Партион (СИ)

— А что тогда важно? — спросила я, чувствуя, что начинаю тонуть в его глазах.

— Что тебе нужна юбка. На празднике танцевать будешь, — ответил он, останавливаясь и целуя мне руку, не отводя взгляда. Резко развернулся. Даже несколько шагов сделал, чтоб куда-то уйти.

— Только с тобой. Слышь, Гарт, делай, что хочешь, но плясать я буду только с тобой, — крикнула я ему вслед. Он рассмеялся. Пошёл в сторону города. И не вернулся.

Прошло два дня. Я не находила себе места. Всё валилось из рук. Трудом думала о работе. Гарт не возвращался. Никаких вестей. И пойти искать я его не могла. Порой казалось, что с ним что-то случилось. Тогда я начинала строить предположения, которые принимали самые дикие образы. Куда он мог деться?

— Вернётся, — сказал Теран, когда я делала ему перевязку. Рана заживал плохо, но заживала.

— Откуда знаешь? Может с ним...

— Ты тогда почувствовала бы, — ответил он. — А так, где-то задержался. Но вернётся.

— Что бы я почувствовала? Если бы самое страшное случилось?

— Что как будто сердца клок выдернули. Вокруг всё серое стало. Неприятное, — ответила нянечка, которая рядом перестилала кровать. Вот что меня поражало в их организме, что им никакие вирусы и бактерии были не страшны, если было желание жить. Стоило ему пропасть, так патрионцы могли умереть от любого чиха или пореза. Во всём должен быть смысл. — А ты ему сказала, что ждать будешь. Вот и не торопиться возвращаться. Знает, что дождёшься.

— Значит, если я не сказала ему этих слов, то он не пропал бы? — спросила я.

— Мы же не знаем, что там случилось? — заметил Теран.

Не знаем. От этого ещё не спокойнее было. Вечер. Все разбрелись по палатам. Тишина. Хотя, кто-то языки чешет. Ржут. Но в другом конце коридора. Кони молодые. А здесь коней нет. Но есть похожие животные. Что-то среднее между лошадью и коровой. И молока много даёт, и ездить верхом можно. Построить бы дом, завести такое чудо животное... Какие только мысли в голову не приходят! Я села на ступеньки чёрного хода и стала смотреть, как садиться солнце. Красивое солнце. Когда-то оно меня слепило, а сейчас привыкла. Раньше. В другой жизни. Хотелось плакать. Сегодня можно и не сдерживаться...

Моторы машин заполнили совоим звуком засыпающий город. Сердце предательски сжалось. Кто приехал? Друзья? Враги? Да и не понять было кого опасаться, а кому доверять. Я заставила себя подняться и пойти встречать незваных гостей, по дороге вытирая слёзы. Машин было много. Даже больше, чем было во время эвакуации. Какие-то останавливались около больницы. Другие проезжали мимо. Парковались около домов. Люди, какие-то крики, гудки.

— Привет! — из машины выскочила молодая женщина. — Места есть?

— Найдём.

— Да нам немного надо. Детвора в основном, — ответила она.

А с таким я не сталкивалась. Хотя оказалось, что просто был паралич от страха. Дети плохо справлялись с этими спазмами. Всё-таки окаменение было сильно замешано на психическом состоянии. Ну, снимать спазмы я уже научилась. Даже масло специальное держала на этот случай. И ведь действовало.

— Это же просто чудо! — воскликнула Нана, молодая лекарша, с которой мы ставили детей на ноги.

— Тут нужны определённые пропорции. Не знаю почему у вас эти знания утрачены. Рецепт простой.

— Так самые простые вещи проще всего забыть. Их же не принято записывать, потому что всё думают, что это и так известно. У нас многое из-за такого отношения было забыто. Это ещё с проклятых пошло. Их одно время много было. Люди сразу рождались зная, что нужно. Но был процент и тех, кто не наделен был знаниями. Постепенно их становилось больше, а тех кто знал меньше. Но они не хотели делиться информацией. Не хотели учить. Они предпочитали умереть, но унести свои секреты с собой. Думали, что мы не сможем без них прожить. Хотели быть выше простых людей. А мы доказали, что сможем.

— Ясно. И поэтому раньше убивали проклятых?

— Да. Почему мы должны были быть разделены на умных и простых? Почему одни должны быть выше других?

— Я с тобой согласна. Знаниями делиться надо и не нужно из них делать культ. Но у вас проблема в том, что вам сложно эти знания передать. Я когда разговариваю с Гартом, спрашиваю его об обычаях у вас, а он так объясняет, что проще самой представление составить, наблюдая за жизнью.

— А Гарт — это твой жених?

— Похоже, что муж.

— А я пока не замужем. Всё по ветру иду. Пока не решила, куда он меня приведёт, — легкомысленно ответила она. Ветер. Сегодня была ветреная ночь. Я распрощалась с Наной, оставив её укладывать детей, и вышла на улицу.

На душе было так тоскливо, что я готова была поверить уже во что угодна. И в ветер и в солнце. Хотелось, чтоб ветер вернул мне Гарта. Пусть и знала я его всего ничего, но я не могла без него. Физически не могла без него жить. Ветер хлестанул по лицу, срывая заколку, что удерживали волосы. Коса упала на спину. А я не обращала внимания на всё это. Около ног упала охапка цветов.

— Выбирай, — сказал Гарт. В свете фар было видно его уставшее лицо. Замученный. Чуть не серый.

— Где ты был? — тихо спросила я его.

— Выбирай, — упрямо повторил он. Так хотелось ему сказать всё, что я о нем думаю, но я промолчала. Наклонилась за цветком. Выбрала небольшой, больше похожий на ромашку и воткнула его в волосы. — Я понял.

— Вот и хорошо, что понял, — поднимая цветы, ответила я. Нужно было их поставить в вазы. Пусть в столовой радуют глаз. Он же обнял меня за талию.

— Я по тебе скучал, — сказал Гарт. Объяснять своё исчезновение он не стал. В больнице сразу ушёл к своим «ребятам», сказав, что потом меня найдёт.

Ночь. Я всё какими-то делами занималась. Нужно было кого-то определить в палату, кого-то спать уложить, показать, где у нас лекарства находятся и что от них осталось. Хотя, патрионцы не особо их жаловали, потому что толком не понимали что от чего. Хоть учебник пиши и за парты усаживай лекарей.