Сон Смерти (ЛП)

Внезапно Сиерра указывает туда, где я стою на коленях, и я думаю, что она меня видит. Но потом она снова отворачивается — она просто говорит им, в каком направлении я пошла.

Конечно, они будут сейчас искать меня.

Мне нужно воспользоваться идеей Сиерры, бросая нож в снег, где полицейские обязательно найдут его. Им это понадобится, и все доказательства крови на нём. Но они не могут найти меня — пока нет.

Не всё сразу.

Теперь, когда я разобралась с Дафни, теперь, когда моя мама в безопасности, мне нужно ещё кое-что сделать.

Спасти ещё одного человека, если мне удастся.

Если ещё не слишком поздно.

Я краду последнюю секунду, чтобы посмотреть на мой дом, мама всхлипывает в кресле на крыльце. Моё сердце болит за неё — тем более, что её агония — это полностью моя вина, но я отворачиваюсь. Ей придётся немного пострадать. Боюсь, это цена, которую она должна заплатить за жизнь.

Потому что в этот момент в мире есть только один человек, который нуждается во мне больше, чем она. И я обязана всем этому человеку.

Когда я иду, придерживаясь за деревья, прежде чем выйти на край автостоянки средней школы, наиболее отдалённой от моего дома, я разрываю джинсовую ткань на полоски, куда попал нож Дафни, уничтожив рукав моей куртки, как можно лучше перевязываю раны. Я потеряла достаточно крови, я чувствую головокружение; моя голова пульсирует и чернота продолжает плавать в моём зрении, заставляя меня останавливаться и отдыхать несколько раз, когда я иду вокруг средней школы. Это длинный путь, и это будет стоить мне драгоценных минут, но это убережет меня от лишних глаз.

Но при всём этом, весь мой мир, кажется, сидит в противоположном конце туннеля, который становится длиннее. Весь мой череп болит, и я, наконец, признаюсь, что у меня почти наверняка сотрясение кроме всего остального. Желание лечь, спать, почти непреодолимо. Я так сильно хочу спать. Но я не могу.

Пока нет.

Я не беспокою стуком, когда добираюсь до дома Софи. Я держу пари, что мама Софи не оставила её, так как я позволила себе выйти из через входную дверь менее часа назад, что означало бы, что она не закрыла за мной дверь.

Разумеется, ручка поворачивается, и я открываю входную дверь с мягким шорохом, касаясь ковра. В доме почти тихо, но я слышу странное, ритмичное шипение, исходящее из задней части дома. Я на цыпочках иду в холл и пробираюсь к комнате Софи. Из-под двери виден тусклый свет, но она не совсем закрыта. Шипение продолжается; это определенно идёт оттуда.

Дверь открывается легко с незначительным толчком от кончиков моих пальцев. К лицу Софи привязана кислородная маска, и машина втягивает воздух в её лёгкие, шипя с каждым вздохом. Её худощавая, хрупкая грудная клетка поднимается и опускается в тандеме с механическим жужжанием.

Она не может даже самостоятельно дышать.

Мама Софи сидит рядом с дочерью, её пальцы на запястье, и я почти слышу, как она подсчитывает каждое сердцебиение в своей голове. Софи сделала это для меня. Доверила маме свою жизнь и доверила мне выполнить свою работу.

Движение двери, должно быть, привлекло внимание её мамы, потому что она смотрит обеспокоенно. Ее лицо мгновенно темнеет — я, должно быть, ещё то зрелище. Но кажется её не заботит, что я грязная, взъерошена и покрыта кровью. Всё, что она видит, это я — нарушитель спокойствия, которая убедила её дочь отложить выздоровление дважды.

— Ты осмелилась показаться здесь? — шепчет она.

Я отпрянула как от удара, хотя я знаю, что говорит только её горе. Горе я понимаю сейчас, по крайней мере, до некоторой степени. Это было ужасное, отчаянное горе, которое привело меня сюда прежде всего.

— У меня есть идея.

Мой голос дрожит, когда я говорю. Потому что, даже если моя идея сработает, это ужасный, страшный риск для меня.

Но разве это больше, чем риск, который Софи взяла для меня?

К сожалению, после Смита я знаю, что это может быть большим риском.

Я практически слышу слова Сьерры, которые повторяются в моем сознании:" — Я верила всей своей душой, что он был тем, кому я могу доверять."

Она не ошибается, но кто-нибудь когда-либо оказался более достойным, чем Софи? Ответ на это звучит, нет.

