Очнись. Все боги - эгоисты (СИ)

Беру бумагу в руки и верчу, после чего понимаю, что это не какой-то там скрытый шрифт, а незаметные серебряные буквы на белой поверхности. Хмурюсь, вглядываясь в контур, и читаю, двигая губами.

«Береги себя.»

Короткая надпись, а внутри меня что-то замирает и обваливается, заставляя улыбнуться, кротко и на один миг. Интерес подпитывается больше, чем мне хотелось бы, поэтому откладывая карточку в сторону и поднимаю крышку коробки, приоткрыв рот. Ещё раз оглядываюсь по сторонам, до конца не веря, что это правда. Что это весточка от моей матери, что это весточка от той, к кому я питала в последнее время не самые тёплые чувства. Вместо холодных льдин в моей голове появляется образ глубоких тёплых озёр, из-за чего на душе становится спокойнее. Чувство подвоха покидает, уступая место любопытству.

Осматриваю заколку из чистого серебра с красивой гравировкой в виде животных и цветов, разглядываю металл, скользя по нему пальцами, дабы ощутить рельеф. Хмыкаю, ведь зачем мне какая-то заколка? Подумаешь, красивая и подарок от матери, но чем она поможет, чёрт возьми, в мире, в котором спасёт лишь оружие?

Разглядываю украшение, не отвлекаясь ни на какие звуки извне. Просто стук доспехов и звон клинков, к чему уже привыкла, находясь в этом лагере. Хмурюсь, облизав губы, и кручу заколку, из-за чего роняю её на пол, вскрикнув. Она увеличилась. Грёбанная заколка увеличилась в размерах на одну секунду, я готова поклясться, что видела это. Судорожно втягиваю воздух, присаживаясь рядом с серебряным подарком, и с опаской касаюсь пальцем холодного металла.

Лёгкие горят от количества кислорода, который пора выпустить на свободу, но моё внимание привлекает блестящий предмет. Снова беру в руки украшение, точно так же кручу и улыбаюсь, ведь оно меняет свою форму, превращаясь в красивый лук со светлой рукояткой. Закусываю губу, довольно издав смешок, после чего кладу вновь заколку в задний карман джинсов, втянув пыльный воздух.

- Спасибо, мам, - шепчу, сделав шаг за помещение, и смотрю в небо, нахмурившись, ведь это моё привычное выражение лица, способ закрыться от чужих взглядов и показать своё недовольство, которое крою внутри слишком долго. – Вот только, не могла бы ты не лезть мне в голову больше никогда?

Наверняка я веду себя странно, да и выгляжу в полной мере подобающе, однако плюю на всё это, поправив рюкзак. Контрольный вдох, бешеное от волнения сердцебиение и улыбка на губах, сдержать которую не могу и не хочу. Я уезжаю отсюда, сбегаю от всех этих богов, от клинков и въедающихся в плоть взглядов, когда пытаешься себя вести, как все остальные, а вместо этого резко выделяешься, будто солнечный свет касается только твоей кожи.

Осторожно заношу руку и стучусь, после чего захожу в помещение и хихикаю, ведь вижу с какими стараниями Лука пытается запихать оставшиеся вещи в сумку. Смешное и забавное зрелище, способное вызвать хорошее настроение внутри меня, как бы не старалась хмуриться. Помогаю ему, дабы поскорее убраться из этого места и ощутить свободный ветер, гуляющий по земле, всем своим телом. Блаженно вздыхаю, вызывая удивлённый взгляд, а затем выхожу на улицу, наконец, впустив достаточное количество кислорода в лёгкие. Запах свободы манит меня, а ощущение, что кто-то наблюдает, в один момент пропадает, уступая привычной беспечности, словно ни один монстр не поджидает за тёмным углом, выпустив устрашающие когти и клыки.

Моё настроение – это то, что можно объяснить улыбкой, взглядом и смешком того, кто идёт рядом и пересекает вместе со мной территорию лагеря, входя в бескрайний смешанный лес, дарящий незабываемые ощущения.

- Идём? – хмуро произносит блондин, крепче сжав лямки рюкзака, и я киваю, оглянувшись и убедившись, что мы одни. Ни с кем не попрощавшись, не обменявшись раздражающими и ложными любезностями, мы уходим, не посмотрев назад ни разу. Впечатление чего-то великого и грандиозного затмевает любое сомнение.

