Вызов (ЛП)

Он схватил меня за плечи.

— Все хорошо. Шшш, все хорошо, — он сказал что-то еще, но слишком низким голосом, и это было слишком смущающее для меня.

Я попыталась пройти сквозь стену. Он все еще держал меня, и мой живот тесно сжался. Я потрясла головой, не открывая рот, пытаясь не чувствовать его запах. Не потому что это было оскорбительным, а потому что от него пахло так чертовски хорошо!

Или пахла его кровь. Сейчас я не могла отличить их. Что, если запах яблочного пирога — это просто его запах, как у закуски? Как яблочный пирог хозяйки, который ждет, пока я разорву упаковку и откушу кусочек?

Мои коленки подогнулись. Я скатилась по стене, а он вслед за мной. Плащ Грейвса запутался в ногах, и если бы Кристоф не поддерживал меня, то я бы распласталась по полу, а не сидела.

— Теперь, — он казался совершенно спокойным. — Куда ты собираешься? Позволь мне предположить. Куда угодно, чтобы уйти.

Не совсем. Я продолжала закрывать рукой рот. Он присел на корточки, как если бы это было так же естественно, как дышать, слегка наклонился вперед. Его пальцы ущипнули тяжелый материал плаща с правой стороны, там, где он был порван чьими-то когтями, а я осторожно зашила его.

— Или, — сказал он спокойно, — ты ищешь кого-то.

Постепенно жажда крови, рыча, отступила. Через некоторое время я могла убрать руку ото рта. Зубы дрожали, но теперь они стали чисто человеческими.

— Кристоф... — казалось, что из меня выбили весь воздух.

— Он будет жив, — руки Кристофа болтались свободно и выразительно. Даже это выглядело изящно и запланировано. — Но он не останется без изменений. Сергей будет использовать его в качестве приманки, чтобы поймать тебя. Ты настоящий приз.

Это имя послало в голову приступ боли. Я не была уверена, было ли это из-за самого слова или из-за тяжести ненависти и презрения, которые звучали в голосе Кристофа каждый раз, когда он говорил про него.

И в последнее время меня что-то беспокоило. Спасибо, Господи, рот снова заработал:

— Почему он не последует за Анной? До нее легче добраться, не так ли? Она все время посылала ему информацию и всякую фигню.

— Ты бо́льшая угроза, Дрю, — он как будто говорил с идиотом. — Он уже развратил Анну. Что касается тебя? Ты не только отбила его, но и не развращена. Он живет тем, что крутит вещами, кохана. Ты не поймешь этого.

Замечательно. Что?

— Ладно, конечно. Слушай, Кристоф...

Он вытянул руку. Я почти вздрогнула, но он только заправил за ухо выпавший локон. Кончики его пальцев погладили мою щеку. Кожа была теплой, мягкой и прощающей. Но мое плечо болело, синяк пульсировал. Его пальцы скользнули ниже, останавливаясь под подбородком, и я поняла, что пялилась на его грудь, прежде чем он нежно поднял мою голову, и я была вынуждена посмотреть на его затененное лицо.

— Будешь ли ты, по крайней мере, рассматривать меня в качестве варианта? — на его губах появилась горькая полуулыбка, и его плечи немного сгорбились. — Я не знаю, насколько более открытым я могу быть. О том, как я...

О, Боже мой! Путаница чувств внутри меня зарычала еще больше.

— Ты мне нравишься, — ну, теперь это выплыло наружу. Это было сказано. Я врала Грейвсу или себе? — Это действительно так. Ты... другой.

Я могла бы ударить себя.

«Другой»? Это все, что я могла придумать?!

Теперь в его выражении присутствовал призрак развлечения. Один уголок его рта приподнялся — это была дружеская почти-усмешка.

— Это то слово, которое ты выбрала бы?

Я обеими руками схватилась, так сказать, за свою храбрость.

— Да. В любом случае, одно из них.

Он кивнул. Потом он стал неподвижным в той манере, в которой становятся все старые дампиры.

— Что произошло между тобой и лупгару?

О, ради Бога! Но потом я поняла, что он, вероятно, не спрашивал о, так сказать, статусе наших отношений. Он спрашивал о другом. Или, по крайней мере, я собиралась ответить только на то, о чем другом он спрашивал.

