Хозяин видений (СИ)

— Я слышала, там пишут лишь о светлых, — невозмутимо выпалила я.

— О сольвейгах, — кивнул он. — Нет, там пишут не только о них и не только они. — Он сделал паузу и подозрительно нахмурился: — А ты достаточно эрудирована.

— Много читала, — пожала я плечами. — Так что там с пророчеством?

— В книге написано, мне явится провидица, которая изменит меня. Сделает сильнее, проведет через ряд испытаний, а потом узрит время открытия портала в кан. Личного — для меня.

— Что такое кан?

— Ты же много читала, — поддразнил он. — О нем написано гораздо больше, чем о сольвейгах.

Плохое направление разговора. Нет, просто ужасное. Нельзя с Эриком говорить о сольвейгах, нельзя, чтобы он начал подозревать…

— Я мало интересуюсь величием, — сказала я. И даже не соврала, вот ни капельки. Никогда не лелеяла амбиций и не понимала людей, которые ради них отказываются от многих радостей — общения, счастья. Любви.

— Тебе и не надо. Зачем? Это путь мужчины.

Ах, вот как, значит? Только для мужчин? Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что я пропустила всех нали — которые тоже только для мужчин?

Но я, конечно же, не сообщила об этом Эрику. Скромно потупилась и расправила платье.

— Думаешь, видение о мальчике как-то связано с твоими… испытаниями?

— До этого ни у одной пророчицы не было видений обо мне.

— И со многими ты общался? — скептически поинтересовалась я. — Пророчицы не так часто встречаются.

— Достаточно часто. — Эрик пожал плечами и добавил: — Я упорный.

Мне вспомнилась Нора — ее горящий взгляд, полный надежды и такая нелепая смерть. Интересно, что Эрик обещал ей? Обещал ли что-то вообще, или она просто влюбилась, проиграв этому полупрозрачному, пугающему взгляду? Мне-то не знать, какие последствия бывают у необдуманных чувств…

— А чего хочешь ты? — спросил Эрик, внимательно меня разглядывая.

Домой, подумала я. И внезапно поняла, что безумно хочу на балкончик в свою комнату у атли. Стоять, ежась от мороза и слушать Глеба. Он бы рассказывал мне о Нике, о том, какие охотники козлы, что нужно с этим что-то делать и вообще нехорошо обижать своих же девочек. А потом спросил бы, как я себя чувствую. И определенно отругал мой наряд.

— Хочу снять, наконец, это платье, — устало ответила я и тут же поняла, как это прозвучало именно здесь.

Контекст всегда важен. Особенно рядом с таким опасным оппонентом.

Эрик многозначительно улыбнулся и воодушевленно кивнул:

— Я не против. Снимай.

— Я имела в виду душ и джинсы. И совсем не то, о чем ты сейчас подумал.

— Жаль, — разочарованно вздохнул он. — Боюсь, мои джинсы тебе будут велики.

— Тогда, может, отвезешь меня домой?

— Прости, устал. Ты очень часто пыталась погибнуть за последние сутки, пришлось выложиться, чтобы этого не допустить.

Он явно играл со мной. Улыбался. Смотрел на губы. Выжидал. Я слишком хорошо выучила все признаки охоты. Но отчего-то именно сейчас казалось, что я не знаю правил.

— Думаешь, Герда может навредить мне, если уеду?

— Герда — нет, а вот тот, кто отравил тебя — вполне возможно. Теперь, когда я нашел тебя, просто не могу позволить погибнуть. Душ налево по коридору. Поищи что-нибудь в гардеробной, если хочешь переодеться. — Эрик указал на небольшую дверь в углу и еще раз бесцеремонно меня рассмотрел. — Хотя тебе очень идет красный.

Я громко выдохнула, стараясь стряхнуть наваждение, и встала. Нет, мне определенно не нужно все это — томные взгляды, недосказанность. Еще меньше — влюбиться. Запутаться в его паутине, как в липкой сахарной вате с карамельным вкусом. Я столько лет жила в рабстве собственных чувств. Нового не хочу.

Гардеробная оказалась огромной. Почти как моя спальня на Достоевского. Множество полок, на которых аккуратными стопками лежали майки и джинсы, десятки пар обуви, тремпеля, увешанные рубашками и пиджаками. Зеркало на всю стену, как в примерочной. Прям рай для шопоголика.

Мне кажется, даже у Лары не такой огромный гардероб.

