История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

— Вот и попробуй разобраться в этом из Японии, — ответила я так же тихо и дотянулась до кнопки, прерывающей нашу связь.

В моем сердце словно вскрылся гнойный нарыв, заливающий все органы, обостряющий до невозможного чувства, с каждой следующей секундой поражающий все новую клетку своим ядовитым содержимым.

Я не могла спать, не могла кричать, не могла рыдать — мозг периодически отключался, и то и дело я вздрагивала от исчезающих, как вода между пальцев, картинок. Голова пульсировала, желудок превратился в извивающегося на сковородке ужа. Я чувствовала себя отравленной и больной до кончиков пальцев.

В какой-то момент на мой взмокший лоб легла ледяная ладонь, и я дернулась, в темноте ночи не в силах опознать своего посетителя. Что-то моментально охладило мой пыл, потушило неукротимое пламя из боли, и я нырнула в непроглядные глубины подсознания. Я уплыла куда-то далеко, где всегда светило солнце, где мы с братом играли в прятки, выдували мыльные пузыри и делали цветные отпечатки ладоней на белоснежной бумаге. Но свинцовые тучи всегда находили щель, чтобы проникнуть в мой золотистый прекрасный мир, застилали бесконечный лазурный небосклон, едкий дым от горящих двигателей снова прорывался в салон, и вместо прелестных ямочек на пухлых щечках, вместо голубых с прищуром глаз я видела, как шевелятся тонкие губы внезапно повзрослевшего мальчугана, в чьих глазах застыл ужас от приближающегося неминуемого конца…

Меня выдернуло из отвратительного тяжелого сна так резко, что я села в постели, сминая в ладонях льняные простыни и пытаясь отдышаться. Я чувствовала себя скользким зеленым куском липких водорослей, которые выкинуло на длинный галечный пляж, где им придется засыхать и запекаться на обжигающем, неумолимом солнце.

Судя по времени, я чуть не проспала в школу. Я едва не перевернула лампу на прикроватной тумбе и ударилась мизинцем ноги о дверной косяк. Путь до ванной высушил меня до капли. В голове творился полный хаос, меня качало из стороны в сторону, руки не слушались. Баночки с неизвестным содержимым одна за другой валились на кафельный пол, а сколько бы воды я не пила, все никак не могла утолить жажду в саднящем, словно после долгих криков, горле. Кроме чудовищной головной боли из ощущений не осталось больше ничего. Я была настолько изнурена, что чувствовала себя пустой бездушной оболочкой, отделяемой от внешнего мира только теплым свитером.

— Мне казалось, сегодня ты захочешь остаться дома, — доктор заложил в книгу закладку и обратил на меня свой оценивающий взор. Он сидел в мягком кресле у горящего камина, где, скорее всего, провел всю ночь.

С грохотом мой рюкзак приземлился на паркетный пол, и я медленно прошествовала на кухню, нажимая на кнопки кофемашины и понимая, что вместо желаемого эспрессо сделала свой обыкновенный латте. Ничего нельзя было удержать в голове…

— Вы же сами сказали, что никогда нельзя предсказать, что может понравиться или хотя бы слегка отвлечь, — мой голос звучал хрипло, словно всю ночь я надрывала глотку или опустошала щедрый Деналийский погреб с вином.

— Ты очень бледна и совсем ничего не ешь. Тебе не стоит сегодня ходить в школу.

Я понимала, какие коварные замыслы скрываются под невероятно заманчивым предложением доктора Каллена, и не собиралась покупаться.

— А вдруг я пропущу что-то интересное?

— Что ж, выбор твой. — Он бесшумно приблизился к барной стойке, за которой я обычно ела. — Надеюсь, я могу полагаться на тебя, как на взрослого человека? — А я-то думала, ему вполне удобно воспринимать меня, как инфантильную тупицу. — Не хотелось бы в очередной раз ездить за тобой на другой конец штата, особенно когда ты в таком состоянии.

Я скрежетнула зубами и почувствовала раздражение вкупе с виной, от которых к щекам и шее прилила кровь.

— Вот и порозовела, — удовлетворенно отметил Карлайл.

