Светлая полоска Тьмы (СИ)

Решено, вернусь, выброшу мертвое, заведу живое, и не только растения. Думаю, я вполне созрела до четвероного друга. Золотистый ретривер мне стопроцентно подойдет. Говорят, собаки дисциплинируют, прямо как дети. Проверим. Интересно, почему у Тарквинова нет собаки? У клиники он с доберманом ловко справился. Может, аллергия на собачью шерсть, или ему претит запах псины? Дабы не гадать, спросила.

— Войцех не в восторге от собак, а они от него, — услыхала я в ответ. Значит, нарисованный волк не терпит конкурентов. Чудесатенько. Неужели Тарквинов не только безумно-талантлив, но и просто безумен? Припомнился Ван Гог, отхвативший себе пол-уха. Да уж, никто не застрахован от "шизы", даже богатые и гениальные.

Когда вернулись в холл, дворецкий принес нам верхнюю одежду, и мы вышли в парк. Потеплело. Яркое солнце даже припекало. Иней в саду камней растаял. Мы медленно шли мимо валунов разной степени огромности, лежащих среди концентрических кругов из мелкой гальки. Старый садовник-азиат поклонился нам в пояс, оторвавшись от своей работы: он специальными граблями скрупулезно поправлял каменный узор.

— Ты поклонник Востока? — спросила я Тарквинова.

— Не особенно. Этот сад — подарок, квинтэссенция паркового искусства Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.

Ничего себе подарочек! Интересно, в честь чего?

По горбатому мостику мы пересекли канал и вступили под сень сакуры, точнее под то, что от нее осталось: листья почти облетели, но кое-где еще срывались припозднившиеся одиночки. Медленно кружась, они опускались на землю, воду каналов, увлекаемые ею в круиз по саду. На берегу круглого пруда, окруженного валунами, стоял деревянный домик в японском стиле. Террасой он выходил на пруд.

— Что за сооружение? — полюбопытствовала я.

— Чайный домик.

Я представила, как весной, во время цветения вишен, японец с японкой, одетые в кимоно, устраивают на террасе чайную церемонию.

— Сейчас там склад садового инвентаря, — развеял мою фантазию Тарквинов.

Мы обогнули пруд. Сакуру сменили карликовые кедры со скрюченными стволами. Они перемежались багряными кленами ростом с куст. Хризантемы радовали глаз яркими шапками мелких соцветий. Компанию им составляли растения, цветущие в другое время года. Несмотря на ноябрь, парк выглядел живым и ухоженным: на лужайках зеленая травка, никаких опавших листьев, кроме тех, что упали сейчас. Садовник знал свое дело.

Наш путь лежал вдоль неглубокого канала. Японские рыбы медленно скользили в прозрачной воде, прямо своеобразный эскорт. Каналы походили на ручьи с довольно приличным течением. Галька на дне лежала хаотично, она была разного размера и цвета: серая, черная, редко розовая, из кварца. Русла, укрепленные неотесанными камнями, изгибались, иногда петляли.

— Откуда тут рыба?

— Каналы соединены в единую систему. Так рыба и попадает из зимнего сада сюда.

— А что происходит, когда вода замерзает? Перекрываете?

— Это не к чему. Вода здесь не замерзает даже в самые лютые морозы. Особая отопительная система поддерживает ее температуру на уровне восьми градусов.

— И где она, эта система? Что-то я ее не заметила.

— Датчики в воде. Компьютер следит за ними из дома. Трубы под дном каналов и прудов. Специальная программа регулирует их нагрев, она же включает систему охлаждения в жару.

— Полная автоматизация, значит.

— Именно так.

Фантазия нарисовала зиму: кругом снег, на деревьях иней, а над водой поднимается пар, в ней плавает рыба, словно варится в одном большом котле. Я шагнула к каналу, присев на корточки, опустила пальцы в воду. Она была прохладной, но не ледяной, совсем как в аквариуме. Мое внимание привлекло некое движение: серый квадратик быстро переместился с одного серого камня на другой.

— Что это!? — я ткнула в него пальцем.

— Мальтийский пресноводный краб, — Тарквинов стоял подле меня, глядя в воду.

— Я думала, крабы водятся только в морях и океанах.

