Черное сердце (ЛП)

Натянуто улыбаюсь. Все еще думаю о Данике и брате, гадая, сколько же раз у них было свидание — может, вообще до сих пор ни разу. Не могу сосредоточиться. — Ты смотрел порнушку вместе с моим дедом?

Никакую не порнушку. На снимках была и твоя бабушка.

Ну разумеется.

Костюмы просто потрясающие,

мечтательно продолжает Сэм. — Перья, маски, невероятный фон. Троны в виде полумесяца, огромные розы, с лепестками, раскрывающимися словно двери.

Так ты фон разглядывал? — Теперь я уже смеюсь по-настоящему.

Не хотел пялиться на женщин. Я ж не знал, кто из них твои родственницы! Да и дед твой рядом сидел.

Смеюсь еще громче. Мама рассказывала мне о тогдашних театрах — с закрытыми занавесями ложами, где мастера заклинаний, под благовидным предлогом просмотра представления, занимались своими делами. А потом начались облавы. На такое больше никто не отваживается. — Представляю, что было бы, если б ты оказался там. В два счета б заставил их устроить цирк зомби.

Пока неосвоенный рынок,

отвечает Сэм. Потом стучит пальцем себя по лбу. — Обо всем-то я думаю. Такой уж я.

Вид у него не слишком радостный, но, по крайней мере, не такой грустный и подавленный, как всю прошлую неделю. Если он по-прежнему думает о Данике, то уже хотя бы не зациклен на ней. Но если бы он знал о Барроне, если б только заподозрил, что парень, с которым она встречается — мой брат, все стало бы иначе.

Понимаю, что если хочу стать хорошим человеком, придется и лгать поменьше. Но порой безо лжи и полуправды не обойтись — пока сам окружающий мир не сделался честным.

Если Лила встретит другого, надеюсь, все будут меня обманывать.

Просыпаюсь от того, что вибрация будильника, поставленного на телефоне, отдается в моем черепе. Зевая, бросаю взгляд на Сэма. Он пока еще спит, одеяло почти свалилось на пол. Тихо встаю, подхватываю одежду и крадусь в ванную.

Я специально поставил будильник на вибрацию, чтобы найти Данику еще до того, как Сэм проснется и обнаружит разные мелочи — ну, вроде того, что я ору на его бывшую подружку. До того, пока Даника успеет снова встретиться с моим никчемным братцем. До того, как сложившаяся ситуация станет еще хуже.

Принимаю душ и бреюсь — так быстро, что режу щеку вдоль линии подбородка. Смываю кровь, брызгаю на лицо одеколоном — он щиплется — и спешу в столовую.

Сегодня я рано, что случается нечасто. Чтобы отметить это дело беру себе две чашки черного кофе и тост с жареным беконом. Подумываю было о третьей чашке, как тут появляется Даника.

Ее волосы забраны под деревянный ободок, на ней коричневые колготки в елочку и тяжелые кожаные ботинки. Выглядит она как обычно, но меня это почему-то удивляет. Мое представление о ней полностью изменилось. Она вот уже несколько дней — а может, и недель — тайно встречается с моим братом. Теперь мне вдруг стало ясно все, что она говорила, все ее неожиданные вопросы. Но ответ изрядно пошатнул мой мир.

Я дождался, пока она отстояла в очереди, а потом следом за ней пошел к столу.

Чего тебе? — Спрашивает Даника, ставя поднос.

Он не тот, кем ты его считаешь,

говорю я. — Баррон. Что бы он тебе ни говорил, это неправда.

От удивления Даника делает шаг назад. В точку. Потом она приходит в себя и смотрит на меня еще злее прежнего. Ничто так не злит, как осознание того, что тебя поймали.

Уж поверьте, я-то знаю.

Ага, я тебя видел вчера,

говорю я. — Конспиратор из тебя никакой.

Только ты считаешь, что я должна этого стыдиться,

огрызается Даника.

Делаю глубокий вдох, стараясь совладать с гневом. Она же не виновата, что ее провели.