Я должна сделать это.

— Я могу помочь ей.

Мама Софи скептически смотрит на меня, но в её глазах есть искра надежды.

Я только молюсь, чтобы я могла это выполнить. Это просто теория.

— В худшем случае ничего не произойдёт, но...

Тьма снова вторгается в моё зрение, и я знаю, что не смогу сесть, я просту упаду на пол.

— Будет ли с ней всё в порядке, если я буду лежать рядом? Я слышу, как мои собственные слова прерываются, но я заставляю себя оставаться в сознании ещё на несколько секунд. Почти готово.

Её мама кратко кивает, скептицизм всё ещё является самой преобладающей эмоцией в её выражении. Но она же наблюдала, как Софи всю жизнь делает это. Я знаю Софи целую неделю. Я знаю о существовании Чародеек вообще всего одну неделю. Но, то что чувствовала Софи, когда у меня было видение, я уверена... Я думаю... это должно сработать.

Я опускаюсь на кровать и аккуратно сворачиваюсь рядом с Софи. Я отодвигаюсь. Она холодная. Она не дышит самостоятельно, её сердце едва бьётся; она действительно подобралась к самой смерти, чтобы спасти мою маму. Если бы у меня были сомнения относительно того, что я собираюсь сделать, они исчезнут.

Я вытягиваю фокус-камень, хватаю его одной рукой и осторожно кладу другую на Софи. Прежде чем сдадут мои нервы, я наконец закрываю глаза. Мои веки слишком тяжелы, чтобы снова поднять их, но я заставляю себя сказать:

— Сегодня я сильно ударилась головой. Если я не проснусь сам по себе, вы должны разбудить меня через час. Часа должно быть достаточно, — добавляю я бормоча.

И, надеюсь, что это не слишком долго для меня. Я слышала слишком много историй о людях с травмами головы, которые засыпали и никогда более не просыпались снова.

Но я не могу сейчас рассматривать это; время к делу. В последний раз, когда я это делала, произошёл несчастный случай.

И это было с Джейсоном Смитом.

Я пытаюсь представить ту ночь, в ту же ночь, когда я узнала, что он был убийцей. В ту ночь, когда я обнаружила физически поменявшись местом с Мишель, она решила встретиться с её потенциальным убийцей. Убийца, который оказался тем же человеком, с которым я думала, что я работаю, чтобы остановить убийства. В тот момент я была в отчаянии, чтобы удержать его от побега. На самом деле это был инстинкт. Что-то в моём тело — мой ум — знал, что я могу это сделать, но меня никогда не учили этому.

Тем не менее, я сделала это один раз — я должна верить, что смогу сделать это снова. Я крепче сжимаю Софи, не обращая внимания на боль в моей руке, и я вспоминаю ощущение связанности и захвата Смита, потянув, дергая, втянув его с собой, когда я прыгнула в свою сверхъестественную область.

Я протягиваю руку к Софи и готовлюсь нарушить клятву. Это была хорошая клятва — обещание, которое я приготовила, чтобы защитить себя и мир. Но в чём хороши обещания, если ты не можешь спасти своих друзей?

Я тяну.

Тяну.

Тяну!

Глава 29

Софи и я падаем на зеркальный пол моей сверхъестественной области. Она перекатывается и лежит неподвижно, прерывисто дыша . Это потому, что у её физического тела возникают такие же проблемы с дыханием? Вернётся ли она в сознание? Я не знаю всех правил этого места, но в последнее время я не уверена, что вообще кто-то знает. За всю историю, приводил ли Оракул Чародейку сюда таким образом? Признают ли они это, если у них было такое?

Но проходит минуту или около того, когда Софи стонет, поднимаясь на ладони и колени, широко раскрывая глаза.

— Шарлотта, где мы?

— Это мой...мой мир.

Мне никогда не приходилось описывать это кому-либо раньше. Все, кто знал об этом, уже знали, гораздо лучше, чем я.

— Твой?

Я киваю.

— Ты...в порядке?

Её руки путешествуют по её телу, затем она поднимает руку и изумленно смотрит широко раскрытыми глазами. Она больше похожа на фотографии, которые её мама повесила в коридоре, чем усталая, почти измождённая девушка, с которой я встречалась в школе. Она всё ещё тонкая балерина, но хрупкая измождённость исчезла, и на её руках есть смягчающий слой между кожей и костями. Её пальцы касаются лица, и я думаю, она чувствует, что её скулы не такие острые.