Сон Смерти (ЛП)

Я знаю, что это не так.

— Шарлотта, будь осторожна! — шепчет Сиерра.

Я позволяю своему взгляду взглянуть на мою тётю на секунду, и одна её рука прижалась к ране вдоль её руки, кровь текла по её пальцам.

Я успела в нужную секунду.

Боже, благослови Софи.

Дафни смотрит на меня, и время, кажется, вообще останавливается.

Затем что-то проступает в выражение Дафни, почти как будто кто-то в ней берет управление на себя, и ярость искажает её черты, когда она летит на меня, с ножом, с криком, похожим на военный крик банши.

Инстинкт придавил меня к стене, и я вытягиваю ногу, чтобы подставить ей подножку, но она спотыкается и пролетает мимо меня.

Она не падает.

Маленькие, проворные ноги только спотыкаются и, хотя она шатается, прежде чем востановиться, она продолжает двигаться по коридору. Страх вскакивает в моём горле, когда она замедляется перед открытым дверным проёмом и поворачивает голову к тому месту, где моя мама может видеть её.

— Дафни, не смей! — Кричу я.

Она смотрит на меня с такой чистой темнотой, что я делаю непроизвольно один шаг назад.

— Я остановлю тебя, — говорю я, и хотя слова — это страшный шёпот, они, эхом отдаются в тихом доме.

Мне нужны все силы, для того чтобы встретить эти злые глаза, но почему-то я знаю, что если я покажу слабость, моя мама умрёт. Я продолжаю смотреть в глаза Дафни, когда ощущение вонючей нефти скользит во мне, наполняя меня ужасом и отвращением. Это может занять не больше десяти секунд, но кажется, что я почти теряю себя в темноте, которой стала Дафни.

Она движется первой. Она продолжает держать мой взгляд, но её крошечные босые ноги скользят назад, и я делаю несколько шагов вперёд в том же мучительном медленном темпе, следуя за ней, но не сокращая разрыв между нами.

Ещё нет.

Как только я приближаюсь к двери моей матери, раньше чем Дафни, я опускаюсь на неё, хватаясь за руку, в которой нет ножа. Дафни вырывается и оказывается вне досягаемости и поворачивается к входной двери. Одетая только в футболку, она исчезает во дворе.

Я бегу к двери мамы и, держа руки по обе стороны, я заглядываю, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Её лицо белое и испуганное, и ей удалось пересесть в инвалидное кресло.

Но она жива.

Я задерживаюсь достаточно долго, чтобы сосредоточиться на её глазах, чтобы почувствовать, что она встречает меня с этим жизнерадостным взглядом, — прежде чем говорю:

— Я люблю тебя, мама, — и поворачиваюсь, чтобы бежать за Дафни.

Глава 27

— Запри дверь, Сиерра! — Кричу я, когда я поточу — более осторожно, на этот раз — вниз по нижним ступеням. Я за какую-то долю секунды отмечаю, что кровавой лужи всё еще нет на следующей ступеньке, и я понимаю, что, по крайней мере, я что-то изменила. — Позвони копам! — добавляю я. Я не боюсь смотреть, как полиция будет волочить Дафни — я видела, как моя мама умерла в луже крови от её рук; они могут забирать её.

Но пока я не могу просто отпустить её. Как заманчиво, чтобы позволить холоду в феврале привести к завершению её ярости, я не моглы бы жить сама с собой, если бы причинила боль другому человеку. Я уже могу представить завтрашние заголовки: "Вызывающее Ужас Убийство Преследует Город Во Второй Раз За Зиму". То, о чём новости не скажут, но должны бы, и это во второй раз этой зимой, это моя вина.

Но, может быть, я смогу удержать количество тел на двух.

И поэтому я преследую Дафни по следам, что ведут в лес, замедляясь достаточно долго, чтобы найти приличную ветку, зная, что мне она понадобится. Дафни сильнее, чем десятилетняя девочка, она может быть такой — и мне интересно, что происходит в её голове и что заставляет её тело делать нечто большее, чем может быть возможным. Всё, что я видела, указывает на это, и мне не стыдно признаться, что это пугает меня. Мне нужно предположить, что такое возможно, и быть готовой к худшему.

Я вижу наполовину отломанную ветку, касаясь земли рядом с дорожкой, и я шагаю в сторону, чтобы оторвать её от ствола дерева. Ледяная кора кусает мои ладони, и холод заставляет меня напрячься — не обращая внимания на размытость в моей голове, которая не исчезла, так как я сильно ударилась ею о крыльцо. Но, когда ветка поднимается над моим плечом, как бейсбольная бита, я чувствую себя чуть-чуть безопаснее.

