Колыбель колдуньи (СИ)

- Что вы, барин, батюшка, да я за вас! Да я для вас… что хотите, барин для вас…  -  Анисим, сгорбившись, побрел прочь. Я понял, что перегнул палку.

- Ну, хорошо, положим, я прислушался бы к твоему мнению, - на ком бы ты хотел жениться?

Анисим, посветлев, кинулся ко мне:

- На Антонине, барин!

- На Антонине?!

- На ней, барин!

- Обещаешь?!

- Клянусь!

- Ну то-то, - того мне от тебя и надобно!  -  Я потрепал Анисима по плечу,- беги невесте предложение делать!

Я  по-гусарски развернулся на каблуках домашних туфель и  вернулся за стол к Ксане.

- Ты, Данила Алексеевич, у меня прямо почище нашей деревенской свахи будешь! – Ксана, улыбаясь, поглощала варенье прямо из вазочки.

- Кушай, моя радость, кушай варенье. -  Я любовался каждым ее движением. – Девочки все любят сладенькое. А  тем более вас уже двое!

 Ксана посерьезнела:

- У нас не больше недели, барин.

- Почему?

- На Покров выпадет первый снег.

- Откуда ты знаешь?

-  Знаю, поверь, знаю.

Я обнял её и крепко прижал к себе:

- Не хочу уходить… ты мне так и не сказала одного.

- Чего?

- Любишь ли ты меня?

- Дела говорят лучше слов. – Она взъерошила мне волосы,- завтра с утра надо быть на реке. Мне надо уйти.

- Опять?

- Последний раз, поверь, так надо. – Она вышла из столовой своей легкой летящей поступью. Я уже  скучал по ней. Куда она пошла? Опять к Колыбели?

      За спиной послышалось деликатное покашливание. Антонина, сияющая как медный пятак,  обратив на себя внимание, тут же кинулась меня благодарить.

-Спаси Вас Христос, барин,  - Анисим просит моей руки. Благословите! Будьте мне посаженным отцом.

- Не стоит благодарности, право, -  я расстроено вздохнул.- Посаженным, так посаженным.

- Батюшка, Данила Алексеевич, вы послушайте, что я вам скажу. Ксану в селе очень не любят – как бы чего не вышло. Её и до этого недолюбливали, хотя она много доброго людям сделала, а все равно – ведьма она и есть ведьма. Тимошка-то помер!

- Который?- я недоумевал.

- Ну, который давеча с вами в Пожарища ездил. Как привезли его вчера, так к утру и отошел. В деревне разное говорят, говорят, что чары она на вас навела, околдовала. Тимошку ей не простят, да и как бы вам через нее не пострадать, не было бы худого.

- Спасибо, что предупредила, Антонина. А на Ксану худого не думай и никому не говори, слышишь? Я в своем уме и никаких чар на мне нет. Обещаешь?

- Как изволите, барин. – Она стала торопливо прибирать со стола, а я вернулся в спальню и лег на свою такую широкую и такую одинокую постель.

      Как мне уберечь мою ворожею? Получится ли у меня найти третий камень? Что будет, когда я вернусь? Если Ксана – это воплощение Альки, написанное программистами «Сторакса» в виде сценария, то, как я буду  жить с настоящей женой, когда вернусь в свое время?  Я ловил себя на том, что даже не помнил, как я жил с Алькой  в реальности. Память с каждым днем становилась все чище от воспоминаний  прежней, настоящей жизни. Я  только не мог для себя решить, считать ли изменой Алькин роман с тем кузнецом, если  он был мной, только не настоящим, придуманным и написанным программистами для Альки точно так же как и Ксана для меня. Почему, если Ксана – не реальность я так люблю её, похожа ли Алька на Ксану хоть немного? Тревожный сон пришел вместе с закатом и принес ночные видения, которые не дали мне ответа на этот вопрос.

***

             Холодная рябь водной поверхности вызвала легкую дрожь, при мысли, что мне предстоит окунуться в нее. С самого утра я только и делал, что таскал за собой лодку, пока Ксана, бродя по берегу, определяла место нахождения третьего камня. Пустынный, некогда покрытый сочной зеленой травой, а теперь только выцветшими ее остатками,  да острыми камнями берег бесконечно тянулся вдоль водной глади, которая вдруг, после недолгих манипуляций Ксаны, из бурной, с порогами и водоворотами речушки превратилась в спокойную, почти неподвижную  поверхность. Ксана подошла почти к самому её краю – она определенно что-то почувствовала. Оба камня в ее руках будто засветились. Она  обернулась:

-Здесь!

- Прямо у берега? -  Я облегченно вздохнул – не придется больше таскать с собой лодку.

- Нет -  надо плыть к середине. По легенде именно там перевернулась лодка.

- О! Нет!

- Не жалуйся, Данила Алексеевич,  - последний  камень. Добудешь и  - свобода.

- Свобода,- я притянул ее к себе,- не нужна мне такая свобода… без тебя.

      Её глаза смотрели на меня без отрыва. В них была любовь, тоска и какая-то безысходность.

