Девушка в башне (ЛП)

сестры.

Вася сидела напротив брата на койке рядом с глиняной печью. Саша развел огонь, и

комната медленно нагревалась. Вдруг Вася захотела укутаться в меха и уснуть.

Но она задала последний вопрос:

– Отец любил тебя. Он хотел, чтобы ты вернулся. Ты обещал мне вернуться. Почему

не сделал этого?

Ответа не было. Он занялся огнем, может, не услышал. Но для Васи тишина казалась

густой от сожалений брата, что он не высказал.

* * *

Она спала, и сон был зимой, был болезнью. Во сне снова умирали люди, кричали или

терпели, их внутренности были темными камнями на снегу. Фигура в черном плаще

стояла рядом, спокойная, знающая, отмечающая смерти.

Но в этот раз знакомый жуткий голос заговорил в ее ухо:

– Бедный король зимы пытается сохранить порядок. Но поле боя – мое царство, он

приходит лишь собрать, что осталось.

Вася развернулась, за ее плечом лениво улыбался одноглазый Медведь.

– Здравствуй, – сказал он. – Нравится моя работа?

– Нет, – охнула она. – Нет…

Она побежала, безумно скользя на снегу, спотыкаясь на ровном месте, падая в

бесконечную белизну. Она не знала, кричит или нет.

– Вася, – сказал голос.

Рука поймала ее и остановила падение. Она знала форму ладони с длинными

пальцами, с цепкими пальцами. Она подумала:

«Он пришел за мной. Мой черед», – и начала извиваться.

– Вася, – сказал он ей в ухо. – Вася, – в том голосе была жестокость, зимний ветер и

старый свет луны. И грубая нотка нежности.

«Нет, – подумала она. – Нет, не нужно добра ко мне».

Но, хоть она так думала, пыл угас. Она не знала, спит или нет, прижалась лицом к

его плечу и разрыдалась.

Во сне рука робко обвила ее, и его ладонь прижалась к ее голове. Ее слезы сочились

ядом из раны от воспоминаний. Она притихла и подняла голову.

Они стояли вместе в тесном пространстве, озаренном луной, деревья спали вокруг.

Тут не было Медведя, он был скован и далеко. Мороз сделал воздух серебряным. Она

спала? Морозко был частью ночи, его ноги были босыми, его бледные глаза были

встревоженными. Живой мир колоколов и икон, меняющихся времен года казался сном, а

демон холода – настоящим.

– Я сплю? – спросила она.

– Да, – сказал он.

– Ты правда здесь?

Он промолчал.

– Сегодня… сегодня я видела… – пролепетала она. – И ты…

Он вздохнул, деревья дрогнули.

– Я знаю, что ты видела, – сказал он.

Ее ладони сжимались и разжимались.

– Ты был там? Только ради мертвых?

Он молчал. Она отпрянула.

– Они хотят взять меня в Москву, – сказала она.

– Ты хочешь туда?

Она кивнула.

– Я хочу увидеть сестру. Хочу узнать лучше брата. Но я не могу все время быть

мальчиком, и я не хочу быть девочкой в Москве. Они найдут мне мужа.

Он молчал мгновение, но глаза потемнели.

– Москва полна церквей. Много церквей. Я не могу… черти уже не так сильны в

Москве.

Она скрестила руки на груди, отступив.

– Это важно? Я не буду там вечно. И я не прошу твоей помощи.

– Да, – согласился он. – Не просишь.

– Ночью под елью… – начала она. Снег падал вокруг них туманом.

Морозко собрался и улыбнулся. Это была улыбка зимнего короля, старая, светлая и

незнакомая. Глубокие чувства пропали с его лица.

– Ну, безумная? – спросил он. – Что спросишь? Или ты боишься?

– Я не боюсь, – ощетинилась Вася.

Это было и правдой, и ложью. Сапфир грел ее под одеждой, сиял, хоть она не видела.

– Я не боюсь, – повторила она.

Его дыхание холодило ее щеку. Она осмелилась мечтать, что не проснется. Она

сжала его плащ и притянула его ближе.

Она снова удивила его. Он задержал дыхание. Он поймал ее руку, но не отцепил от

плаща.

– Почему ты здесь? – спросила она.

На миг ей показалось, что он не ответит, но он робко сказал:

– Я услышал, как ты плакала.