Следы следуют по застывшему снегу, и я следую за ними туда, где они исчезают на небольшой поляне.

Я уже видела эту поляну ранее. Здесь я должна умереть.

Я шумно дышу, когда кручусь вокруг, пытаясь взглянуть сразу во все стороны, с веткой наперевес. Снег и намёк на восход солнца делают его достаточно ярким, чтобы видеть, но всё туманно и размыто, размытое восприятие, которое играет трюки с моими глазами.

Шорох позади меня, и я кружусь, но ничего не вижу.

Животное шипение звучит в моём ухе, когда огонь разгорается в моей руке; Я отворачиваюсь, когда нож режет по воздуху, не доставая моего горла только самую малость. Я отшатываюсь назад и прикладываю руку к шее, чувствуя там влагу.

Но боли нет. Меня не задело.

Ужаснувшись, я сразу понимаю, что это должно быть брызги от раны на моей руке. Но на это нет времени. Маленькое тело Дафни на мне, и я хватаю её за руки, чувствуя, как нож ужалил меня в ладонь, прежде чем мне удаётья схватить запястья Дафни.

Затем она уже не на мне и выворачивается из моей хватки, старается убежать, прежде чем я смогу протянуть руку к её лодыжкам.

Она умна. Она знает, что я тяжелее, а она быстрее. Моя раненая рука болезненно мучительно тянется к моим ногам, пытаясь скрыть тот факт, что я ничего не вижу в течение нескольких секунд, когда моё зрение темнеет — мой ушибленный череп пытается затащить меня в бессознательность — и затем медленно тускнеет жизнь.

К счастью, моё обучение мастерству Оракула научило меня скрывать случайную слепоту.

Через несколько секунд я снова смогу увидеть, а не просто всматриваться, притворяясь. Мне всё ещё трудно принять, я в ужасе, с головы до пят, десятилетка — но я. Мой блеф спас меня, но я потеряла её снова. На снежной земле есть брызги крови, но они указывают в трёх разных направлениях и слишком много следов, чтобы следовать по тропе.

Моя правая рука бессильна, и я чувствую холод, вытекающая кровь пропитывает джинсовую куртку. Может быть, она знает, что если она продержит меня в бегах достаточно долго — просто несколько раз меня слегка порежет — я просто истеку кровью на снегу, как мистер Ричардсон. Идея о том, что десятилетний ребёнок может подумать о такой вещи, пугает, но недооценивать её — она убила мою маму.

Я не буду повторять эту ошибку. Это единственный шанс, который у меня будет.

Пожайлуста, Софи. Пожайлуста будь в порядке.

— Дафни! — Я не кричу, но я взываю к моим словам, надеясь, что она услышит. — Тебе не обязательно это делать. — Я закрываю глаза на одну секунду и готовлю себя ко лжи. — Ничего страшного ещё не произошло. Я знаю, что ты убила своих родителей, но я также знаю, что они делали с тобой. Я знаю о шкафе. Я знаю, что тебя запирают в своей комнате каждую ночь. Я скажу полицейским. Я помогу тебе.

Я почти задыхаюсь от своих слов. Куча доказательств, которые, по моему мнению, указывают на жестокое обращение, которое могли бы быть связаны с родителями, чтобы справиться с явно серьёзными проблемами Дафни.

Холодный ветер порывается через поляну, и я останавливаюсь, чтобы прислушаться к движению, но ничего не слышу. Я не хочу играть в прятки; у неё есть преимущество. И я не хочу её потерять. Если она уйдёт от меня до прибытия копов, больше людей могут пострадать или могут быть убиты. Странно стоять на холодной поляне, надеясь, что убийца скорее убил бы меня, нежели убежал бы.

Мне кажется гораздо менее странным надеяться, что я смогу помешать ей тоже.

Но как?

Я чувствую тёплое пульсирование на груди, и мои руки поднимаются, почти сами по себе, чтобы прикоснуться к ожерелью. К фокусному камню.

Но что, чёрт возьми, я должна сделать с этим? Я хватаю его ледяной левой рукой — моя правая слишком слабая, и я съёживаюсь подумав, сколько урона Дафни нанесла этим скользящим ударом. Камень тёплый и светящий глубоким, тёмно-красным.