Зима (ЛП)

— Боюсь, мне нужна подсказка. Кто такой Стэн Ли?

Люк с усмешкой смотрит на меня и ведет на кухню.

— Он всего-навсего создал самые крутые в мире комиксы. Этот человек — гений.

— Тогда почему ты хранишь его шедевры на полу?

Медленная улыбка затрагивает губы Люка. Слушайте, он должен немедленно это прекратить.

Люк проходит вперед, на кухню, и мне приходится сделать шаг назад, чтобы пропустить его. В течение секунды, когда он вытягивает руку, меня одолевает паника: мне кажется, что он собирается коснуться моего лица. Но Люк просто наклоняется к холодильнику и снимает с него карточку, прилепленную магнитом, передает мне и поднимает бровь. Карточка — простой черный листок, на котором белым написано:

«Пол — самая большая полка в мире».

Я закатываю глаза и прикрепляю ее обратно на холодильник.

— Бережешь специально для таких случаев? Держу пари, постоянно на нее ссылаешься.

— Постоянно, — бормочет он. В его глазах игривый огонек, который раньше не был направлен. Он вызывает мурашки по моей коже. Я отступаю и сажусь за барную стойку — туда же, где прошлый раз выпила половину его виски.

— Пиво? — спрашивает Люк. Его голова исчезает в холодильнике.

— Давай, спасибо, — он достает «Бад Лайт», садится рядом со мной и начинает шарить по шкафчикам в поисках тарелок и столовых приборов.

— А ты не будешь? — спрашиваю я.

— Эм, нет. Мне еще везти тебя обратно. Полицейскому нельзя попасться на вождении в нетрезвом виде.

— Да ладно, я возьму такси. Не пить же в одиночку. — Протягиваю пиво и качаю головой. Пить одной — достаточно хреново. Нужно быть готовой к тому, что тебя стошнит на глазах у парня. Так что не такая уж это хорошая идея.

Люк, пожав плечами, достает из холодильника бутылку для себя, прислоняется к черной столешнице (похоже, у него вся мебель черная) и отвинчивает крышку, не отрывая от меня взгляд. Я следую его примеру и делаю глоток, зная, что он все еще смотрит.

— Что?

— Ты уверена, что хочешь этого? То есть, в деле до черта ужасающих подробностей. Ты когда-нибудь видела трупы?

Я делаю еще один внушительный глоток и ставлю бутылку на стол, уставившись на этикетку.

— Нет, не видела. И на самом деле не хотела бы никогда увидеть, но...

Люк засовывает свободную руку в карман и изучает меня.

Он пытается сообразить, выдержу ли я то, что увижу в файле, и судя по его бегающему взгляду — вряд ли.

— Ты не можешь скрывать все от меня, Люк. Я должна быть готова к этому кошмару, когда Колби Брайт опубликует свою книгу. Это все ложь. И я должна это доказать.

— Хорошо. Договорились. Но это вынесет тебе мозг. Будь к этому готова.

Он исчезает в длинном коридоре справа от кухни и возвращается босым, но с внушительной стопкой бумаг в руках. Файлы скреплены красной резинкой. Люк кладет их на стол передо мной и садится напротив. Стопка такая огромная, что я не в состоянии удержать ее одной рукой.

— И все это прислала тебе твоя прежняя напарница?

— Да.

— Наверное, вы хорошие друзья.

— Ага, типа того. У нее нет семьи. Сестра умерла, когда Хлоя была еще ребенком. Обоих родителей не стало еще раньше. Думаю, я самый близкий для нее человек. Вроде родственника.

Это так мило. И так в стиле Люка — быть «родственником». Я хмурюсь и окидываю файлы взглядом.

— Ты уже просмотрел их?

Он качает головой:

— Нет, не все. Только доказательства по поводу нескольких первых убийств. Хотел дождаться тебя.

Кладу руку на файл, но Люк накрывает ее прежде, чем я его раскрываю.

— Помни, никому ни слова. Никогда.

Я киваю.

— Совершенно секретно. Тюремный секс — отстой.

— Да, секс в тюрьме — реально гребаный отстой.