– Я… ты… ты не можешь все время приходить ко мне, – сказала она. – Спасать

меня? Бросать с тремя детьми в темноте? Спасать снова? Чего ты хочешь? И как…

поцеловать и уйти… я не… она не могла подобрать слова, но пальцы говорили за нее,

впивались в сияющий мех его плаща. – Ты бессмертный, и, может, для тебя я мала, –

яростно сказала она. – Но моя жизнь – не твоя игра.

Он сдавил ее руку в ответ, на грани боли. А потом отцепил ее пальцы по одному. Но

не отпустил. На миг он прожег ее глаза взглядом, так горели его глаза.

Ветер тряхнул древние деревья.

– Ты права. Больше никогда, – просто сказал он, и это снова звучало как обещание. –

Прощай.

«Нет, – подумала она. – Не так…».

Но он ушел.

12

Василий Храбрый

Колокола звонили утреню, и Вася проснулась, ошеломленная снами. Тяжелые одеяла

душили ее. Как создание в ловушке, Вася быстро вскочила на ноги, и утренний холод

привел ее в чувство.

Она вышла из домика Саши в шапке и капюшоне, желая искупаться. Все вокруг

кипело активностью. Мужчины и женщины бегали, кричали, спорили – собирались, как

она поняла. Опасность прекратилась, крестьяне собирались домой. Куриц собрали в

ящики, коров согнали в стадо, детей шлепали, огни тушили.

Конечно, они шли домой. Бандитов прогнали. Их убили, да? Вася отогнала мысль о

пропавшем капитане.

Она пыталась выбрать, нужно ли ей сильнее позавтракать или облегчиться, когда

прибежала Катя, бледная и со сбившимся платком.

– Тише, – Вася поймала ее раньше, чем девушки упали в снег. – Рано еще бегать,

Катюша. Ты чудище увидала?

Катя густо покраснела, шмыгая носом.

– Простите, я вас искала, – охнула она. – Прошу, господин… Василий Петрович.

– Что такое? – встревожилась Вася. – Что случилось?

Катя тряхнула головой, сглотнув.

– Мужчина… Игорь… Игорь Михайлович… попросил меня выйти за него.

Вася окинула Катю взглядом. Девочка была скорее ошеломлена, чем напугана.

– Да? – осторожно спросила Вася. – А кто такой Игорь Михайлович?

– Он кузнец… в кузне, – лепетала Катя. – Он и его мать были… добры ко мне и

девочками… и сегодня он сказал мне, то любит меня и… о! – она закрыла лицо руками.

– И, – ответила Вася, – ты хочешь выйти за него?

Катя точно не ожидала от сына боярина, Василия Петровича, такой мягкий вопрос.

Девушка раскрывала рот, как рыба на суше. А потом сказала слабым голоском:

– Он мне нравится. Или нравился. Но утром он спросил, и… я не знаю, что сказать…

– она была на грани слез.

Вася нахмурилась. Катя увидела, сглотнула слезы и сдавленно закончила:

– Я… хотела бы помолвку с ним. Наверное. Позже. Весной. Но я хочу домой к

матери, ее совет, и чтобы свадьба прошла как должна. Я обещала Аннушке и Леночке

отвести их домой. Но я не могу отвести их одна, так что не знаю, что делать…

Вася отметила с раздражением, что не может больше терпеть слезы Кати, как было и

с ее младшей сестрой. Что бы сделал Василий Петрович?

– Я поговорю с ним насчет тебя, – сказала тихо Вася. – А потом отведу вас домой, –

она задумалась на миг. – Я и мой брат, монах, – Вася надеялась, что присутствие Саши

убедит маму Кати.

Катя замерла.

– Да? Просто… Да?

– Честное слово, – заявила Вася. – А теперь мне нужно позавтракать.

* * *

Вася нашла отдаленный туалет, быстро использовала его в страхе и поспешила к

трапезной. Она шла увереннее, чем себя ощущала. Длинная низкая комната была

относительно тихой, Дмитрий и Касьян ели хлеб, макая его во что–то горячее. Вася

учуяла запахи и сглотнула.

– Вася! – завопил Дмитрий при виде нее. – Садись и поешь. Нам нужно послушать

службу, поблагодарить бога за победу, а потом… Москва!

– Слышал крестьян утром? – спросил у нее Касьян, пока она получала миску. – Они