Обятья

- Отлично, - сказала я, сияя от новостей. - Я поступила на курсы искусства у Фентона. Они начнутся через шесть месяцев. - Это было основной мотивацией моего прибывания в школе сегодня. Последний день семестра - это обычно кульминация - он же день халявы. Отец никогда не вынуждал посещать школу в последний день. Хотя... Отец никогда ничего не вынуждает делать. Но я ждала несколько месяцев, чтобы выяснить, смогу ли я получить место, и когда я увидела свое имя в одном из двух списков, день стал стоить того. Он одарил меня своей искренней "папочка-гордится-тобой" улыбкой.

- Конечно же ты поступила! Не было никаких сомнений. Ты вся в свою маму. - В конце его голос немного надломился.

Она тоже была художником. Он был одним из немногих, кто заводил о ней разговор. Как и я, он предпочитал оставлять все, причиняющее боль, внутри. Так было легче... и тяжелее. Но факт оставался фактом: ничто не приводило его в порядок. Ее смерть совершенно выбила его из колеи.

- Спасибо, пап, - сказала я, желая сменить тему. Он резко выпрямился и подошел ко мне, обдумывая, пошел обратно к своему столу и сел за него, вцепившись в края, будто бы был закреплен к нему болтами. Наконец, он отпустил его.

 - Знаю, технически твой день рождения не наступит до завтра, но я бы хотел кое-что дать тебе сейчас.- Он пощелкал челюстью из стороны в сторону, так он делал, когда приближался срок завершения проекта или поступал большой заказ. Затем он глубоко вздохнул и решительно положил руку на стол. Единственная личная вещь, которую отец хранил в офисе, была скульптура белой двери с красным граффити на передней части, с надписью: "Няням вход запрещен!" Это было первое и единственное произведение искусства, которое мы сделали вместе. К тому времени как мне исполнилось тринадцать, папа просто вынудил уйти семь нянь тем, что не приходил во время домой, забывал регулярно им платить и надеялся, что они будут работать по выходным. Я отослала одиннадцать. Ну что я могу сказать - они не были готовы к этой работе. В день, когда девятнадцатая няня свирепствуя и с истерикой покинула нас, папа и я вытащили немного глины и решили: хватит. С тех пор, были только мы. Или чаще всего, лишь я.

- Пап, ну я больше не хочу подарков, - проныла я. Ужин и купленное-в-скором-времени платье было уже намного больше того, что я хотела. Завтрашний день был единственным, на котором я бы не хотела присутствовать.

- Да, это не от меня, - тихо сказал он, отводя взгляд. Он открыл верхний ящик стола. Единственный, который был заперт на ключ. Его движения были медленными, почти болезненными. Он вытащил маленькую деревянную шкатулочку из ящика и спокойно положил ее на стол.

Его рука дрогнула над замысловатой росписью, которая украшала крышку. Мои глаза начало жечь и пришлось быстро проморгаться. Отец редко выставлял эмоции напоказ. Он поднял руку и, когда она парила в воздухе над шкатулкой, он сжал ее в кулак и закрыл глаза. Это выглядело так, словно он молился...чего я знала он не делал.

Я увидела только одну вещь, которая смогла заставить его выглядеть подобным обрзом. Наконец он посмотрел на меня и улыбнулся. Я снова моргнула.

- Мне были даны инструкции. Я ждал семнадцать лет, чтобы отдать это тебе. Это от Эвелин... Твоей мамы. - Мой рот непроизвольно открылся.

- Но...как? - Смерть мамы была неожиданной. Кровотечение при родах, которое не смогли предвидеть. Она не смогла бы оставить что-то после себя с инструкциями. Отец потер переносицу, затем положил руку под подбородок.

- Я честно не знаю, милая. В ту ночь, когда я вернулся домой из больницы, - он указал на шкатулочку, - это стояло на верхушке ее комода. На ней лежала записка, в ней говорилось "Нашей девочке на ее семнадцатилетие".

Он глубоко вздохнул.

- Возможно она была организованной, возможно....я не знаю.... Она была необыкновенной женщиной.... Она могла чувствовать вещи, которые другие не могли.

- Ты говоришь, что думаешь будто она знала что должно было случиться?

 - Я не говорю этого, милая, - ответил он, рассеянно гладя шкатулку. - И, во всяком случае, не в этом дело. Она хотела что у тебя оказалось это и это было важно для нее, чтобы это произошло сейчас. - Он подтолкнул шкатулку через стол по направлению ко мне, поднимаясь. - Я...эм,....я предоставлю тебе немного уединения.

Он натянул ботинки и тихо ушел, оставляя меня одну в офисе. Он засунул руки в карманы и выглядел таким..одиноким. Мне показалось, что Мама бы не была бы слишком впечатлена тем, на чем мы закончили.

Шкатулка была красивой. Она была богатой, из темно-красного дерева с вкраплениями подсвеченного золота. Резьба на крышке была подробной и мелко проработанной, чтобы создать не картину, но узор, последовательность из тонких перышек. Художник во мне, мгновенно оценил это. Я никогда не получала подарков от матери. Она никогда не делала мне теплого молока, никогда не утирала мои слезы или наклеивала мне пластырь. Она не спасла меня от постыдной вылазки с моей няней, чтобы купить мой первый бюзгальтер и она не оставила мне искусный тайник для тампонов в шкафчике в ванной, чтобы они никогда не кончались и что я никогда не говорила об этом. Было так много вещей, которых я никогда не получала от нее, но я смирилась с этим уже давным давно. Наконец, получив что-то от нее, что-то нарочно оставленное для меня, и мне только было...неловко.

   Я села в папино кресло и провела пальцами по верхней части гравюры, как сделал это он. Дрожь пробежала по моему телу. Я заерлаза на стуле и потрясла вытянутой рукой.

- Держись, Ви.- Когда я открыла шкатулку, мое сердце замерло. Крошечная серебрянная цепочка и небольшой амулет лежали внутри. В последний раз, когда я видела свое детское ожерелье, оно было спрятано в шкатулке на моем туалетном столике. Судя по всему, Мама сделала его для меня, когда была беременной, как своего рода талисман. На каждой детской фотографии на мне было это ожерелье. Папа всегда следил за тем, чтобы Мамины желания удовлетворялись...и даже сверх того. Очевидно, отц взял его с моего туалетного столика. Я начала подозревать, а не было ли остальное содержимое шкатулки делом его рук, но потом отбросила эту мысль. Прежде он никогда не чувствовал потребности в подделке подарков. Это просто был не его стиль. Я вынула из шкатулки два конверта. Они оба все еще были запечатаны, хоть были пожелтевшими и носили отметки проявленного к ним внимания по краям. Должно быть, это убивало Отца знать о них на протяжении семнадцати лет и не знать что внутри них. Я представила сколько раз, он пробегал пальцами по печатям, размышляя о том, чтобы разорвать их.

Это было впечатляюще, что он не поддался. Я открыла первый конверт. Внутри была страница, вырванная из книги. Это было стихотворение.

"Ты должна любить невещественность, 

 Ты должна освободить что-либо, 

 Ты должна оставаться в одиночестве, 

 И ни к кому не идти. 

Ты должна быть очень активной 

 И свободной от всех вещей.