Дети Любви (СИ)

Лик смотрел на Тима, и у него не было слов. Тогда он подошёл и просто обнял его.

Спать

Тим и Лик любили спать. Спать они ложились каждый сам по себе в своей комнате, а просыпались всегда вместе — обнявшись. Но перед этим им снились сны. Во снах комната каждого из них была одной комнатой, и кровать в комнате стояла одна, и спал на кровати один. Лик? Тим? Один? А куда же девался второй? А второго во снах не было, в них был только один — спящий. И спящему снились сны, в одной комнате, на одной кровати. Ему снилось, что он не один, был кто-то ещё, где-то рядом. Он пытался его найти — протягивал руки, двигал ими в сонной пустоте. И иногда, которое было для Лика и Тима всегда, его пальцы переплетались с такими же пальцами другого. Один чувствовал, что любит его. Лика? Тима? Во сне он не мог их различить. Поэтому любил обоих и от любви просыпался. Просыпался любящий Тим. Просыпался любящий Лик. Они, обнявшись, смотрели друг другу в глаза и засыпали, чтобы вновь стать одним, в одной комнате, на одной кровати.

Меняться

Бывало, что ночи были долгие. Лик уставал. Он приходил к Тиму и плакал. Тим гладил его по спине, и они менялись местами. Из-за этого в ночи возникала жизнь, и тьма сгущалась. Живые ночи будоражили сознание, оно становилось нервным. Заставляло живущих в ночи пожирать друг друга, потому что иного выхода не было. А Лик лежал и вздрагивал. Когда он вздрагивал, от него исходила волна. Она прокатывалась по миру, и становилось тише. С каждой волной всё тише и тише. Ночь замирала и не могла больше удерживать рассвет. Он разрывал её плоть и слепил Тиму глаза. Но тот успевал заметить и рассказать Лику:

— Своими руками, я сделал это своими руками.

— Я постараюсь, чтобы день был как можно короче, чтобы тебе не пришлось меняться со мной, чтобы спящие вечным сном не просыпались.

Отражаться

Тим печатал на машинке, нажимал клавиши, появлялись зеркальные буквы. Он любил печатать зеркальными буквами. В этом было что-то… что-то от Лика, когда тот смотрел в зеркало. Там, в зеркале, отражалась жизнь, идущая куда-то в другую сторону. Буквы впечатывались в бумагу, отражения впечатывались в жизнь, жизнь отражалась в Лике. Лик же не отражался. Совсем.

— Почему ты не отражаешься? — спрашивал Тим. — Почему?!

— Ответь на вопрос, что не отражает зеркало, в котором отражается весь мир, и узнаешь…

Приходить

Лик и Тим любили ходить друг к другу в гости. Соберутся и идут. Идут в гости, а получается, что навстречу. И встречались они всегда на Дороге. Одной на двоих.

— Откуда она только берётся? — спрашивал Тим.

— Она создаётся. Мы идём, а она бежит и поэтому всегда впереди.

— А давай тоже побежим.

И они бежали. Бежали, взявшись за руки. Да так быстро, что невозможно уследить. Так быстро, что сливались. Сливались с Дорогой.

— Так мы сами себя опережаем, — говорил Тим.

— Так мы сами себя создаём.

— Так вот откуда берётся Дорога!

— Как же нам теперь ходить в гости?

— Все сами будут приходить к нам.

— По Дороге?

— По Дороге.

— Побежали?

— Давай руку.

И они бежали, а кто-то шёл. Шёл по Дороге. К Лику, к Тиму, к самому себе?

Одновременно

Лик и Тим сидели спиной друг к другу, сплетали из пальцев разные штуки. Чувствовали разное. Одновременно откидывали головы, стукались ими, поворачивались друг к другу, соединялись ушами и смеялись. Им было смешно. Одновременно. Быть одновременно.

Штуки, сложенные из пальцев, выходили из них, разбегались в разные стороны, прятались под кровать, диван, шкаф, стул, палас, подо всё прятались, чтобы их не поймали. А их никто и не ловил, потому что никто не видел, кроме Лика и Тима, а Лику и Тиму было смешно и совсем не до них. Им было смешно вместе.

