Я твой ужас и страх (СИ)

— … «засыпанного новою золой», — донесся горечью истлевших страниц и неведомых чужих стихов тот голос, что пронизал весь город своими нитями. Здесь не видели никогда добрых снов, здесь воздух откашливал туберкулезные клочки легких, чтобы иссякнуть дотла, осесть на патлах деревьев, застывших без свежих дуновений, обвисающих вытяжкой мазутовых пут. Город-монстр — ловушка ее души, суетливость без веры, потеря потерь.

«Следствие ведут Колобки», — хохотал кто-то из окна первого этажа, Валерия метнулась к коробке дома, едва вспоминая, что где-то здесь она сама и живет, она карабкалась по стремянке, которая заменяла на одном из пролетов разрушенную лестницу, хваталась за шаткие перекладины, стараясь не смотреть вниз, в эту бездну. А за ней несся кислотный шлейф из детских мультиков. Она стучала в знакомые двери на тринадцатом этаже, но ей открывали незнакомые люди, но в ее доме уже жили другие.

«Ничего не понимаю», — голосом веселого мультика разрывалось сердце, и образы смешивались, неоднозначность распадалась пиксельными узорами, от которых болели глаза, и саднило горло.

Валерия шаталась, как в бреду, хватаясь за стены, всей ладонью вдавливая кнопку лифта, а он все не шел, и снова кто-то гнался. Она, воя от ужаса, метнулась к окну, балансируя на грани, боясь упасть, спускаясь по внешним выступам.

— Это мой страх высоты. Ты над ним не властен, — отвечала она твердо, разгоняя очередное наваждение.

— Ищи меня… — рокотом далекой грозы говорил Король Кошмаров, и его тень двоилась черным силуэтом и кровавыми подтеками на зеленых стенах, хотя лет пять назад в ее доме какой-то ненормальный выкрасил стены в буйно-розовый цвет. И во сне возле рухнувшей лестницы ее приветствовали алкаши с третьего этажа. А дальше она снова скиталась, выходя из подъезда. Но остановилась.

Сердце взвилось черной юлой, замкнутое на самом себе, разбилось каплей, часами застывшими: у подъезда на нее глядела прозрачная тень немого кота. Рыжий солнечный зверь остановился очертанием, он не просил ничего, он просто смотрел.

«Валерия, у него глаза гноятся! Унеси обратно немедленно! Хочешь, чтобы мы все заболели? Отец не любит кошек», — стальными ударами раздался голос матери из тех времен, когда дочери было шестнадцать, из тех порывов, когда подконтрольность ведет к катастрофе. Надломился целый мир, накренился. Впоследствии мать сама долго просила прощения за ту жестокость, они даже ходили искать того больного котенка возле подъезда, но он бесследно пропал, наверное, спрятался в подвал, а потом умер. Они рассказывали себе сказки, будто он вырос, но обе не верили.

Несвоевременная позабытая и со скрипом оттаявшая доброта уже никого не спасет. Поздно помогать тем, кого отбросили. Поздно искать искупления в позабытых словах, они уже отзвенели, их места заняли другие. Остается лишь вина, что глядела среди всех кошмарных снов силуэтом кота.

Валерия протянула руку, но он уносился все дальше, терялся в тупиках улиц. Вновь накатило ощущение погони, кто-то из-за спины, кто-то торопил, кто-то не позволял обернуться и гнал прочь-прочь-прочь. Она терялась в снеговых заносах между ржавых гаражей, перелезала через помойки и ящики. А когда ее загнали в тупик, то она обнаружила, что он заканчивается не глухой стеной, а нагромождением коробок и контейнеров, потому сумела взобраться на них, едва уловимо следуя за солнечной тенью кота. Надежда или вина? Путеводная звезда или наказание за бездействие?

В каждом кошмаре она все же добиралась до цели, все же не терялась в окликах иллюзий. Лишь один раз и совершенно отчетливо ей приснилась собственная смерть, сдавила горло, но страх тогда почти ушел. В тот день она пробудилась с отчетливой и ясной мыслью: «Уснешь в этом мире, проснешься уже в другом». И без оценки продолжался тот полет, как вихрь бури, косматый водоворот.

Она огибала неприветливые выгоревшие дома из красного кирпича, пересекая искореженные детские площадки. Вот она — территория Короля Кошмаров. Но разве так далеко от реальности? Валерия отчетливо помнила эти убогие дворы из раннего детства, эти унылые пустыри, где ожидали своего часа здания под снос. И даже длинные сосульки на искрящих проводах. В кошмарах не содержится ничего, что не обретается в самом человеке, потому их мнимый Король исчезал каждый раз.