Несколько часов ходьбы по отсутствующим тропинкам утомляют так, словно я пробежала кросс в тысячу километров, отчего лёгкие болят и горят. Прижимаю руку к солнечному сплетению, на секунду прикрыв глаза, но всё равно передвигаю ноги, дабы не упасть посреди леса. Хмурюсь, облизав сухие губы, и щурюсь, вглядываясь в деревья, среди которых мелькает белое небо, затянутое густыми сероватыми облаками. Ускоряюсь, переходя и вовсе на бег, и обнаруживаю узкую трассу, по которой не ходят машины. Нет, ходят, просто очень редко.

Слишком знакомое место, чтобы узнать, но на автомате делаю шаги, позабыв про навалившуюся усталость, судорожно дышу и молчу, хотя парень задаёт мне волнующие его вопросы, глухо звенящие в моей голове. Хмурюсь, вглядываясь в даль, и вижу знакомую черепицу на крышу, но добраться до туда сможем только к вечеру, когда луна вылезет на небо, а темнота заполнит собой пространство. Устало потираю шею, останавливаясь на минуту и наклоняясь, дабы восстановить сбитое дыхание.

- Мы сможем попасть в город только через эту дорогу, - тихо произношу, но прекрасно знаю, что Кастеллан меня слышит. Согласно кивает, однако не одобряет ночную прогулку. Впрочем, другого выхода нет, ведь по близости никаких мотелей я не обнаруживала, разгуливая редкими вечерами без ведома родителей. Тянусь за бутылкой с водой, но та, как и минуту назад, пустая, а жажда начинает мучить, изнутри сжимая каждый орган и вызывая сдавленный стон беспомощности.

Делаю шаг и морщусь. Сухое горло першит, и кашель раздирает глотку, отчего хватаюсь за шею, потирая её. Меня тошнит от отсутствия еды, что ни один из нас не предусмотрел, от отсутствия отдыха, а уж тем более воды. За одну каплю жидкости я готова отдать всё, что у меня есть, но у меня нет ничего, кроме широкого внутреннего мира, который иссох вместе с моим сознанием. У меня есть только пара шагов, чтобы дойти до пугающе знакомого дома, засевшего где-то в голове и не желавшего уходить оттуда. Безысходно и со свистом втягиваю в себя воздух, вглядываясь в окна, наполненные ярким светом ламп.

- Твой дом? – понимающе и хрипло спрашивает блондин, взъерошив короткие волосы с рыжеватыми кончиками, ведь я остановилась, впившись взглядом в потрёпанные временем доски крыльца. Сколько себя помню, этот дом был самым тёплым воспоминанием в моей жизни, но сейчас не могу сделать и шага без страданий, которые вытерпела здесь.

Здесь меня ненавидели, плевались проклятьями и закрывали в комнате, не выпуская неделями, пока жалкие стоны не превращались в беспомощные крики о помощи, пока мои слёзы не находили выход, обжигая холодные щёки, пока мне не хотелось рвать на себе кожу ногтями.

Всё забытое внезапно наваливается на меня, отняв дар речи и наполнив глаза солёной жидкостью. Шумно выгоняю воздух из лёгких и делаю первый шаг, а в моё сознание врываются переломные моменты, забыть которые было необходимостью и блаженством. Закусываю губу, зажмурившись, и подавляю саму себя, чтобы не закатить истерику посреди дороги, на которой мы стоим. Контрольный вдох позволяет собрать разум по мелким осколкам, похожим больше на пыль, так что уже уверенно иду к дому, с опаской разглядывая окна. Можно просто забраться в мою комнату, а оттуда прокрасться в ванную и наполнить бутылки водой. Стены в помещении толстые, и никто не услышит журчания.

Киваю сама себе и хватаю Луку за руку, зная, что кочки заднего двора могут оказаться ловушкой даже для полубогов, осторожно ступаю, вглядываясь в кромешную тьму, ведь солнце зашло за горизонт, накрыв чёрным одеялом всё вокруг. Проглатываю скопившуюся во рту жидкость и свободной рукой поправляю рюкзак, дабы тот не соскочил с грохотом на трубу и не создал кучу проблем. Полиции из-за истерички-мачехи мне не хватает для полного счастья.

Осторожно заглянув в пустующий тёмный зал, до которого лишь доносятся маленькие лучики искусственного солнца, хватаюсь за оконную раму, впившись до боли в дерево. Пальцы тут же начинают хрустеть, и боль прожигает конечности, заставив зашипеть. Я столько раз терпела подобные ощущения, так что сейчас не способна сдаться в самом начале. Закидываю ногу на выступающий бетонный фундамент и подпрыгиваю, встав на внешний подоконник. Не смотрю, иначе потеряю всякую уверенность.