Они разворачивались лицом к лицу, соединялись лбами, носами. Сидели. Становились друг другом. Соединялись губами. Дышали друг другом, словно воздухом, любовью. А во рту возникала тьма, клубилась, заполняла голову, туловище, руки, ноги, выходила на поверхность кожи. И если посмотреть со стороны, казалось, что видишь вырезанный из космоса силуэт. Двоих? Одного? Всё ближе друг к другу, всё ближе, ближе… Где-то внутри загорались звёзды…

Самолётики

Лик делал камешки, а Тим — самолётики. Лик бросал камешки, а Тим запускал самолётики. И они летели в пустоте в пустоту.

Лик посмотрел на Тима, подошёл и накрыл его ладонь своей. Тим улыбнулся.

Рядом стоял Дом, в доме сидел человек.

— Что с ним? — спросил Тим.

— Он смотрит внутрь.

— Зачем? Там же ничего нет.

— Нет, один самолётик ещё летит.

Когда любовь коснётся стен железных

И озарится светом сонный лик,

Я заверну за угол человечий,

И разорвёт объятья скорбный крик.

В одном из снов я загадал загадку.

Проснувшись, понял, что отгадка — я.

А тень шептала и молилась свету,

Что убивал и вечно создавал.

Но кончен сон, я поднимаю взор.

И лёгкий, словно ангел, самолётик

Скользит ко мне. Я вышел за порог.

Никто не ждал меня и ждать не мог.

Комментарий к 14. Лик и Тим

Лик и Тим (рисунок автора) - https://pp.userapi.com/c637329/v637329920/5b269/WH-UzFnimf8.jpg

========== 15. Альтиа ==========

Из форточки, как из духовки, веяло полуденным июльским жаром, и я закрыл её, попутно задёрнув фиолетовые шторы. Поправил растрепавшуюся чёлку. Отец жарил яичницу, и вся квартира пропахла копчёной колбасой, что он любил в неё добавлять. Ни одна из его подружек, как и домработниц, у нас больше не прижилась, начиная страшно бесить уже через пару недель сокомнатного пребывания. И мы с отцом в единодушном порыве махнули на них рукой и по-холостяцки бытовали вдвоём. Отец готовил и стирал, а я прибирал да мыл посуду. Оказалось, что это куда проще, чем мы боялись, и вполне стоило воцарившегося в доме уютного покоя, когда никто к тебе не лип и не дулся, ходя чернее тучи да молча негодуя, нагнетая напряжение, требуя внимания и не пойми чего ещё.

— Аль, тебе как обычно? — крикнул отец.

— Нет, спасибо! У моего одноклассника сегодня день рождения — тринадцать лет. Я как раз в гости собираюсь, — сообщил я, натягивая новую футболку с эмблемой купольного города, больше походившей то ли на медузу, то ли на летающую тарелку решивших захватить Землю инопланетян. «Под крышей города своего», — значилось вверху и: «Равноправие и безопасность!» — под стилизованными домиками внизу. Отец принёс футболку с работы, где занимался разработкой программного обеспечения для купольных городов, пришедших на смену спивающимся деревням. Так, по словам отца, государство пыталось поднять тонущую в собственном дерьме да пожираемую ночными тварями глубинку и обеспечить себя сельхозпродукцией.

— Что ты ему подаришь?

— О, этот подарок он никогда не забудет, настоящее веселье!

Выйдя из дома, я, стараясь держаться в сумрачной тени раскидистых каштанов, пошёл на остановку. Заскочил по дороге в местный магазинчик, облегчающе дышащий кондиционированной прохладой, и купил любимое крем-брюле. Поедал холодную ароматную сгущённомолочную варёность и ждал автобус. Того, как назло, долго не было, что начинало нервировать. Мороженое кончилось, а на остановке скопилось много утомлённо-раздращённого народу. Наконец прибыл транспорт. В общей давке звереющих пассажиров я еле протиснулся внутрь. Было очень душно, воняло потом и сигаретным дымом из кабины водителя. Передо мной стояла пожилая женщина. От неё сильно пахло духами и пудрой. Она, наверное, целый пузырёк на себя вылила, чтобы перебить запах мочи и старости. Такой дух часто бывает в домах, где живут старики. Я его с раннего детства терпеть не мог. Бабушка тогда ещё была жива, и мне иногда приходилось ночевать в её утлом прижизненном провонявшем склепе на окраине города.