Предательства

Ребята… Боже…

Папа всегда говорил, мол, волки с кровососами не ладят. Я начала думать, что это заложено генетически. Насколько я могла понять, дампиры и вервольфы заодно против вампиров. В этом суть Братства. Но, черт побери, как же они друг друга не любят.

Я оттащила Грейвса назад — он попытался оттолкнуть меня и пройти мимо, но я вцепилась в его уже совсем не костлявые плечи и тряхнула. Пальцы погружались в мышцы — больно ему не было. Голова у него качнулась, как у куклы, но взгляд встретился с моим, и снова послышалось тихое рычание. Я смотрела ему и глаза, казалось, целую вечность. Он опустил голову, а плечи слегка расслабились.

Я обернулась. Дилан, скрестив руки и подняв черную бровь, стоял около Ирвинга. Остальные дампиры сгрудились вокруг, сверкая глазами. Теперь уже у всех нижней губы касались острые клыки.

Да… Тестостерон можно черпать ложкой из воздуха.

— Мы дрались. Я сглупила. — Ноги было тяжело переставлять, а спина просто выла от боли. — Как ты? — спросила я Ирвинга, который глубоко и натужно кашлял, хотя лицо уже было не таким багровым.

Он зло посмотрел на меня, и мне стало совестно. Всего лишь небольшая учебная потасовка, ничего особенного. Надо было просто отойти в сторону и дать ему остыть. А я вместо этого на него набросилась. Девочка, тоже мне. Должна быть умнее своих сверстников-парней.

— Прости, Ирвинг. — Опять схватило спину, и я выдохнула сквозь стиснутые зубы. Голоса позади меня стали стихать, я и подала ему руку, чтобы помочь встать. — Надо было бросить тебя об стену, а не бить в нос. Ну, кто ж знал.

Трудно произносить миротворческую речь, когда что-то струится и капает с верхней губы. Надеюсь, не сопли. Это уж совсем как-то… Я шмыгнула носом, и кровь хлынула потоком.

Ирвинг замер, уставившись на меня. Зрачки сузились. Капля ярко-красной крови, на мгновение зависнув в воздухе, шлепнулась… прямо ему на футболку, а другая — под ноги на мат.

— Черт! — рявкнул Дилан и прыгнул на Ирвинга. — Уберите ее отсюда!

Меня схватили несколько горячих рук и потащили. Казалось, мир сейчас перевернется — звон в голове усилился, бешено били совиные крылья. Вервольфы волокли меня к выходу, Дилан прижимал к полу Ирвинга, который выл, истерично и пронзительно, как гарпия. От жажды крови.

Да… Еще одна ночь в Школе. Бой длится до первой крови.

Но моя кровь может довести дампира до умопомрачения. А все потому, что я светоча. Что-то в моей крови — еще задолго до «становления» — пробуждает потаенные инстинкты в тех, у кого в генах есть хоть частичка носферату.

После «становления» я буду такой же сверхсильной и супербыстрой, как они. И тогда вампиры побегут от меня, как клопы от «Рейда». Но сейчас я уязвима. Я для них еда.

Дилан вдалбливал мне целую неделю снова и снова, что, мол, нельзя вступать даже в учебный бой со студентами-дампирами, что они еще не умеют контролировать жажду крови и что я могу сильно пострадать и т. д. и т. п.

Кристоф никогда мне об этом не говорил. Да и воообще, он многого мне не говорил.

Оборотни выволокли меня в коридор, и шорох крыльев в голове стал яснее и громче. Может быть, я на время отключилась. По крайней мере, мир затуманился, отдалился, и единственное, что было для меня важно — это слышать голос Грейвса. Теперь, когда ярость прошла, он уже мог говорить спокойно. И он повторял одно и то же, все время чуть спотыкаясь на моем имени:

— Все хорошо, Дрю. Все будет хорошо, даю слово.

По-моему, он и сам в это не верил.

Глава 2

Пакет со льдом немилосердно жег кожу, но от него спадал отек и проходили синяки вокруг носа. Я вздохнула, поерзала на стуле и сморгнула набежавшие слезы. Хорошо, что Грейвс додумался захватить мой жакет — прикрыть «гусиную кожу» на голых плечах.

— Это я виновата, — упрямо повторяла я. — Надо было просто швырнуть Ирвинга от себя, а не бить его в нос.