- Надо плыть на середину.

- Уже сажусь на весла.

- Я с тобой.

Когда лодка достигла середины реки, Ксана положила руку мне на плечо.

- Здесь

- Прямо здесь?

- Да.

- Я должна кое-что сделать. – Ксана достала из котомки, которую кинула в лодку перед отплытием, хлеб и вино и осторожно вылила вино в воду и раскрошила хлеб, тихо шепча какие-то заклинания.

- Что ты делаешь?

Она загадочно улыбнулась и, обернувшись, посмотрела на меня.

- Задабриваю водяного.

- Кого?

- Водяного.

- Ну, уж это совсем чушь. Водяных просто не бывает.

- Ты даже не представляешь, как тесен невидимый мир вокруг нас.

- Я надеюсь, теперь водяной меня не съест. -  Я рассмеялся.

- Тебе надо выпить это – она протягивала мне флягу, с какой – то жидкостью.

- Зачем?

- Ты не будешь чувствовать холода.

- Так не бывает.

- Попробуй.

- Ну, давай.- Я вылил в рот сладковато-горькую тягучую жидкость, которая, словно огнем, обожгла меня изнутри. Мне показалось, что я выпил расплавленный свинец. Я не мог промолвить ни слова, мне стало невыносимо жарко.

- Прыгай,  прыгай в воду. – Она почти вытолкнула меня из лодки. Я, словно в замедленном кино, погружался в реку, едва успев глотнуть воздуха. Было ощущение, что  ледяная вода реки вскипала от температуры моего тела. Я действительно не чувствовал холода – распиравший меня жар мгновенно прошел и я, словно купался в парном молоке. Я принялся обшаривать дно  в поисках камня. Несколько  раз мне пришлось всплывать, чтобы глотнуть  воздуха. Я находил глазами лодку, в которой сидела Ксана, видел, что она рядом, пристально наблюдает за гладью воды, и снова нырял к самому дну. Было плохо видно  - вода была очень мутной. Я обшаривал сантиметр за сантиметром вокруг, но все было безуспешно – дно было илистым и почти ровным. Я в очередной раз поднялся глотнуть воздуха.

- Лодку! Ищи лодку – Ксана  указывала мне  прямо на середину реки. Я  вновь ринулся в мутную пучину к указанному Ксаной месту. Практически сразу, на обшаренном мною несколько, казалось бы, раз месте я нащупал остов разбитой лодки. Медленно и осторожно разрывая ил руками, я искал - сам не знал что – что-то в чем мог быть камень, - сундук, истлевший узелок с одеждой – что угодно. Внезапно я нащупал что-то округлое и плотное. Я поднял это из ила и от ужаса и отвращения чуть не захлебнулся -  на меня пустыми глазницами смотрел полуистлевший череп. Видимо это и была утонувшая дочь Любавы. Из черепа выплыла и ушла, извиваясь, к поверхности маленькая змейка.  Камень. Где же камень? Я вновь, то всплывал к поверхности за воздухом, то нырял ко дну, разгребая ил и камни вокруг лодки. Действие снадобья, которым поила меня Ксана, заканчивалось, и я стал отчетливо чувствовать ледяные струи. Я коченел, пальцы не слушались. Я уже отчаялся и собирался всплыть  -  умереть от переохлаждения совсем мне не улыбалось, как вдруг моя рука нащупала очередные останки – это была кисть скелета, сжатая в кулак. Остатки ткани, завязанные в узел, говорили о том, что  в руке девушка сжимала какую-то котомку или узел с вещами. Из последних сил я  впился руками в ил под останками. С кучей  истлевших тряпок  в воду взметнулись, песок, камушки и нечто большое и сияющее. Это нечто светилось в мутной непрозрачной воде, так же как и те первые два камня. Я, почти теряя сознание от холода и нехватки воздуха, вцепился в  него и взметнулся к поверхности.  Навстречу мне устремилось что-то большое, зеленовато-серое, пучеглазое, страшное. Мгновение мы смотрели друг на друга, потом нечто кивнуло мне, перед лицом мелькнул то ли хвост, то ли плавник. Я медленно, как во сне, поднимался к верху, забыв о холоде и нехватке воздуха. Зато я смогу рассказать коллегам, если конечно выживу, как выглядит водяной на самом деле. Как будто по волшебству, лодка с Ксаной оказалась рядом с тем местом, где я вынырнул. Я бросил камень в лодку и, подтянувшись  на руках, рухнул через борт  на дно.  Все тело леденело  -  я бы даже не смог шевельнуть рукой. Как сквозь туман, я почувствовал, что Ксана вливает мне в рот несколько капель огненного зелья и укрывает полушубком. Стало тепло, и я расслабленно задремал, В то время как Ксана  правила  лодку к берегу. На самом дне нашего суденышка сияли тремя огнями камни -  огненный рубин, горящий изнутри странным неярким светом черный турмалин и ослепительный, чистейший  огромный алмаз -  яйцо птицы Гамаюн.