Ангелы и боги (СИ)

Дина Сергеевна вернулась с большим конвертом, подала его Марине.

Макс слегка ослабил объятия, чтобы Принцесса освободила руки.

— Что это, папа?

— Дина нашла на мансарде вещи, принадлежащие тебе и твоей матери. Семен сфотографировал из, загрузил в компьютер, сделал для меня три копии на флэшки, плюс два комплекта фотоснимков…

Марина, сдерживая внутреннее волнение, освободила фото от конверта.

Сверху лежала фотография юных отца и матери, держащихся за руки. Марина долго смотрела на них…

А Макс поразился тому, что Принцесса была точной копией своей матери…

Далее шли фото детских вещей Марины с вышитыми инициалами «М. Д.»

Максим и Марина тепло улыбнулись друг другу, одновременно подумав о своих будущих детях…

Следующим шло фото носового платка с вышитыми по диагонали инициалами «В. Д. «и «В. Д.»…

— Папа, это только твои инициалы? Или твои и мамы?

— На этом платке Верочка вышила наши инициалы — Вера Денисова, Володя Денисов…

— Какое странное совпадение… Супругу известного американского юриста Лоуренса Джойса тоже звали Вера… Вера Князева…

Владимир Михайлович резко побледнел.

Макс продолжил:

— Но Князева, не настоящая ее фамилия…

Денисов сжал побелевшие руки в кулаки, спросил, едва выталкивая слова:

— Максим, ты знаешь настоящую фамилию супруги юриста?..

Марина смотрела на отца с удивлением, не понимая, что с ним происходит.

Макс тоже был удивлен.

— Да, знаю… Настоящая фамилия супруги Ларри — Владимирова — Сокольская.

— Максим, ты сказал — звали… Ее больше нет?..

— Веры Князевой — Джойс давно нет… У молодой, цветущей женщины внезапно остановилось сердце, примерно через три года после того, как Вера и Лоуренс Джойс во время шторма у берегов Перу потеряли свою полугодовалую дочь Марину…

— Значит я похоронил Верочку раньше, чем это случилось…

— Папа…

— Ангел, там есть фото еще одного платка, как я теперь понимаю, принадлежавшего твоему настоящему отцу Лоуренсу Джойсу…

— Папа… Папа…

Марина разжала руку с фотографиями.

Макс едва успел подхватить их.

В глазах Денисова стояли слезы.

Марина шагнула навстречу отцу, обняла его за шею, прижалась к его груди.

— Папа, ты мой самый настоящий отец и навсегда останешься им…

— А ты, Ангел, навсегда останешься моей любимой дочерью…

Владимир Михайлович нежно гладил Марину по спине, целовал ее волосы…

Дина и Афанасий плакали.

У Арно, Александра и Коли повлажнели глаза.

Максим разучился плакать в десять лет, когда родители стали забывать о его существовании. Сопереживала Денисову его душа.

Владимир Михайлович и Марина расцепили объятия, но продолжали держаться за руки.

— Максим, астронавт Марк Джойс сын Лоуренса Джойса? Или однофамилец?

— Сын… И брат — близнец вашей дочери… А также — один из моих друзей… Отец, ваша дочь не только княжна Владимирова — Сокольская, но и баронесса фон Эстлингер…

Денисов нашел в себе силы улыбнуться:

— Значит Мариночка настоящая Принцесса… Ростислав и Нина живы?

— Нет. Их убила молния и сожгла их дом через год после смерти дочери… Марку и Ларри повезло — они как раз были у Эвелин и Эдварда — родителей Ларри…

— А они живы?

— Да…

— Это хорошо, что у Мариночки есть дедушка и бабушка… Да вы все — таки присаживайтесь — я расскажу вам свою историю…

Владимир Михайлович сел рядом с Диной и Афанасием.

Максим и Марина сели на диван и Макс тут же привлек к себе любимую женщину.

Арно, Коля и Санников сели на стулья, стоявшие рядом с накрытым столом…

Владимир Михайлович немного помолчал:

— Впервые я встретился с Верочкой в старшей группе детского сада. Мы сразу подружились. Вскоре подружились и наши родители. Когда папа Миша и мама Искра не успевали забрать меня из садика, это делали Ростислав и Нина, родители Верочки…

Мы учились с Верочкой в одном классе, сидели за одной партой, все свободное время проводили вместе. В двенадцать лет родители отдали меня в нахимовское училище, так как второй моей страстью после Верочки было море. Мы стали реже видеться. Вот тогда — то мы и решили пожениться, когда вырастем.

