Веди меня, ветер! (СИ)

Не то, чтобы я рассчитывала непременно заполучить этого незнакомца себе в пару. Но я допускала, что это может случиться. А вдруг он симпатичный? Вдруг он и есть тот самый, кто мне нужен? Я не узнаю, если не решусь. Вероятность ничтожно мала, но терять мне все равно особо нечего. Либо эта призрачная возможность, либо смотреть на сахарную парочку Микана и Медведицы еще три года. Нет уж… В конце концов, не посмеет же этот незнакомец сделать что-то ужасное здесь, на Большом Совете? Не посмеет. Значит, и бояться мне нечего. С этим чудищем из легенды по крайней мере интересно разговаривать.

Я размышляла, взвешивая все «За» и «Против». Мой таинственный собеседник терпеливо ждал. Я бы может быть и не решилась, если б не окрик моего брата, зовущего меня по имени. Айгир искал меня. В мгновение ока я подобрала свою юбку и бросилась к палатке. «Чудище» торжествующе хмыкнуло. В темноте я зацепилась за что-то ногой и ввалилась в палатку с изяществом мешка с картошкой. Рядом со мной раздался приглушенный смешок. Замечательное начало знакомства. Умею я произвести впечатление! Хорошо, что в палатке темно и не видно, что мои щеки приобрели помидорный оттенок. Я пыхтела, стараясь поправить выказавшую полное неповиновение юбку в узком пространстве палатки.

- Дыши тише, – шепнули мне на ухо и мой рот зажала широкая теплая ладонь. Я замерла. Голос брата раздался прямо возле палатки, в которой мы прятались. Он пробурчал что-то о своевольных девках, свалившихся ему на голову, и окрикнул меня еще раз. В просвет полога я видела его сапоги на расстоянии вытянутой руки. Брат потоптался вокруг палатки и ушел искать дальше.

Риск выслушать нотации или получить порцию братского сочувствия уменьшился и я осознала себя лежащей рядом с мужчиной. Я же думала об этом. Представляла себе это, но оказалась не готова к волне новых ощущений, вызванных его присутствием. Его близость оглушала. Слегка шершавая ладонь по прежнему лежала поверх моих губ. Я слышала его дыхание где-то прямо у моего уха. И я запаниковала. Испугалась ощущения, что мне никуда не деться. Я в его власти. Кто сказал, что он не сможет сделать со мной ничего плохого? Я лежу в чужой палатке с незнакомым мужчиной! Докатилась Яра! Я пискнула. Дернулась. И в этот же миг меня отпустили. Он убрал руку. Снова зашуршала его одежда, когда он устраивался поудобнее.

- Я же говорил: не трону, – спокойно сказал незнакомец.

Я перевела дух и заставила себя остаться в палатке. Ничего страшного не случилось, ведь так? Кое-как уняв бешено колотящееся сердце, я попыталась скрыть свое смущение веселой болтовней. И незнакомец меня поддержал.

Спустя четверть часа мы уже беззаботно смеялись над какой-то из рассказанных им баек. А рассказывать он умел. Я слушала и в моем воображении живо и ярко рисовались места, которые он описывал.

Незаметно для себя я расслабилась. Мне было хорошо и беззаботно. Просто лежать на подстилке из шкур и слушать.

Он начал описывать земли его родного клана. Он говорил тихо. В темноте палатки низкий грудной звук его голоса лился как густой тягучий терпкий разнотравный мед. Интонации были пронизаны легкими нотками тоски. Я слушала и по моей коже ползли мурашки. Вот бы кто-нибудь и обо мне рассказывал с таким восхищением, как этот парень о своем доме.

Он соскучился по родным местам. Я чувствовала и понимала. Конечно, поляна Большого Совета кого угодно заставит скучать по тишине и уединению родного дома. Завтра он отправится домой. Туда, где ему хорошо. Ведь не может быть плохо в том месте, о котором рассказывают с таким жаром.

Я завидовала. Жаль, что я не могу больше так рассказывать о своем собственном доме. Там для меня все сломалось. И в какой-то момент надломилась и я. Устала держать в себе и скрывать тоску. Завтра мы разъедемся в разные стороны и, вероятно, никогда больше не встретимся. Вываливая моему «чудищу из темноты» свою историю, я жаловалась. Изливала свою боль. И мне стало легче. Потому что он не утешал, а просто дал выговориться. Он не повторял избитых фраз о том, что нужно просто переждать и потерпеть. Это я и сама знала. Но знать умом и чувствовать сердцем — это совсем разные вещи. Я понимала, что моя одержимость Миканом — остатки детской мечты, но я ничего не могла с собой поделать. Сердце не хотело отпускать эту мечту. Она вросла глубоко и никак не получалось выдрать ее с корнем.