Взглядом заверяю его, что не подведу. Он читает меня, как открытую книгу. Убирает руку. Что, черт возьми, я сделала, чтобы завоевать его доверие? Я ни капли не чувствую, что заслуживаю его. И достаточно ли во мне сил, чтобы справиться с этим? Одно дело — смотреть фильм ужасов или читать о чем-то в новостях. И совершенно другое — столкнуться с кровавыми подробностями и деталями убийства, видеть реальную картину и прочитать показания семей жертв. Куча бумаг под моей рукой прожигает дыру в моей коже. На мгновение я решаю отодвинуть ее и попросить Люка обо всем забыть, но вспоминаю о папе.

Наполняю легкие кислородом, принимая решение.

— Ну, дело не ждет. Приступим.

18 глава

Дьявол в его обличьях

На обороте папки четыре столбца с подзаголовками: «Жертвоприношение», «Обезглавливание», «Отравление» и «Утопление». Под каждым имена. Под одними больше имен, под другими меньше. Например, под обезглавливанием их семь, а под отравлением только два. Я просматриваю их (все женские), выискивая знакомые. Возможно, по новостям. Или, быть может, я кого-нибудь знала. Но имена остаются просто именами. Ни одно лицо не всплывает в памяти, когда я прокручиваю их в голове. Просто девочки, которые однажды пропали без вести и были убиты. Я сглатываю, инстинктивно чувствуя, что Люк наблюдает за мной. Переворачиваю страницу и смотрю на него.

— Что означает жертвоприношение? — пытаюсь сохранить беспечный тон. Люк наклоняется ближе через стойку.

— Их сожгли заживо.

— В огне? — Люк медленно кивает, и к моему горлу подступает тошнота. Я сглатываю. С трудом. — Итак, все эти девочки умерли одним из четырёх способов?

— Да. Частично по этой причине полицейскому управлению было так трудно поймать парня. Он не похож на рядового серийного убийцу. Обычно у них есть почерк, как я и говорил. И причина, по которой они убивают людей, которых выбирают. Нужно выявить почерк и из этого подготовить профиль. На его основе можно предугадать, как они собираются вести себя в будущем. До этого случая метод срабатывал сотни раз, когда мы попытались поймать убийцу. Но на сей раз вышла заминка. Ни один из психологов в штате не мог понять этого парня. Не мог выяснить, как символы связывают жертв. Единственная очевидная подсказка — способ, которым их убивали, но это нам ничего не давало.

Мой пульс чертовски везде: бьется на губах, ногах, кончиках пальцев. Трудно сосредоточиться, когда мое тело жаждет отодвинуться от стола и оказаться максимально далеко от файла.

— Что ты имеешь в виду? Почему способ является подсказкой?

— Прости, я фигово объясняю. Четыре способа смерти и эти четыре символа соединились вместе. Посмотри. — Люк перелистывает несколько страниц и выдергивает листок бумаги, похоже, копию фотографии в черно-белых тонах. Рука крупным планом лежит ладонью вверх на чем-то, похожем на мокрую траву. Запекшаяся кровь на бледной коже запястья. Скрючившиеся пальцы, обломанные ногти с кусками грязи и крови. Сморщенная и воспаленная плоть. Посередине ладони первый символ, который я узнала, — продольная восьмерка, выжженная на коже. Резко вдыхаю через рот. Не через нос. Клянусь, если я вдохну через нос, то почувствую запах истории, которую рассказывает мне эта картина, — огонь, сожжение, медно-красное, едкое. Люк переворачивает фото и указывает на небрежно написанный текст на обороте.

«Джейни Питерсон, 15 марта.

Сожжение. Найдена в трех милях по 180 шоссе Рок-Спрингс».

— Связь между этим символом и обезглавливанием обнаружили довольно быстро. Для этого урода такой способ убийства был любимым. Почти половину жертв он прикончил именно так. Похоже, убийству всегда предшествовала борьба. Большинство офицеров, которые работали и до сих пор работают по этому делу, считают, что убийца давал девушкам сбежать и потом разыскивал их.

— Почему? Почему он так делал?

Люк допивает пиво и ставит бутылку в раковину. Достает еще две из холодильника и ставит одну передо мной.

— Некоторые из них любят играть в догонялки, — говорит он неловко. — У девушек не было реального шанса сбежать. Он выбрасывал их в заброшенных местах за пару миль от дороги. Этого, вероятно, достаточно, чтобы дать им призрачную надежду на спасение. По правде говоря, их шансы были ничтожны.