Туда! И надеюсь, обратно...(СИ)

Что за?..

Я захотела посмотреть, от чего исходят сверхдискомфортные ощущения, но не смогла. Меня будто парализовало, даже дышать стало страшно – такое чувство, что каждое движение ресниц вызывает неприятные покалывания, сопровождаемые раскатами боли.

Пит, осознав мою беспомощность, самостоятельно расстегнул мою куртку и глубоко протяжно выдохнул. Любопытство пересилило боязнь почувствовать, как ядовитые иголочки втыкаются и вытыкаются в хаотичном порядке в разные части тела, и я оторвала голову от шелестящей земли, чтобы тут же уронить её обратно. Где-то в глубине подсознания я понимала, что все не так страшно, как выглядит, но тошноте, спровоцированной не только зрелищем, но и пустым желудком, было наплевать. Глаза тоже не желали слушать мозг. Они видели алые ручейки крови, пятна крови багрового цвета и коричневые, почти черные ошметки засохшей крови – кровавое месиво, не вызывавшее никаких других чувств, кроме отвращения.

– Наверное, это Мирта меня зацепила. Странно... я даже не заметила. Да... это в моем стиле – не заметила, как она меня ранила, не заметила, как я её убила! – я осеклась, но, хвала Ёжику, Пит меня не слушал, он сначала рылся в листьях, чтобы найти рюкзак, а затем рылся в рюкзаке, чтобы найти листья. Сложная схема. Но зато он вернулся к моему полуиздыханному (полуиздыханному?! Оррр... ненавижу! Это самое ужасное – когда мне плохо, я несу вдвое больше глупостей, чем когда мне хорошо) телу с охапкой лечебных, по крайней мере я на это очень надеюсь, листьев и флягой воды. Последнюю он (без предупреждения!) не преминул вылить прямо на рану.

...

Я не закричала только потому, что в нескольких сантиметрах от лица оказалась моя рука, в которую мои зубы поспешили вонзиться. К жжению, захватившему каждый узел, каждую клетку нервной системы, присоединился вкус железа. Нет, я не прокусила кожу, все-таки инстинкт самосохранения, пусть это и не всегда заметно, работает исправно. На моих руках осталась кровь Мирты, причем как в фигуральном, так и в буквальном плане. А теперь эритроциты мертвой девушки ещё и на моих губах. Это просто... омерзительно...

Мое сознание, решившее, что с него на сегодня хватит, плюнуло на реальность и вышло в астрал. Там, на горстке облаков, раскрашенных первыми лучами солнца в оттенки розового, вокруг переливающегося на тех же лучах самовара сидели ёжики. Двое ели баранки, то и дело отбирая друг у друга кажущиеся особо аппетитными кусочки, двое других перекатывали из лапки в лапку комочки из облаков, последний ежик, присевший на краешек красной бархатной подушки, пил чай, надменно отводя мизинец в сторону.

Если бы я проснулась у себя в комнате, то первым делом достала с одной из прогибающихся полок сонник и узнала бы к чему снятся ёжики.

((А если бы это была книга Достоевского (да простит меня Федор Михайлович за такое предположение), то пришлось бы напрягать серые клеточки, чтобы понять, как этот сон раскрывает характер персонажа и как он отразится на последующий событиях истории))

Но так как я проснулась в лесу, первое, что я сделала – нашла взглядом Пита, который сидел рядом с моей головой, и спросила, не умер ли кто за то время, что я была без сознания. Он отрицательно покачал головой.

– Ёжик! – разочарованно плюнула я, вспомнила сон и плюнула ещё раз. – Ёжик!!

Взлохмаченный Пит наклонил голову, заслонив ветки лысеющих деревьев, впитывающих в себя свет уходящего солнца.

– Тебе больно? – встревоженно спросил он.

Я хотела отмахнуться и сказать «нет», как всегда делала, но прислушалась к организму и осознала, что мне действительно не больно. Да – гудят ноги, да – ноют кости, да – в боку странные непривычные ощущения, но в целом – ничего такого, с чем я не могла бы смириться.

– Всё просто... все хорошо.

В подтверждение своих слов я встала и размяла затекшие ноги и руки. Бросив взгляд на последние, я поморщилась.

– Пойду умоюсь.

