Атлантия

Рыбки должны быть готовы к следующему заплыву, поэтому мы с Тру вытираем их, смазываем маслом и заворачиваем в мягкую ткань. Мы как будто младенцев пеленаем, и эта мысль вызывает у меня улыбку. Тру прикасается у моей руке, чтобы я отвлеклась на секунду, и спрашивает:

– На какой риск ты готова пойти?

Он осторожно поворачивает мою руку, так что становится заметен небольшой красный ожог у меня на ладони. Я его получила, когда один из угрей подплыл слишком близко к лицу и мне пришлось оттолкнуть его от себя. Я точно помню, когда это случилось, а вот моменты, когда заработала другие ожоги, – нет.

– Не знаю, – отвечаю я Тру.

Глава 12

Меня повысили. На следующее утро после заплыва Джосайя встречает меня по пути на работу и сообщает:

– Сегодня мы переводим тебя в «Комнату океана».

– Поздравляю, – говорит Элинор, когда я останавливаюсь возле нашего стола, чтобы попрощаться.

Работает она быстро и споро, и мне непонятно, почему ее до сих пор держат в «Комнате неба».

– Мне здесь нравится, – поясняет Элинор; наверное, догадалась по моему лицу, о чем я думаю, или ее уже не раз об этом спрашивали. – Я сама попросила, чтобы меня здесь оставили. «Комната океана» – это для меня слишком.

Кажется, я понимаю, что она имеет в виду. Я наблюдала за соседями через окно, разделяющее наши помещения, и заметила, что обстановка там весьма напряженная. В «Комнате океана» рабочие соперничают друг с другом, у нас такого нет. Может, все дело в том, что у них там через окно в портальной двери можно увидеть, как поблескивает вода. Думаю, океан способен вселять в людей тревогу. Видеть Атлантию такой, какой мы ее создали, это отнюдь не то же самое, что видеть наш город изнутри.

Я занимаю свое рабочее место и слышу вокруг глубокое и ровное дыхание Атлантии.

Внезапно мне кажется, что откуда-то издалека до меня долетает чей-то крик, но, когда я пытаюсь прислушаться и вычленить этот звук из окружающего шума, он исчезает.

«Показалось, – говорю я себе. – Ты просто вспомнила о голосах, про которые тебе рассказывала Майра».

Бьен наблюдает за мной из-за своего стола, взгляд у нее внимательный и недобрый. Я опускаю глаза. Так ненароком можно и выдать себя. Надо соблюдать осторожность.

Утро проходит незаметно. Джосайя показывает мне кадры с изображением самых сложных повреждений дронов, которые устраняют в «Комнате океана». По чертежам легче понять, как и что ремонтировать. Руки у меня привычны к такого рода работе; когда я опускаю щиток и берусь за дело, ко мне возвращается уверенность в своих силах.

Все, за исключением Бьен, довольно дружелюбны: это выражается в том, что окружающие сосредоточены на своей работе и не обращают на меня никакого внимания. Повреждения дронов очень «красочные» – шрамы пепельных оттенков, провода торчат из корпусов, как кишки из вспоротых животов, – у меня желудок сводит при мысли о том, во что мины могут превратить человека. Ничего, внушаю я себе, со мной такого не случится, уж я об этом позабочусь.

Жаль, что я не могу показать дроны Тру. Они бы ему понравились.

После работы наша команда идет к ближайшему пруду желаний, и все бросают за меня по монетке. Элинор тоже приходит. И Бьен. Сослуживцы нормально ко мне относятся, но они меня почти не знают, а я не очень разговорчива, так что после ухода Элинор остаюсь одна: сижу на бортике пруда и смотрю в воду на блестящие монеты. Их там много. Я вдруг чувствую, что растрогалась – люди потратили свои монеты на меня. Конечно, они могли загадать желание для себя, так же как я сделала с Бьен, но я ничего против этого не имею.

Пересчитываю монеты, получается пятьдесят три, и мне становится интересно, можно ли их оттуда достать. Это, естественно, незаконно. Деньги из пруда предназначаются людям из верхнего мира. Я оглядываюсь вокруг. Площадь практически пуста, только иногда пройдет какой-нибудь рабочий или страж порядка.

Внезапно я обнаруживаю, что, кроме меня, тут есть кто-то еще. Рядом со мной на бортике пруда сидит Майра. Она достает что-то из кармана, но я не могу разглядеть что именно.