— Не только, но пресноводных разновидностей гораздо меньше. Некоторые из них могут жить и в соленой воде.

— Этот тоже может? — я попыталась поймать прыткого крабика, но он ловко увернулся от моих пальцев.

— Нет, этот вид встречается только в лесных ручьях, реках и озёрах. Он родом из Южной Европы. Всеяден и экологически вынослив, живет до пятнадцати лет. Кстати, он агрессивен.

— Что, ущипнет за палец? — я прекратила преследовать мелкого агрессора.

— Возможно. Он способен выгонять речных раков из нор.

— Здесь есть раки? — я задрала голову, чтобы посмотреть на него. Солнце ударило в глаза, но я не зажмурилась, даже не сощурилась, что странно. — Раков я люблю, в гастрономическом плане.

— Придется тебя разочаровать, только этот вид членистоногих обитает здесь. Кстати, их тоже едят.

— Таких крох! Что там есть? — спинка крабика была размером с пятак советских времен.

— Карапакс взрослой особи может достигать в длину пять сантиметров, самки обычно мельче самцов.

— Ну это нормально. Вот если самка крупнее, тогда проблемка.

Он улыбнулся и продолжил:

— Их доставили сюда из Рима. Там они водятся даже в фонтанах в центре города, причем еще со времен античности. Правда, сейчас этот вид находится под угрозой из-за чрезмерного вылова.

— Такие вкусняшки?

— Считаются большим деликатесом у гурманов. Их подавали еще патрициям.

— К твоему столу их тоже подают? — мне стало жаль крошку-краба.

— Нет, они здесь в качестве чистильщиков. Соскребают ил со дна прудов и каналов.

Проплывающая мимо рыба чиркнула меня по пальцам скользким боком. Я быстро вытащила руку из воды. Она, конечно, не пиранья, но вдруг примет мои пальцы за червя и цапнет.

— Попрошайничает, — Тарквинов любезно протянул мне платок. Монограммы на нем не оказалось. — Я иногда кормлю их здесь хлебными крошками.

Вытерев пальцы, я вернула ему влажный квадратик белого батиста, скомканный, словно тряпка.

— У тебя их с собой, случайно, нет? — мне тоже захотелось покормить рыбу.

— Кристоф сейчас принесет, но это лучше делать у пруда.

— Чтобы не толкались? — я улыбнулась.

— Именно, — он улыбнулся в ответ, и мы продолжили путь.

Какое-то время мы шли молча. Я исподтишка наблюдала за ним. Движения его были выверенными и четкими, как у человека с большой самодисциплиной. Наверняка, он помешан на контроле, что явный признак тирана. Хотя на деспота Тарквинов не походил, по крайней мере пока. Чтобы не накручивать себя психоанализом похитителя, я спросила его о котельной, обогревающей такое количество воды.

— Все отопление геотермальное, — ответил он.

— И что это значит?

— Эта как холодильник, только наоборот. Принцип основан на разнице температур над землей и под ее поверхностью. Проще говоря, летом — кондиционер, зимой — нагреватель.

— А причем здесь холодильник?

— По трубам, проложенным под землей, циркулирует хладагент. Он забирает тепло земли и отдает дому. Затраты энергии при этом минимальны, лишь на работу насоса, качающего хладагент туда и обратно.

— Это те тубы, что греют воду в каналах?

— Нет. Геотермальный контур зарыт на глубине десяти метров практически под всей территорией поместья. А по тем трубам, что под каналами, циркулирует вода, как в центральном отоплении. Только котел нагревает не газ, а хладагент, высвобождающий тепло земли.

Ясно, что ничего не ясно, но я все-таки спросила с умным видом:

— И до какой степени он способен нагреть воду?

— До 60-ти градусов.

— Не верю, что земля на глубине десяти метров столь горяча, особенно зимой.

— Нет, конечно. Ее температура ниже шести метров примерно равна среднегодовой, 7–8 градусов по Цельсию. Все дело в особом свойстве хладагента, его количестве и теплоотдаче. Чем больше контур, тем большее помещение он может обогреть или охладить.

— Здорово! Никакого сжигания топлива. Все экологично и экономично. Ты, как погляжу, фанат новых технологий.