Пит кивнул и не последовал за мной, за что я была ему безмерно благодарна. Мне просто необходимо было побыть одной – собраться с мыслями и отмыться от крови. И если со вторым я справилась более-менее успешно – только раз психанула, вдарив по водной ряби кулаками, то с первым был полный провал. За пятнадцать минут я так и не смогла найти хотя бы одну достаточно трезвую мысль – они все любо оголтело ругались матом, либо инфантильно хихикали. Но прятаться здесь, рассчитывая на благоразумие товарища, я больше не могла. Во-первых, потому что сомневалась в благоразумии некоторых индивидуумов, а во-вторых, потому что каждый шорох листвы, каждый скрип дерева заставлял мое сердце сжиматься до размеров почки, а в каждом порыве ветра мне слышался шепот Катона.

Так и не разобравшись с собой, я вернулась к напарнику, у которого за несколько часов одиночества список адресованных мне вопросов увеличился раза в три... а вот футболка укоротилась, в те же три раза.

– Что произошло?

– Ага, – тупо кивнула я, не в силах оторвать взгляд от его пресса, лишь слегка прикрытого расстегнутой курткой. – Вот и мне интересно... что произошло с твоей футболкой?

– Китнисс, не переводи тему! Что случилось?

– Я не перевожу тему! – опять попыталась я перевести тему. – Мне просто интересно!

– Я сделал из нее бинт, – уступил он, но лишь на мгновение. – Китнисс! Что?! Случилось?!!

– Ты имеешь ввиду, пока ты был в отключке?

Он нахмурился. Не знаю почему, может ему незнакомое слово не понравилось, а может – скорее всего – то, что я опять увиливаю от ответа.

– Не беспокойся, ты ничего интересного не пропустил!..

– Китнисс...

– Ладно-ладно! В общем, – я присела на траву в позу лотоса, – дело было так. Мы съели грибы. Ты выиграл на конкурсе белизны, оставив снег и лист бумаги топтаться на втором месте, и рухнул наземь, потому как грибы оказались отравленными...

– Но... – попробовал вклиниться в мое повествование примостившийся рядом Пит.

– Не перебивай! Иначе я до конца дня больше слова не скажу!

Парень с сомнением хмыкнул, но промолчал, позволив мне продолжать. Впрочем, моя история и так почти подошла к концу.

– Я поплакала, – с сожалением приняла тот факт, что я не Рапунцель из запутанной истории, а значит слезы не помогут, – собралась, добежала до Рога, взяла лекарство и вернулась. Вроде ничего не забыла...

– То есть ты хочешь сказать, что за эту ночь так и не наткнулась ни на одного трибута? – недоверчиво прищурился парень.

И как бы так ответить, чтобы не соврать?..

– Я хочу сказать, что кроме нас лекарство никому не было нужно!.. И прежде, чем ты задашь следующий вопрос – да-да, мы с тобой одни такие идиоты, которые увидев грибы даже на секунду не задумались о том, что...

И вот, настал тот миг, когда я была готова броситься на шею распорядителям и расцеловать их (нет, лучше все-таки зацеловать, причем – до смерти!) – на арену упали крупные бисеринки воды, мгновенно превратившиеся в потоки.

Дождь, вынудивший нас вскочить и бежать на поиски убежища, отвлек Пита от рассказа и избавил меня от громоздкой, неумелой, а местами чрезвычайно бредовой лжи.

Ну не хочу, не хочу я, чтобы он думал... знал, что я... Не хочу, чтобы он знал о Мирте. Это, конечно, мало сочетается с моим желанием вытащить нас отсюда, но... Пока это будет зависеть от меня, я буду делать все, чтобы его предположения и догадки так и оставались предположениями и догадками!

====== Часть III. Победитель. VIII ======

- День выдался трудный.

- Ночь будет еще труднее.

- Спасибо. Как раз то, что я хотел услышать.

Лорел Гамильтон «Жертва всесожжения»

Пещеры – единственная более-менее действенная защита от ливня, в этом мы убедились, как только оказались в одной из них. Не удивлюсь, если в той самой, которая упоминается в оригинале. Более того, я уверена, что это та самая пещера. Иначе и быть не может.

– Переждем здесь дождь, – кивает Пит, осмотрев своды убежища. – Заодно решим, что будем делать.

Я попыталась выдавить из себя лаконичное «хорошо», но зубы, то сталкивались друг с другом, создавая ощущение, что у меня во рту собралась группа пьяных барабанщиков, то никак не могли соприкоснуться – несмотря на относительную сухость в каменном мешке было очень холодно – а потому только кивнула. Зря я это сделала. Видимо по каким-то неизвестным мне законам физики (хотя, кого я пытаюсь обмануть? Единственный закон, который я помню – это закон Ома, и то он в моей голове только потому, что неоднократно упоминался в одной из серий «Папиных дочек») силовая волна от кивка распространилась по всему телу, вызывая дрожь.