Льются слова, утекая в песок...(СИ)

Волосы её, растрёпанные, красивые, рыжие даже ночью, в тёмном помещении, казались ему какими-то совсем уж необычными и прекрасными. Глеб же лишь усмехнулся и присел на край её постели, поглаживая девушку по плечу.

Таня открыла глаза как-то слишком неожиданно и внезапно, словно пытаясь сейчас что-то понять, и посмотрела на Бейбарсова предельно внимательно, как только она могла. Глеб молчал – и, возможно, Гроттер посчитала бы это наваждением, туманным облаком замерев около её кровати, но тут холодный луч выглянувшей из-за тучи луны осветил тонкое, длинное лезвие ножа, явно не того, которым можно нарезать хлеб или какие-то овощи. Девушка содрогнулась, порываясь что-то сказала, но не смогла выдавить из себя ни единого более или менее толкового слова.

- Пожалуйста, - прошептала она наконец-то и прикрыла глаза, словно пытаясь заставить себя что-то вспомнить, будто бы она, словно многострадальная птица-феникс, должна сейчас воспламениться и превратиться в какую-то горку пепла, а после собраться по кусочкам, по пылинкам, и стать его сестрой.

- Не убивать? – удивлённо спросил Бейбарсов, наклоняясь пониже и прижимая холодное лезвие ножа к щеке недвижимой девушки. – Не хочешь умирать, правда?

- Не хочу, - отрицательно замотала головой Гроттер, а после, рискнув, подняла руку и осторожно прикоснулась к его пальцам, всё ещё судорожно сжимавшим нож. – Она ведь тоже не хотела, правда? Отпусти меня, пожалуйста!..

- Да я и не держу, - хмыкнул Глеб. – Вставай, иди! – он поёжился. Стало почему-то предельно холодно – Бейбарсов уснул в одних брюках, даже забыв, куда бросил свою рубашку, и так и не удосужился одеться перед приходом к Гроттер; он когда проснулся, вообще холода не чувствовал, а сейчас…

Таня неуверенно поднялась, словно собираясь схватить ещё не распакованный до конца чемодан и как можно скорее убежать, вот так, в ночной сорочке.

- Не ходи, - промолвил Бейбарсов, всё так же глядя на нож, который лежал на кровати до сих пор, по сию минуту купаясь в лучах холодного месяца, что на самом деле только отражал свет, но не создавал его.

- Почему?

- Не ходи, - опять упрямо мотнул головой Глеб. – Тогда и ты умрёшь, и тебя какие-то идиоты схватят! Сиди здесь, лучше уйдёшь утром – ты хоть представляешь, сколько дряни ночью вылазит из своих нор? – Бейбарсов усмехнулся. – Для того, чтобы гулять в темноте, смелость требуется только хорошему человеку.

Таня оглянулась и замерла. Может, ей показалось – но почему-то рыжеволосая была уверена в том, что Бейбарсов вдруг стал за неё беспокоиться. Решив, что о последствиях пока что нет никакого смысла беспокоиться, Гроттер не сдержалась и рванулась к нему, буквально рухнув на кровать и так крепко обняв парня, будто бы она надеялась его задушить.

- Не пойду, - прошептала наконец-то девушка. – Не пойду, если ты не хочешь, не пойду, не пойду!

Глеб лишь удивлённо всматривался в горевшие преданностью зелёные глаза, которые словно два угля горели сейчас, будто бы Таня сейчас пыталась его испепелить этим взглядом, что его можно было рассмотреть даже в темноте.

Слёзы градом текли по лицу испуганной, решившей наконец-то, что ей ниспослана великая миссия воскресить его душу, девушки.

- Тебе забыть надо, - шептала в безумии она, устроившись рядом и продолжая его обнимать, словно это не Таня несколько часов назад считала его убийцей и боялась, словно ведьмы в детстве. – Слышишь? Отпусти ты её, не мучь себя!

Бейбарсов молчал.

Между ними было тысячи отличий, они казались самыми разными на свете девушками, а он толком не мог понять, откуда именно появилась эта сумасшедшая рыжая, которая продолжает втолковывать ему в голову прописные истины.

Она не была его сестрой. Нет, она была совершенно другой, необыкновенной девушкой, а главное, ничуть не напоминала его размеренную и отчасти нудную сестру, которая порой доводила его до бешенства своим поведением.

Значит, он имеет право любить Таню не так, как любил свою сестру.