Я тряхнула головой и взяла верхнюю футболку из стопки. Прикинула перед зеркалом — она доходила мне почти до колен, а рукава доставали до локтей. Сойдет за пуританскую ночнушку, и уж точно выглядит не так вызывающе, как красное платье, из которого грудь так и норовила выпрыгнуть при каждом вздохе.

Я улыбнулась собственному отражению — бледному, с лихорадочно сверкающими глазами, и отправилась в душ.

Горячая вода приятно облепила, смыла усталость и легкий налет страха. Сомнения, неуверенность в завтрашнем дне. Тревогу за Глеба. Я насухо вытерлась синим махровым полотенцем и надела футболку Эрика. Как я и думала, она оказалась вполне приличной ночнушкой. Широкая, свободная и удивительно приятная на ощупь.

Когда я вернулась, Эрик уже устроился на кровати — расстелил ее, отвернул часть одеяла справа, а сам улегся поверх, на другой половине. Рубашку снял и лениво переключал каналы большого плазменного телевизора на противоположной стене. На широкой груди в свете вечерних ламп переливался серебряный амулет. Волосы были распущены и тоже, казалось, отливали серебром. Как и кожа.

Это все игра света, Полина. Света и цвета. Дыши.

Мощный серебряный принц повернулся ко мне и снова стал Эриком. Молчал и рассматривал меня с головы до ног, настойчиво скользя взглядом, словно хотел прожечь футболку. Хищно, жадно, от чего подгибались колени и вибрировала жила.

— Где мне лечь? — приглушенно спросила я, стараясь не рассматривать его так же нагло.

Он кивнул на кровать.

— А где будешь спать ты?

— Думаю, нам обоим тут хватит места, — ответил он очень серьезно и остановил, наконец, взгляд на моем лице.

Я вздохнула, но приближаться не стала. Та область — опасная. Лучше уж спать на полу.

— Может, я лягу на диване, — неуверенно предложила я, и он усмехнулся.

Черт, веду себя, как школьница неопытная. Бормочу, лепечу. Я вообще сольвейг или где? Однако мой кен не спешил просыпаться. Зато проснулся другой — тот, которым этот мужчина лечил меня. Согрел вены, словно свежеприготовленный, пряный глинтвейн. Опьянил.

— А сразу и не скажешь, что ты такая трусишка, — усмехнулся Эрик и пожал плечами. — Мягкую мебель еще не привезли, но можешь сдвинуть стулья.

Какой же он красивый! Мощный. Большой. Невероятно притягательный. Зачем только он разделся?

— Я не трусишка, — уверила я скорее себя, чем его. — Просто не привыкла… так.

— Как? — И снова насмешливый взгляд прожженного ловеласа.

Черт с тобой. Подумаешь, одна кровать! Широкая, между прочим. Да между нами километры будут, если я лягу с краю.

Я решительно шагнула вперед и нырнула под одеяло. Теплое, мягкое, так и манящее под ним уснуть. Порочные мысли тут же испарились, уступая место усталости. Все же я потеряла за последние несколько суток немало кена и нервов.

— Только штаны не снимай, — попросила Эрика, почти уже проваливаясь в сон.

— Даже если ты попросишь?

— Спокойной ночи! — прошипела я и закрыла глаза.

Ночью мне снова приснился колдун.

Мальчик в застиранной толстовке и рваных джинсах. Нож. Кровь. Эрик на полу… Отчетливый запах карамели и тягучий, замедляющий движения кен. Способный поработить, приказать. Убить изнутри. Заставить выпрыгнуть в окно, расцарапать себя до крови, выколоть себе глаза.

Эти варианты он перебирает в голове. Смотрит на меня и решает, как я умру. Хотя в глубине души знает, что не убьет. Потому что я нужна ей. Герде. Я и Барт. Таков был уговор.

Но мальчику и не нужна моя смерть. Ему нужен Эрик, а он и так уже почти мертв. Почти…

Лежу на сыром полу. С потолка капает на лицо. Кап-кап… Словно отсчитывая последние минуты до… До чего? Скоро случится что-то непоправимое. Это не связано со мной. Или мне так только кажется?

Тихий стон, даже не стон — сдавленный рык раненного животного. Шепот колдуна. Запах смерти — едва уловимый, но отчетливый. Она уже здесь, готова к жатве.

Подходит, кладет руку мне на лоб и шепчет знакомым голосом.