Неприятности начались тогда, когда нам исполнилось по шестнадцать лет — на Ростислава и Нину кто — то написал донос в КГБ. Их несколько раз вызывали на допросы, взяли с них подписку о невыезде. Все могло закончиться тюрьмой, а Верочку могли сослать в Сибирь. Ростислав и Нина решили эмигрировать — ведь вся их «вина «была в том, что они были потомками древнего аристократического рода и имели какое — то отношение к волхвам — людям с паранормальными способностями. Расставание было неизбежно. Вот тогда Верочка и подарила мне на вечную память платок с вышитыми инициалами «В. Д. «и «В. Д.». За неделю до часа икс мы зашли в моментальную фотографию и сделали два снимка — для меня и Верочки…

Накануне нелегального отплытия в Филяндию мы с трудом расстались — плакали, обнимались, целовались, поклялись вечно любить друг друга, понимая, что расстаемся навсегда… Потом я со страхом ждал сообщения, что Князевых обнаружили при досмотре судна, шедшего порожняком в Финляндию — рискуя собой, их взялся переправить туда друг Ростислава — капитан грузового судна. Но средства массовой информации молчали и я уже радовался тому, что Князевым удалось эмигрировать…

После окончания нахимовского меня зачислили в высшее военно — морское училище, откуда я вышел капитаном третьего ранга. К тому времени уже не было в живых моих родителей — они облучились во время ремонта атомной подводной лодки и ушли из жизн один за другим…

Меня вызвали в КГБ, предложили выполнять секретные задания. Но почему — то для этого было необходимо жениться. Там же в КГБ, мне рекомендовали взять в жены Анну Андреевну Кочневу. Мне было все равно на ком жениться и я дал согласие. Анна была привлекательной девушкой и вскоре у нас появился Володька, потом Ираида и Ольга. Но характером эти дети пошли в мать. Порадовал только Костик — телом и душой удался в меня. Косте было четыре года, когда Анна вновь забеременнела. Я решил — если родится девочка, похожая на меня — назову Верочкой. На пятом месяце у Анны случился выкидыш. Я сильно расстроился — ведь должна была родиться девочка. Но почему — то я обрадовался, когда Андреевна сказала, что больше не сможет иметь детей…

В противоречивых чувствах я отправился в очередное плавание. Не буду вдаваться в подробности, почему мой корабль оказался в нейтральных водах Перу…

Владимир Михайлович замолчал, справляясь с подступившим волнением, затем продолжил:

— В тот день ничто не предвещало резкого изменения погоды. Прогноз был самый благоприятный. А на закате внезапно начался шестибалльный шторм, впрочем, не нанесший нам вреда. Тяжелое судно хорошо держалось на волне. Но все же нас снесло в территориальные воды Перу. Шторм так же внезапно стих, как будто его выключили, но на воду спустился густой туман… И вдруг на судне остановилась силовая установка. Нам грозили большие неприятности — ведь на всем побережье Южной Америки имелись военно — морские базы США, а вся примыкающая акватория была для них все равно, что пролив Ист — Ривер…

Я и мой друг Сергей Ивашов, исполняющий на судне обязанности медика и представителя КГБ одновременно, вышли на мостик, чтобы оценить обстановку.

Вокруг судна вдруг стал резко редеть туман, а в машинном отделении по — прежнему стояла тишина.

Я и Сергей внезапно испытали тревогу, казалось, все вокруг насыщено непонятной энергией.

Туман вокруг судна продолжал редеть и среди его рваных клочьев мы увидели большой обломок кормовой части роскошной яхты… И… среди давящей тишины мы услышали плач ребенка. Что еще было очень странно — место разлома яхты как будто кто — то специально поддерживал над водой, чтобы ребенка не смыло.

Я дал команду спустить шлюпку и через несколько минут принял у матроса младенца, завернутого в легкое одеяльце.

Было достаточно одного беглого взгляда на монограмму, вышитую на шапочке, чтобы понять, чья рука это сделала. А сам младенец был копией моей незабвенной Верочки… Это была ты, Мариночка…