесь но-о-очь? Я говорю, что целу-у-ую, целу-у-ую то, что мне подставили, а цве-е-еточку хоть бы хны… - горестно закончил Эврард, поправляя любимую шапочку. – И тогда я поду-у-умать, что, мо-о-ожет стоит натяну-у-уть? 

- Отличные мысли, - шумно выдохнула я, закатывая глаза. 

- Пла-а-атье! Натянуть на нее пла-а-атье, чтобы она с утра не пережива-а-ала! – скромно закончил Эврард, сложив руки на груди и кротко глядя на меня, мол, фу, какая ты пошлая! Ай-я-яй!  - А еще-е-е у меня есть две но-о-овости. Но ты сна-а-ачала пое-е-ешь, ибо так рассказывать совсем не интере-е-есно. Тарелка на сто-о-олике…

- Нет, лучше сразу, а то вдруг отобьют аппетит? – я и сама уже заприметила тарелку. Я уже облизывала ложку, после первой пробы.

- Нас заме-е-етили, - сладко улыбнулся Эврард. Нет, конечно, новость отличная! Еще бы нас не заметить! Мы – молодцы! Мы тут продажи подняли! У нас каждый день приходят новички! И столько людей было на презентации! – Насто-о-олько, что планируют запретить на высо-о-оком государственном у-у-уровне. Я перехвати-и-ил сообще-е-ение.

- И что? – фыркнула я. – Будем работать подпольно! Мне не привыкать! 

Где-то в воображении рисовалась картинка. Темный переулок, случайный прохожий и мрачный тип в длинном плаще, который опасливо озирается по сторонам, а потом крадется за бедолагой, не успевшим домой до заката.

- Кто вы? – выдыхает побледневший прохожий, глядя на мрачный силуэт.

- Яд! Порошок нужен? – полы плаща распахиваются, а там пришиты наши образцы. 

Картинка помутнела, рождая следующую.

Под окнами обычных людей сначала что-то зарывают странные типы, а потом приходят другие странные типы и что-то откапывают. А где-то сидит подполье, фасуя запрещенную продукцию. 

- Ничего страшно, - отмахнулась я от первой новости, глядя на Эврарда глазами человека, который уже мысленно приготовился орать: «Не закрывайте дверь!», подкладывая кирпич под дверь с домофоном. Я даже мысленно заготовила кроссовки, чтобы сдавать кросс с сумками, завидев потенциальную жертву. 

- И щито поде-е-елать? – пожал плечами Эврард. - Все-е-е очень серье-е-езно…

Я задумалась и погрустнела. Слово «серьезно», как я понимаю, просто лежит и пылиться в словарном запасе Эврарда. Сомневаюсь, что он случайно его обнаружил и решил «выгулять». А с ним вместе увязалось слово «очень». 

Диван показался очень аппетитным для седалищного нерва, поэтому он внимательно к нему присматривался.  

- Послу-у-ушай, когда ты начина-а-аешь сражаться, ми-и-ир настроен скепти-и-ически. Он ста-а-авит препя-я-ятствия, чтобы поня-я-ять серье-е-езность твоих намерений. Если уда-а-астся преодолеть, не потерять прису-у-утствие духа, то он пойме-е-ет, что ты настро-о-оена реши-е-етельно и протя-я-янет тебе ру-у-уку, - глубокомысленно заметил обладатель зеленой шапочки, которая придавала ему вид, если не великого мыслителя, то доморощенного философа. «Доморощенность» выражалась в том, что в такой шапочке не каждый рискнет показываться в людном месте. Хотя… Шапочка действительно заставляет меня улыбнуться. 

- Е-е-есть и втора-а-ая плоха-а-ая новость. Наш бывший прое-е-ектор, - на меня посмотрели выразительно. – Примкну-у-ул к на-а-ашим лю-ю-ютым друзья-я-ям. Он очень общи-и-ителен, поэтому о маги-и-и и прокля-я-ятьях тебе лучше не заика-а-аться. Он рассказал все, что зна-а-ает о нас, так что тепе-е-ерь приде-е-ется быть осторожными.

То есть как? Он же обещал раствориться, исчезнуть, спрятаться… Почему он пошел к конкурентам? Я сглотнула, не понимая, что пытаюсь проглотить – ком в горле или еду?