Грубо притянув Гроттер к себе, Бейбарсов впился настойчивым поцелуем в её губы, ожидая то ли ответа, то ли хотя бы чего-то подобного и не собираясь позволять девушке выпутаться из кольца его рук.

- Ты обещала, - прошептал он, когда Таня попыталась хотя бы отодвинуться от Глеба. – Ты обещала, что ты не уйдёшь, помнишь?

Гроттер испуганно кивнула, покосившись на нож; Глеб, поймав этот взгляд, откинул в сторону, на пол, проклятое оружие, и толкнул рыжеволосую на кровать, стягивая с неё ночную сорочку. Таня дрожала; складывалось такое впечатление, что она уже несколько дней ничего не ела, такой хрупкой и худенькой показалась Бейбарсову девушка, но он не мог понять, почему девушка так боится.

Он даже не догадался сказать что-то, лишь продолжал исступлённо целовать её, прижимая к кровати.

Таня не сопротивлялась. Надо было сказать, ей даже нравилось всё, что происходило сейчас, и девушка, возможно, желала бы чего-то подобного, только не сейчас и не при такой обстановке.

Губы Бейбарсова переместились на её грудь; Гроттер неуверенно подалась вперёд, запуская тонкие пальцы в его чёрные, слишком густые волосы. Девушке почему-то показалось, что так и должно быть в этот момент, что всё это правильно – она была ему действительно, на самом деле нужна.

Глеб отпрянул как-то слишком внезапно, заинтересованным взглядом окидывая обнажённое тело девушки, и с некоторым оттенком удовлетворения хмыкнул, а после прошептал:

- Нет, не здесь.

Он так резко поднялся, что Таня даже не осознала, что случилось; она, совершенно обнажённая, сжалась на кровати, словно опасаясь чего-то, и смотрела на него своими большими зелёными глазами.

- Пойдём, - он протянул девушке руку, а после, передумав, вдруг подхватил её на руки. – Не здесь.

Гроттер казалось, что она превратилась в какую-то безвольную куклу, способную лишь подчиняться ему, не сопротивляясь совершенно, не пытаясь чего-то добиться или достичь. Бейбарсов совершенно не возражал против подобного мнения – Гроттер заставляла его как-то странно улыбаться и испытывать что-то, кроме вечных приступов ненависти к окружающим людям. Таня была другая – чистая, светлая, - и он даже не замечал, что своим отношением к ней мог лишь опорочить её, но не принести совершенно ничего хорошего.

Гроттер не проронила больше ни единого слова – она лишь с удивлением осмотрелась в какой-то новой комнате, кажется, раньше закрытой, покосилась на расстеленную кровать – наверное, спальня чья-то.

И смысл тогда было спать на диване.

Бейбарсов тоже ничего не говорил, лишь молча, весьма заинтересованно, наблюдал за тем, как Таня испуганно натягивает на плечи одеяло, пытаясь затеряться в нём, скрыться, дабы он её не видел.

- Почему ты меня боишься? – в голосе у Глеба звучали некоторые нотки удивления. – Перестань!

- Я не боюсь, - уверенно мотнула головой Таня, впрочем, на самом деле действительно застряв где-то между малодушием и страхом.

Бейбарсов это чувствовал, но больше спрашивать не стал, сев напротив неё и, не обращая внимания на темноту, начав изучать черты лица. Здесь, в этой комнате, было темнее всего, но Глеб не обращал на это совершенно никакого внимания, словно давно уже привык к подобному.

Он провёл ладонью по ноге Гроттер, откидывая в сторону ненужное, мешающее одеяло; вторая рука скользнула на талию девушке, словно он пытался заставить Таню осознать, что никуда она сейчас от него не денется. Рыжеволосая несмело, как-то слишком испуганно обняла его в ответ и даже поцеловала – совсем ещё по-детски, неуверенно, лишь легонько прикоснувшись губами.

Этого, впрочем, было достаточно для того, чтобы Бейбарсов окончательно потерял терпение. Не задумываясь о том, что чувствует и думает сама девушка, он вновь толкнул её на кровать, с силой сжимая запястья, целуя её до того неистово, но Таня даже боялась попытаться оказать хотя бы малейшее сопротивление его слишком настойчивым, но, чёрт возьми, весьма приятным прикосновениям. Казалось, она уже давно успела смириться с той мыслью, что сегодня ночью окончательно станет его, поэтому даже и не думала пытаться выскользнуть из его объятий.