Валерия зашлась в кашле, когда потеряла ориентир, когда крошечная оранжевая тень скрылась среди гаражей. Она теряла его каждый раз, каждый раз снова пыталась найти, но он оставлял в неопределенности.

«Ты вернулся? Ты раньше никогда не возвращался», — не своим голосом сумбурно подумала она, когда узрела на крыше жестяной «ракушки» оранжевые очертания, полупрозрачные, будто не живое существо, а тень, оригами, еще один дух. Хранитель кошек… Что если все Хранители когда-то жили, а потом… Переход между мирами не дается за пошлину, и плата перевозчикам на самом деле не нужна.

— Я… Я ничего не могла сделать! Прости меня, — оправдывалась Валерия, теряя четкость контуров от волны слез. Кот глядел пристально ясными зелеными глазами, будто простил ее, впервые за много лет.

— Это… мое чувство вины, — искажая лицо рыданиями, покачала головой Валерия. — Над ним ты тоже не властен.

— Ищи меня, ищи, — шипело эхо злых деревьев, скрипело небо облаками. Но что-то надломилось, когда тень рыжего кота выгнула спину, зашипев на тень. И черный силуэт метнулся прочь под сумрачную арку, а кровавый оставил след на белом снегу.

— Валерия! Найди меня! — вдруг прорвался через сипящий гул иной какой-то голос, подернувший вязкость лживых картинок рябью движений иного пространства, но отразился, растворился: — Я мертв… Найди меня под пеплом…

Как крик о помощи, как вопль одиночества, будто пространство ее кошмара разошлось по швам, прошла вдоль него трещина чего-то, что расстилалось много ниже серого города нестерпимого эгоизма. И оттуда звал кто-то иной, но его изгоняла черная тень, и кровавыми бликами кривой ухмылки тянулась по стенам, пока Валерия неслась следом за котом. Но точно не по улице, а по острому лезвию.

Эхо голоса зависло в пустоте бесполезных видений, Валерия вслушивалась, чтобы разобрать хоть что-то еще, ее душу пронизал золотистый гул, где-то среди сумрачных лесов, где-то под пеплом видений. И шла ли здесь игра или поединок? С самим собой, с другими сущностями ада снов, с темной стороной своей расколотой души, той, что дрожит росою на ветру, но каплет кровью от ударов меча.

Валерия озиралась в поисках источника шума, что протянулся едва уловимо к самому ее сердцу: «Где ты? Где ты настоящий? Где тот, кто со мной говорит? И кто эти двое тогда?»

— Прочь! — шипела вновь возникнувшая тень с острым гребнем рептилии, в черной мантии. Но ее вновь отогнал рыжий проводник. Кот подошел и потерся о ноги Валерии.

— Ты меня прощаешь? — смахивая слезы, спросила она. И названный Хранитель котов едва уловимо кивнул, растворяясь яркими искорками.

Участница этой мистерии осталась на пустыре опять одна. Ультрафиолетовым ударом солнце резало вату измученных ролью злодейской туч. И синхрофазотроном рассыпалось ускорение частиц минувших всуе слов.

«Дай веру мне в Тебя! Спаси от суеты! Прошу, нет, я молю! Иначе мне не выбраться!» — услышав глас иной, молилась впервые в жизни Валерия, глядя на редкий луч средь серых туч ее кошмаров и обыденности пут. Она однажды обронила веру в суете, теперь просила возвращения себя, чтобы отринуть весь тот груз из мусорных бессмыслиц дней. Они страдали ни о чем, они искали правду, да все не там, не в той, что отрывает от притяжения холодных миров.

Валерия встала с колен, обнаружив, как рассеялись кирпичные блики неприветливых домов, но кошмар не отступал.

«Сегодня я выйду за границу снов». — Она твердо сжала кулаки, ее звал голос, наполненный едва уловимым больным свеченьем, которые две тени забивали кровью и тьмой. Они отнимали надежду и гасили призрачный покой, они съедали редких светляков, воздушных мух печальных мыслей. И по следу сгоревших бабочек пролегала ныне дорога Валерии. Однако морок сгущался, наваливался старой песней: она шла в гости, потом вспоминала, что на поминки. Терялась-терялась средь бойлерных, вливалась в проспект, где пестрели ярким искушением немые кафе с полосатыми зонтиками. Но они терялись, когда она неведомо куда внезапно ехала в метро, и гул вагонных чудищ оглушал. Вместо стен торчали какие-то деревянные вагонетки, но уловить отчетливо ничто не удавалось. Там вместо объявления станций громкоговоритель отчетливо вещал заголовками новостей: «Упал на рельсы гражданин. А этот бросился под поезд».