— Я буду паинькой. Езжайте на работу и не беспокойтесь ни о чем, — тихо ответила я и всем телом вздрогнула от вибрации телефона за стойкой. Больше всего я боялась увидеть Танино гневное письмо, в котором она объявила бы, что такая дочь ей и вправду больше не нужна — вот и еще одна перипетия для моих ночных кошмаров. Но это оказалась лишь рассылка с Pinterest, предлагающая мне кучу новых акварельных сюжетов.

Это было лишь минутное замешательство, а я уже успела нарисовать в голове самые отвратительные картины, от которых только сильнее разболелась голова. Эта боль вызывала непреодолимое желание свернуться под пледом и разрыдаться, прямо как давеча. Но я ни при каких условиях не могла остаться дома. Одна его компрометирующая фраза — и я рассыплюсь, как фарфоровая ваза от поцелуя с паркетом. Если меня сейчас что-то и излечит, то это свобода от ненавистных стен.

— Лиз? — Серебряная ложка со звоном приземлилась на каменный кухонный пол, и я неуверенно за ней потянулась, останавливая свой взгляд на заинтересованном лице доктора.

Я мгновенно переместилась к холодильнику и принялась суетливо в нем рыться, чтобы отгородиться от Карлайла.

— Лиззи, что тебе снится по ночам? — Его голос звучал тихо и тревожно, а во взгляде, которым он меня одарил, впервые просияло искреннее беспокойство.

Я закусила губу и отложила на стойку йогурт, начиная нервно теребить заплетенные в косу волосы.

— Я не помню своих снов, доктор Каллен.

Он на мгновение задумался, и затем, явно придя к какому-то положительному заключению, ободряюще похлопал меня по плечу.

— В какой-то мере это даже хорошо. — Доктор с нетипичной для него заботой вынул чашку из кофемашины и поставил рядом с моим йогуртом на стойку. — Приятного аппетита, Лиззи.

Я механически кивнула и уселась на высокий табурет, прослеживая взглядом за удаляющейся фигурой доктора в сером кашемировом свитере. Йогурт казался безвкусным, а кофе обжег язык и при этом ни капли не помог взбодриться. Что, если теперь он всякий раз станет говорить со мной о кошмарах? Начнет проходить со мной шарлатанские психологические тесты, повезет в больницу, чтобы просканировать мои мозги?..

— Лиззи, дорогая, ты в порядке? — Я вздрогнула всем телом, когда ладонь Эсме неожиданно легла мне на затылок. Я в очередной раз отключилась от реальности, уткнувшись взглядом в невидимую точку на стене. — Может, тебе и правда лучше остаться дома? Я собиралась шить. Можешь посидеть со мной, посмотрим какой-нибудь фильм… Хочешь, я сделаю тебе платье на память?

Я перевела на нее затравленный взгляд и отрицательно покачала головой, спрыгивая с табурета. Остатки йогурта исчезли в мусорном ведре, а чашка из-под кофе спряталась на дне глубокой раковины. Эсме с тревогой наблюдала за моими хаотичными передвижениями по кухне.

— Эмметт, сынок. Ты уже несколько дней обещаешь забрать с почты посылку, — объявила она в пустоту, и я забросила в рот несколько виноградин, наблюдая за матерью семейства, выжидающе смотревшей на лестницу, откуда внезапно раздался дикий шум.

Едва не проломив пол, Эмметт как истинный сумоист приземлился в середине гостиной.

— Точно, ма. Заодно закину Мисс Маниакальность в школу, — он одарил меня широкой улыбкой, давая понять, что шутит, но Эсме все равно сердито шикнула на него.

Мне было все равно. Я и сама понимала, что уж если доктор Каллен не пилит меня с самого утра за разговоры с матерью, то вчера вечером я вела себя крайне неадекватно. Вот бы вспомнить хоть что-нибудь.

Бесконечная болтовня Эмметта убаюкивала, и я безнаказанно отключилась под его низкий, хрипловатый бас. Правда, иногда он специально начинал нести свою околесицу немного громче, от чего я испуганно вздрагивала и пыталась определить по одинаковым рядам вечнозеленых елей, в том ли направлении мы вообще едем. В таком состоянии я бы уж точно не добралась до школы без приключений.

— Выглядишь болезненно. Тяжелая ночь? — По мне прошелся заинтересованный взгляд Софи, и я коротко кивнула, испуская усталый вздох.