Волки. Роман мая с декабрем (СИ)

- Всё в порядке, - ответил папа. Встав из-за стола, он сел на диванчик. - Я тебя слушаю.

Чуть помедлив, я опустилась рядом.

- Ну... это... - Господи, Аня! Включай мозг! Хватит уже мямлить! - Вот смотри. Допустим, у тебя есть знакомый, которому ты нравишься. В смысле, знакомая! - тут же поправилась я, ибо папа вскинул бровь. - Да. Знакомая. Но ты знаешь её с детства и воспринимаешь как сестру. А она начинает вести себя с тобой как с парнем. В смысле, с мужчиной...

Замолчав, я отвела взгляд. Лучше бы не приходила, чес-слово...

- Ты про Максима? - спросил папа после десятисекундной паузы.

Фух...

- Угу, - кивнула я с тяжёлым вздохом. - Мама тебе рассказывала?

Ответ был уклончивым.

- Мельком. Расскажи ты. Если хочешь, конечно.

Папа как всегда был спокоен и серьёзен, как будто говорил с таким же адекватным умным человеком. А не со мной. Это помогало собраться.

- Я знаю Макса с трёх лет. Он мне как брат. До сих пор. А я для него вдруг стала девушкой. Ну, в смысле...

Он едва заметно улыбнулся.

- Я понял. Дальше.

Я тяжело вздохнула.

- А всё. Больше рассказывать нечего. И что делать, я тоже не знаю.

Снова пауза, уже более долгая.

Долгая...

Чёрт, неужели, всё так плохо??

- Думаю, сначала тебе стоит заглянуть в себя, - наконец ответил папа, почему-то хмурясь. - Если ты не найдёшь там взаимности или хотя бы намёка на ответное чувство - скажи Максиму от этом.

- А если он обидится? Расстроится? Как-то не хотелось бы...

- А что будет, если ты промолчишь? Если он будет думать, что симпатия взаимна, если с его стороны она превратится в нечто большее? Чем больше у тебя силы, тем сильнее на тебя давит ответственность. А в этом мире самая большая сила...

- ...знание, - за него продолжила я.

Да-да-да. Такие речи папа вёл не раз и не два - всё уже выучено так, что от зубов отскакивает.

- Именно, - кивнул он, по-прежнему оставаясь совершенно серьёзным, даже мрачным. - Ты знаешь о чувствах Максима - теперь они в твоих руках. Ты несёшь за них ответственность.

- Но я не хочу делать ему больно! Он мой друг!

- Знаешь, у меня в юности тоже был один друг, тоже оборотень. Мы были знакомы не с самого детства, но довольно долгое время он жил со мной и моими родителями, и в итоге стал для нас родным.

- Как Макс для меня?

- Да, примерно. Какое-то время мы шли вместе, многое испытали. Но однажды он выбрал иной путь. Опасный и разрушительный. Мой друг позвал меня за собой, ибо считал, что эта дорога - верная. Но я отказался. Более того, я делал всё возможное, лишь бы сорвать его планы. Как ты думаешь, почему?

Вопрос застал меня врасплох. Пока папа говорил, я боялась лишний раз вздохнуть или моргнуть - а вдруг что-то упущу! Он настолько редко и скупо рассказывал что-то о другой стороне мира, о мире оборотней, что каждое его было словно кусок хлеба для умирающего от голода.

Я помню всё, что папа говорил об этом - благо, слов было, мягко говоря, немного. Они хранятся у меня в памяти также тщательно, как, в своё время, главное сокровище детства - горсть разноцветных стеклянных шариков, подаренных мамой на День Рождения. Пользы от них не было никакой, но я была на седьмом небе от счастья, каждый день доставала их из шкатулки, катала по полу, смотрела, как красиво они блестят на солнце. С папиными словами было примерно также: я могла перебирать их, любоваться блеском таинственности - но и всё. Они напоминали мне кусочки мозаики - жалкая пригоршня, из которой даже рамку не соберёшь - так, какой-то крошечный кусочек. Причём, непонятно даже, где он должен находиться - может, где-то с краю, а может и в середине. Сверху, снизу. Слева, справа. Картинки-образца ведь тоже нет.

Ну и, разумеется, сколько бы я ни просила папу рассказать больше, ответ был всегда один и тот же: "Позже. Сейчас тебе это знать не нужно".

- Ну... наверно, потому что он что-то разрушал? - собравшись с мыслями, предположила я.

- Верно. А ещё?

- М-м-м... Ты заботился о нём? Хотел спасти от самого себя?