Мой ночной собеседник терпеливо слушал. Не выказывал раздражения или нетерпения. Наоборот. Он сочувствовал. И мне казалось, что меня понимают. Он рассказал мне, что и сам был недавно в похожей ситуации. Он крепко повздорил с одним из соплеменников из-за девушки. Она выбрала другого. История — зеркальное отражение моей собственной.

Мы проболтали почти половину ночи. Еще дважды мы затихали, пережидая стихийное бедствие под названием «мой старший брат». Ночной незнакомец закрыл полог и в палатке стало тепло. Приятной шелковистой массой ощущался под спиной мех подстилки. Уютно пахла какая-то неизвестная мне травка, наполняя пространство палатки пряным тонким ароматом. Собеседник больше не казался мне чудищем из пещеры. Просто человек, разделивший со мной одну из непростых для нас обоих ночей. Просто человек, скрасивший мое одиночество и тоску на несколько часов. И я была ему благодарна.

Проснулась я в своей собственной палатке. Широкая спина еще похрапывающего брата закрывала меня от выхода. Как я оказалась в палатке? Я не помнила, как пришла. Я, кажется, уснула. Меня перенес мой вчерашний знакомый незнакомец? Или брат нашел меня? Нет. Если бы меня нашел Айгир, он бы уже устроил мне взбучку. А если он не стал меня будить, значит, наверняка, решил, что просто не заметил мирно спящую меня в нашей палатке раньше.

Я улыбнулась и довольно вытянулась на своей подстилке. Настроение было поразительно хорошим. Через маленькое смотровое окошко палатки я видела недавно занявшийся рассвет. Снаружи щебетали птицы.

Очень скоро все проснутся. Начнутся всеобщие сборы, суета, упаковывание вещей и палаток. А пока на поляне царила тишина. Интересно, а спит ли еще мой ночной собеседник?

Я аккуратно переползла через брата и выглянула на улицу. Палатка моего «ночного чудища» стояла позади нашей, поэтому я напялила влажные от ночной росы туфли и выбралась наружу.

Его не оказалось. На месте его стоянки виднелся небольшой прямоугольник примятой травы и дырочки в земле там, где еще недавно были вбиты колышки.

Он ушел. Я сникла.

Что ж. Может это и к лучшему. Наша недолгая дружба останется светлым пятнышком в моих воспоминаниях о Большом Совете. Суетном, суматошном и неудачном для меня.

Я вздохнула, забралась обратно в свою палатку и нырнула под свое одеяло. Поджав озябшие в промокших туфлях пальцы ног, я попыталась поспать еще. Не вышло.

Первые кланы уже тронулись в путь, вереницей утекая сквозь горы. Кто-то прощался. Некоторые плакали. Кое-кто собирался в одиночестве.

Наши сборы еще шли полным ходом. Я скатывала в рулоны подстилки из палаток и крепила их к сбруе ящеров. Две другие мои бывшие теперь уже соплеменницы собрали свои вещи и готовились к отъезду в своих новых кланах.

Я радовалась за них. Правда. Надеялась, что у них все будет хорошо и они будут счастливы в своих новых домах.

О своем собственном будущем я старалась не думать. Теперь, когда провалилась моя попытка начать новую самостоятельную жизнь, мысли о Микане хлынули в мой мозг с мощью водопада. Они заглушили голос разума так же легко, как грохот воды, летящей с горы, перекрывает писк комара. Я ужасно скучала по Микану.

Распихивая вещи по тюкам и седельным сумкам, я металась между потребностью побыть рядом с Миканом снова и нежеланием как прежде видеть сожаление в его взгляде, когда он смотрит на меня. Он чувствует себя виноватым передо мной за то, что со мной происходит. Он ведь все знает.

Боги! Ну зачем я ему рассказала о своих чувствах? Было бы легче, если б он не знал. Я бы по-прежнему страдала, но в наших отношениях не было бы такой натянутости и отчужденности. Он избегал меня. Найрани сказала, что он не хотел напоминать мне своим присутствием о моей беде. Как-будто это могло что-то изменить! Не важно, рядом со мной или далеко, мои чувства к нему оставались прежними.