Сверх Меры (СИ)

Нет в мире такой силы, что способна вернуть из мертвых. Никто, даже первородный, не может отобрать твою душу у смерти. Итог от опасной прогулки почти всегда один. И я не исключение.

Ничто и нигде. Ни тьмы, ни света, ни звуков, ни запахов, ничего. Мир позабыт, все оставлено позади, там за чертой смерти, которая уже не волнует и не страшит. Нет тела, нет мыслей. Ангелы не пели, встречая меня, не видела я и счастливых райских садов, так же как и адское пламя, коим пугают живых, не лизало мне пятки, никто не кидал меня в котлы. Трудно описать словами то, что я чувствую. Даже нет, не так. То, что я не чувствую. Ни одному живому человеку не под силу это понять. И все мои описания здесь абсолютно бессмысленны. У меня даже нет сознания. Кажется, что я знаю все и ничего одновременно. Это длится уже вечность, не меньше. Одно я знаю точно – я мертва. Воспоминаний о смерти у меня нет, равно как я не помню и свою жизнь. Есть лишь здесь и сейчас.

Ни усталости, ни голода, ни желаний. Прекрасное спокойствие.

И вдруг, спустя вечность смерти, на меня накатывает волна боли. Такая мощная, что хочется кричать. Но ведь я не могу. Я мертва. Меня снедает невиданное доселе чувство. Острая резь раздирает все мои несуществующие жилы. Несуществующие кости ломит от жара и жажды.

Жажды чего?

Постойте! Это все как-то неправильно! Спокойствие и незнание мне нравились больше чем это. Верните все, как было!

Но что это? Я чувствую что-то еще. Оно теплыми ручейками разливается во мне, наполняя каждую клеточку силой. У меня есть тело. Это я понимаю спустя какое-то время. Не знаю, должно ли быть так.

В голову врывается противный белый шум, словно кто-то включил радио мимо волны. Затем появляется свет. Теперь мне интересно, что может таиться за той стеной белого сияния, прожигающего мне глаза. Мне все еще хочется вернуться в то спокойное «ничто», но любопытство берет верх. И я плыву/иду/лечу к свету, сгорая в нем.

Собственный крик чуть не оглушает меня. Я резко сажусь, часто дыша, будто только что очнулась от кошмара. Вспоминаю последнее видение в своей жизни, и судорожно хватаюсь за горло, ощупывая его. Ничего. Долго и не веря, мои пальцы скользят по коже в поисках смертельной раны, но тщетно. Губы вытягиваются в облегченной улыбке. Неужели все это было просто сном? Какое облегчение!

Я кое-что чувствую у себя во рту, что-то чужеродное, как бы странно это не звучало. И замираю, когда касаюсь языком острых клыков. Моих охрененно больших клыков!

Неужели…?

Оглядываюсь. Место, где я оказалась, мне абсолютно не знакомо. Небольшое помещение без окон, с каменными стенами и массивной металлической дверью. Один источник света – лампа на другой стороне подвала (иначе это место не назвать). А под ней на узкой кровати, в окружении нескольких датчиков лежит он. Тот самый старик, на которого три года назад напал сумасшедший младший братец Джеймса Элроя. Худой, с истонченной кожей, испещренной сетью глубоких морщин. Они покрывают все его вытянутое лицо с мясистым носом и высоким лбом. Тощие руки с крючковатыми пальцами, покрытые темными пятнами, лежат поверх светлого покрывала с замысловатым узором.

Между нами метров пять или шесть, но я четко вижу каждую его морщинку, каждый седой волосок на его голове, как расширяются ноздри при выдохе. Он смотрит на меня бесцветными, водянистыми глазами и чего-то ждет.

Мучительно болезненный спазм сжимает мои внутренности, во мне рождается та же сухая ломота, что я чувствовала в тот момент, пока была мертва. И источником моих мучений является ни кто иной, как этот старик.

Он и я знаем это. Стоит мне только подумать, как я уже стою рядом с его кроватью. Сомнений не осталось – я стала бессмертной.

— С доброй ночью, девочка, — губы мужчины неожиданно вытянулись в улыбке. — Прости, что не могу поприветствовать тебя стоя. Я – Бенджамин, если угодно, зови меня Бен.

Он говорит сипло и очень слабо, но каждое его слово четко долетает до моих ушей.

Я закрываю рот руками, силясь не наброситься на вожделенный кусок мяса. Именно так он мне и видится. Сплошной, пропитанный сладким кровавым соком, вкусный кусок. Откуда я могу знать, каков он на вкус? Ведь до этого мне удалось лишь попробовать собственную кровь и кровь Йоана, тогда перед смертью. Может, все это заложено в каких-то вампирских инстинктах?

Боже, какой бред.

Молчание затягивается.

— Не волнуйся, я сам так решил. Иначе, думаешь, хозяин оставил бы тебя рядом со мной?

— Но, почему? — Еле выдавливаю я.

Размыкать рот больно, челюсти жаждут сомкнуться на его шее.

— Устал, вот и все. Я инвалид и в тягость своему господину.

— Это так не похоже на него, — честно признаюсь я, борясь сама с собой.

Бен прикрывает глаза, глубоко вздыхает и улыбается.

— На самом деле, иногда, он много человечнее большинства людей. Хозяин этого не показывает, но мы с тобой яркое доказательство.

Так значит, вот куда делся тогда Йоан во время нашей первой встречи! Он спасал этого старика. Его не было примерно час, за который я, заключенная в наручники на невероятно неуютном заднем диване его машины, нервно ерзая юбкой по черной кожаной обивке, уже успела проститься с жизнью.

— Бен, вы его слуга?

— Да, и последний. Так и не удосужился обзавестись потомством, к сожалению.

Я молчу, не зная, что еще сказать этому мужчине. Что там говорить, я не знаю, что мне думать самой. Мир, где я воскресла, кажется чужим, нереальным, но невероятно красочным. Теперь я понимаю, насколько ущербны человеческие чувства. Мы, как слепые котята, шарящие вокруг, в поисках сами не знаем чего, и даже не подозреваем, насколько глухи и слепы. Я слышу биение сердца смертного человека рядом со мной, знаю, как быстро бежит по его венам кровь, чувствую тепло его тела, даже на таком расстоянии.

Невероятно. Кем я стала? Уж точно не простым вампиром. От мысли о собственной возможной могущественности мне становится не по себе.

— Я не хотела становиться такой. — В сердцах я взмахиваю руками, чувствуя горький привкус во рту. — Бессмертие? Да ладно! Честно, я на самом деле планировала состариться, а теперь, даже не представлю, что со всем этим делать.

Зачем я говорю все это старому человеку? Ему ни к чему мои откровения и проблемы.

Он перебивает меня насмешливым кашлем.

— Мир велик и прекрасен, ведь так? Так почему бы не потратить вечность на изучение его чудес? — Он лукаво улыбается, и под его взглядом я чувствую себя маленьким и глупым ребенком. — У той стороны, неоспоримо, есть огромные плюсы.

— Да, но… — горькая усмешка. — Что я скажу близким? Мама и так пилит меня на счет внуков, а теперь ей придется перестать рассчитывать на старшую дочь…