Папа кивнул.

- В точку. Но для этого мне пришлось стать предателем и врагом. В его глазах. Понимаешь?

Я задумалась.

- То есть, иногда, чтобы спасти друга, приходится причинять ему боль? Предавать?

- Увы, но да. Это как с лавинами в горах: спускают маленькую, чтобы избежать большой. Иногда высшее проявление дружбы и заботы выражается в том, чтобы пойти против дорогого тебе человека.

Эх, проще не стало. Даже наоборот...

- Спасибо, - заставив себя улыбнуться, я обняла папу и поцеловала его в щёку. - Правда, теперь мне нужно как-то это всё переварить.

Тоже улыбнувшись, он погладил меня по голове.

- Приятного аппетита, солнышко.

- Спасибо. Пойду сиять, что ли.

Я вышла из кабинета.

Как же иногда хочется нецензурно выругаться! Причём, даже не для того, чтобы кого-то оскорбить, а от переполняющих тебя чувств! Но если родители услышат, что я матерюсь... В общем, ничего хорошего не будет. Да и меня саму как-то не тянет. Именно поэтому я, вместо нецензурщины, использую одно-единственное слово - банан. И прилично, и когда говоришь "ну полный банан" или что-то в этом духе, объяснять ничего не приходится - тебя все понимают.

Так вот, после разговора с папой у меня в голове был полный банан.

Заглянуть в себя? Он и про смену ипостаси говорил то же самое. Но сколько я ни заглядывала, картинка всегда одна и та же: какой-то совершенно жуткий дремучий лес, ночь, холодно. Небо чистое, но луны не видно. Всё. Этот пейзаж начал сниться мне около года назад, и теперь вставал перед мысленным взором каждый раз, когда я пыталась "заглянуть в себя". Как обои на "рабочий стол" установили, чес-слово.

С чувствами к Максу был тот же самый дремучий лес, в котором я блуждаю уже не первый день. Замучилась, устала, как собака, а выхода всё никак не найду.

Стоит ли говорить Максиму, что он мне исключительно друг? С одной стороны, если это и впрямь так, папа прав, и нужно выложить всё начистоту. Причинить меньшую боль сейчас, что избежать большей потом. А если нет? Если права мама, и нужно немного подождать, присмотреться? Если я всё-таки смогу взглянуть на него как на парня?

Р-р-р, ох уж мне эти "если"! Надоели хуже горькой редьки! Достало всё! Бесит! Банан, банан, банан!!!

- А чего не в юбке? - с ухмылочкой поинтересовался Давыдов, когда я подошла к нему во дворе.

Без "привет", без "тебя до скольки отпустили?". Ну и что, что он это и так знает! Всё равно гад белобрысый!

- За твоё душевное здоровье беспокоилась, - фыркнула я. - Вдруг увидишь опять - и в обморок грохнешься. Откачивай потом тебя, родителям звони...

Так. Это что, флирт?

Фу, Вавилова! Фу! Нельзя! Место!

- Да ладно, не наговаривай, - ещё шире ухмыльнулся Макс. - У тебя ноги не настолько страшные.

Ах ты ж...

- А жаль!

- Это почему?

- Может, была бы старым кавалеристом, - вспомнив утренний поход по магазинам, ядовито ответила я, поднимая воротник куртки, - кое-кто бы на меня так не пялился!

Давыдов пожал плечами.

- Не вижу ничего такого.

- Ну вот и не смотри.

- Чего такая злая? Синхрофазотрон плохо прибирался?

- Сейчас пну!

- Можешь попробовать.

- Сам напросился!

В общем, первые полчаса нашего "свидания" мы бесились, как пятилетние. Я бегала за Максом, обещая его придушить. И непременно придушила, если бы этот Барби ни опрокинул меня в кучу опавшей листвы. Ещё и сверху посыпал! Мои вопли слышал весь двор.

Потом я таки его пнула, попыталась задушить, но, так уж и быть, сжалилась. По старой дружбе. Потом пошли в магазин, ибо после всей этой беготни захотелось пить.

- Извините, вы мне не поможете?

Мы стояли перед стеллажом с безалкогольными напитками и спорили, какой сок брать (Давыдову нравится мультифрут, а я его на дух не переношу), когда к Максу обратилась какая-то брюнетка. Вся такая из себя, улыбается, накрашенная. С распущенными волосами, на каблуках, в короткой кожаной куртке и юбке, похожей на ту, что я мерила сегодня утром. И как только им всем не холодно? Минус же на улице.