— Дело не в этом, — вздохнул Дилан.

В последнее время он вздыхал намного чаще, а иногда казалось, что он только и делает, что вздыхает. Его профиль мог бы украшать римскую монету, а настоящее его имя, насколько я расслышала, было совершенно непроизносимо-готское. То есть действительно исторически-варварское, а не в смысле из субкультуры подростков со скорбными лицами и черной помадой.

Здесь, в Школе, сложно что-либо понять. Преподаватели походили на подростков. Самым старшим спокойно дашь лет двадцать. Но они из «поздних» и выглядеть даже на тридцать не будут никогда. Огаст — друг моего отца, которому я позвонила, чтобы проверить историю Кристофа — видимо, один из них. Всегда хотела спросить, но стеснялась.

Проведя рукой по черным волосам, Дилан плотнее уселся в кресле. Его стол был завален бумагами, посреди которых стоял большой серебряный шар — помню, я все пялилась на него, когда оказалась здесь в первый раз, но потом до меня дошло, что это ограненный металлом череп с острыми клыками и длинными резцами. Я в очередной раз остановила себя — ну очень хотелось спросить, правда ли это череп настоящего вампира.

За спиной Дилана с высоких стеллажей на меня жмурились увешанные паутиной книги в кожаных переплетах. Пахло кожей, пылью и юношескими гормонами. Но все равно чувствовалось, что это кабинет директора.

Я побывала в кабинетах у директоров школ по всей Америке. Потом поняла: не хочешь туда попадать — не возникай. Наконец, мне это надоело.

Грейвс стоял у меня за спиной. Сесть Дилан ему не предложил. Мне это не понравилось особенно потому, что Дилан отказывался говорить или даже садиться, пока не сяду я. Окна в кабинете, как и во всей Школе, были забраны железной решеткой. Очутившись здесь в первый раз, я попыталась пошутить, мол, решетка — это чтобы держать нас внутри или вампиров снаружи? И гробовая тишина. По выражениям лиц присутствовавших я поняла, что мне лучше заткнуться.

Там, за окнами, лужайки залил лунный свет. Словно часовые, стояли деревья, посеребренные плотным, как стена, туманом — он белыми призрачными пальцами дотягивался до голых черных ветвей.

Я прижала пакетик со льдом плотнее к переносице, и он хрустнул. Осторожно посмотрела на Дилана.

— Послушай, — заговорил он, всем своим видом показывая, что его терпение — вынужденное. — Обучение боевым искусствам займет немало времени да и начнется не раньше, чем у тебя наступит «становление». Если невмоготу, то лучше практикуйся с преподавателями, а не со студентами. А Грейвс… Не вмешиваться же ему каждый раз, когда тебя обидят. Это небезопасно. Для вас обоих.

Дилан великодушно не упомянул о том, как я пробудила в Ирвинге жажду крови. Что ж, мило.

Я ждала, что Грейвс что-нибудь скажет, но он упрямо молчал, даже когда мы встретились взглядами. Ненормальный румянец на его щеках исчез, и только глаза горели из-под густой челки. На скуле красовался синяк — распухший, лиловый. Ничего, до завтра пройдет. У лупгару все заживает даже быстрее, чем у вервольфов. Лупгару приобретают силу и скорость, но не страдают боязнью серебра и не рискуют потерять над собой контроль.

Вот так-то. За одну неделю я узнала про оборотней намного больше, чем вложил в меня папа за долгие годы — как ни штудировали мы с ним фолианты в кожаных переплетах и сколько ни ходили на охоту.

Грейвс стоял с упрямым и вызывающим видом, уголки его рта опустились. Сквозь космы волос поблескивала серьга. Он буравил взглядом Дилана.

Да, помощи от него не дождешься. Придется самой.

— Это все я виновата, — снова затянула я старую песню. — У преподавателей нет времени со мной заниматься. К тому же они думают, что я хрустальная! Всей этой коррективной фигни мне было достаточно и в обычной общеобразовательной школе. Я так ничему не научусь, если вы будете сажать меня к дошколятам.

— Дрю, ты светоча. Ты бесценна. Ты не понимаешь, как многого ты стоишь — мертвая для носферату и живая для нас. — Дилан облокотился об стол. Хрустнули бумаги. — Мне повторить? У тебя еще не было «становления». Когда будет, тогда ты сможешь принимать участие в более серьезных боях. Но до тех пор…