— Ты имеешь в виду в тот день? Он, гм, он нашел меня. После того как мы с Анной... подрались. Она выгнала всех из спортзала и пришла, чтобы сделать что-то, я не знаю, — я прислонилась обратно к стене, потому что внимание Кристофа было таким сосредоточенным. Как будто меня сверлили лазерным лучом. И он был единственным человеком, который по-настоящему смотрел на меня.

Даже Нэт иногда не видела меня. Она видела светочу и все. Что-то, чему мне приходилось соответствовать. И у меня даже не было идей о том, как этому соответствовать, когда я была просто собой.

Просто Дрю.

Я с трудом сглотнула и продолжила.

— Меня немного побили. Грейвс... он хотел узнать, кто сделал это. Я не хотела говорить, — я не могла заставить слова выйти наружу. — Он разозлился и ушел.

Он еще раз кивнул, и этот кивок сломал его жуткую неподвижность.

— И оставил тебя незащищенной.

Защищать Грейвса это как защищать папу. Стремление было немедленным, подавляющим, инстинктивным.

— Я не...

Он сделал резкое движение рукой.

— Я знаю, ты не услышишь ни слова против него. Но независимо от того, каким он был сердитым, оставить тебя одну не вариант.

Скорее всего, он имел в виду «я бы не сделал этого». Но до этого Кристоф оставлял меня одну, не так ли? Или позволил мне думать, что он не ошивался рядом.

Я прислонилась к стене.

— Мы можем оставить эту тему?

Он пожал плечами. Я ожидала, что он скажет что-нибудь еще, но он встал и протянул руку. Я взяла ее — не было причин не брать — и он поднял меня, как если бы я весила легче перышка. Его сила была пугающей. Особенно с тех пор, как я видела, что он использовал ее.

Когда я смогла самостоятельно стоять, то попыталась вытащить руку. Его пальцы быстро напряглись, а потом отпустили. Полагаю, чтобы удостовериться, что я знала: он принял решение отпустить меня.

Или просто потому, что он не хотел отпускать.

— Дрю, — сейчас он смотрел в сторону, в пустынный, затененный коридор.

Бюсты мерцали, когда смотрели пустыми глазами, каждый из дампиров известен за то или иное в Истинном мире, но его нельзя найти в обычных, исторических книгах. Внезапно мне стало интересно, возражали ли бы они против этого. Я с рывком вернулась в реальность.

— Что?

Он продолжал смотреть в сторону.

— Я не принимаю тебя за твою маму. Она была самым близким моим... другом. Настоящим другом. Она многому научила меня, — он остановился, резко вдохнул, как если бы слова причиняли ему боль, и немного опустил подбородок. — Но я не испытывал затруднения со сном и приемом пищи, когда думал, что она в опасности. Мое сердце не вырывалось из груди, когда она выглядела грустной. Я даже никогда не боялся за нее так, как боюсь за тебя, — трансформация пробегала по нему волнами, и я видела, как она поднималась из него, как тепло, исходящее от тротуара в жаркий день. — Я не виню тебя, если этого не... достаточно. Я испорчен, знаю на сколько сильно. Просто... позволь мне остаться рядом с тобой. Пожалуйста.

Что я могла ответить на это? Тем более что сердце сделало огромный, болезненный прыжок.

Я как-то пересекла пространство между нами, и, когда обернула вокруг него руки, он обнял меня в ответ. Теперь я не чувствовала его крови. Я чувствовала его, ту невыносимую яблочный-пирог-и-мужчина смесь, которая дергала мои внутренности. Помогло то, что когда я положила голову ему на грудь, то услышала, что его сердце билось как часы. Тик-так, тик-так, каждый удар сильный и устойчивый.

Тогда не имело значение, что он был как обманщик, или что он приходил в бешенство, когда дело доходило до спаррингов, или что мое плечо все еще болело. Имело значение то, как он наклонился ко мне, вздыхая, и то, что я наконец-таки чувствовала себя так, будто была... дома. Имело значение то, что он всегда возвращался ради меня, и имело значение то, что он сказал мне.

Никто никогда не говорил мне такого.

Это был первый раз, когда я по-настоящему поцеловала его. Первый раз, когда я поцеловала его, не дожидаясь того, что он первым поцелует меня.