– Я думала, ты в тюрьме, – говорю я.

– Совету нужно, чтобы я кое-что для них сделала, – сухо отвечает Майра. – Меня выпустили.

Она без сопровождающих, поблизости не видно ни стражей порядка, ни членов Совета. Если мою тетю выпустили даже после инцидента в шлюзах, значит власть имущие ей доверяют либо она им очень нужна.

– Чего они от тебя хотят? – спрашиваю я.

Майра улыбается:

– Не желаешь приберечь эти вопросы для раковины?

– Нет.

– Это хорошо, – говорит Майра. – Некоторые вещи лучше обсудить при личной встрече. – Она протягивает мне руку, у нее на ладони монета. – Возьми. Загадай для себя желание.

– Нет. Спасибо, – отказываюсь я.

Майра пожимает плечами и бросает монету в воду.

Пятьдесят четыре.

Кто бы мог подумать, что Майра тоже загадывает желания. Мне казалось, что она никогда не верила ни во что, кроме своей собственной силы.

– Я хочу больше узнать о сиренах, – говорю я. – Здесь безопасно о них спрашивать?

Майра даже не оглядывается по сторонам, чтобы убедиться в том, что рядом никого нет. Но она склоняет набок голову, и я понимаю, что она слушает.

– Да, – отвечает она. – Пока безопасно.

Я понижаю голос:

– Как получилось, что сперва люди любили сирен, а потом их возненавидели?

– Была еще промежуточная стадия отношений, – поясняет Майра. – Сиренам поклонялись.

– Что ты имеешь в виду? Как богам?

Майра улыбается:

– Нет. Я хочу сказать, что они и были богами.

– Не понимаю. Боги ведь существовали задолго до Великого Раздела.

– Люди поклонялись богам тысячи лет, – кивает Майра. – Так что они и впрямь существовали задолго до Великого Раздела. Но наши боги, те, которых ты видишь в храме, особенные: они вначале были всего лишь скульптурами. Их спасли от гибели в храмах Наверху и спустили сюда, а здесь они выполняли роль красивых декораций, не более того. Во времена Великого Раздела люди утратили веру в богов. Прошло много лет, прежде чем кто-то опять начал во что-то верить. – Майра опускает руку в воду и шевелит пальцами. – А потом появились сирены, и все изменилось.

– Почему?

– Видишь ли, Рио, их появлению не было ни научного, ни логического объяснения, и люди начали искать ответы за пределами разума. Находясь в храме, они поднимали головы, смотрели наверх и видели эти статуи, которые смотрели на них сверху вниз. И тогда люди задались вопросом: может, боги все-таки существуют, если они прислали в Атлантию сирен? Некоторые даже верили в то, что сирены и есть боги. В конце концов сирен объявили чудом. Вот так и возникла наша религия. Ты знаешь, что первой Верховной Жрицей была сирена?

– Нет, – отвечаю я. – Нам в школе об этом не рассказывали.

– Историю уже давным-давно переписали, – говорит Майра. – Даже большинство нынешних членов Совета толком не знают, что тогда происходило. Они, как и ты, как большинство людей, верят тому, о чем рассказывают в школе.

Так ли это на самом деле? Я вспоминаю голос, который сохранила Майра. Та давно умершая женщина пришла из мира Наверху и видела первых детей-сирен. Единственным словом в ее рассказе, которое хотя бы отдаленно имело отношение к религии, было слово «чудо». Наверное, именно в эти времена и зародилась новая вера.

Кто еще об этом знает? Маме наверняка была известна правда. А Бэй? У меня не хватает решимости спросить об этом. Я не хочу знать, сколько еще всего родные держали от меня в тайне. Поэтому я задаю совсем другой вопрос:

– Значит, та самая первая Верховная Жрица и придумала нашу религию? А потом заставила всех остальных жителей Атлантии принять ее?

Это могло бы объяснить, почему люди вдруг возненавидели сирен.

Но Майра качает головой:

– Нет, нашу новую религию люди и сирены разрабатывали сообща. Они изучали древнюю историю, все, что касалось богов, а потом собрали это воедино и приспособили к нашей жизни в Атлантии. Ну а затем Совет сделал так, что и Наверху тоже стали верить по-новому.