Ладно, спокойно. Обо мне можешь говорить что угодно. И думать что угодно. Но мой брат — неисправимый лжец. Он ничего не может с этим поделать. Временами мне кажется, что он уже и не помнит, как оно на самом деле, и потому дополняет рассказ тем, что в голову придет.

Он старается,

говорит Даника. — Чего не скажешь о тебе. Он рассказал мне о том, что ты сделал. С Лилой. С Филипом. С ним самим.

Издеваешься? — Спрашиваю я. — А о том, что он сам сделал с Лилой, он случайно не рассказывал?

Оставь меня в покое, Кассель!

В последнее время девушки часто мне так говорят. Начинаю подозревать, что я далеко не так обаятелен, как хотелось бы думать.

Только пожалуйста, не говори мне, что он снимал перчатки,

говорю я. — Нет, пожалуй, лучше скажи, что он их снимал. Потому что иначе ты никак не могла запасть на кривую улыбочку и кривые речи моего братца.

Он предупреждал, что ты так и скажешь. Вот эти же самые слова и произнес. И ведь тут он не соврал, да?

Вздыхаю. Мой брат может быть умным, если хочет.

Слушай, Даника. Тут возможны два варианта. Первое: он очень хорошо меня знает. Второе: он знает правду. Истинную правду. И потому я тебе и говорю…

Неужто правду скажешь? Шутка,

Даника поворачивается ко мне спиной, берет тост и направляется к выходу.

Даника! — Кричу я ей вслед.

Вышло достаточно громко, чтобы на меня начали оглядываться. В дверях столовой появился Сэм. Даника проходит мимо него. Он бросает на нее беглый взгляд. Потом поворачивается ко мне. Его лицо так искажено гневом, что я замираю на месте; потом Сэм круто разворачивается и уходит.

Перед уроком статистики звоню Баррону, но нарываюсь на автоответчик. Занятие проходит словно сон. Выйдя из класса, сразу же звоню еще раз.

На сей раз он берет трубку. Связь плохая, в трубке трещит. — Ну как мой любимый и единственный выживший брат?

Держись от нее подальше,

так хочется ему врезать, что аж рука дрожит. Могу поспорить на что угодно, что, пока я гнался за мастером смерти, он разговаривал именно с Даникой. Могу поспорить на что угодно, что ему ужасно понравилось, что можно разговаривать с нею в моем присутствии. И слать ей смс-ки из машины. И похваляться своим свиданием.

Баррон смеется:

Не драматизируй.

Вспоминаю, что он сказал давным-давно, когда я обвинил его в том, что он встречается с Лилой лишь потому, что она дочь Захарова: «Может, я с нею встречаюсь, только чтоб тебя позлить».

Не знаю, что ты там затеял…,

стараюсь говорить спокойно. — В любом случае у тебя ничего не выйдет.

Мы с нею — тебя это беспокоит, да? Я же видел, как тебя пробирало, пока я с нею разговаривал — сперва на импровизированном приеме у Захарова — где по твоей милости прикончили Антона — а потом на похоронах Филипа. Тебе это не понравилось, а вот она так и загорелась. Если б ты приберегал ее для себя, вряд ли привел бы.

Даника — моя подруга. И все. Я не хочу, чтобы она страдала. Не хочу, чтобы она страдала из-за тебя. А насколько я знаю, ты просто не можешь встречаться с девушкой и не заставить ее страдать, поэтому хочу, чтоб ты оставил ее в покое.

Знаю, почему ты меня уговариваешь — потому что ее уговорить не вышло. Удачный заход, Кассель, но ты что, правда думаешь, будто я отступлюсь? — В его голосе слышится самодовольство.

Самое неприятное в сотовых телефонах — невозможно с грохотом бросить трубку, когда хочешь разъединиться. Можно, конечно, швырнуть сам телефон, но в таком случае просто треснет корпус, и детали разлетятся по полу. Никакого удовлетворения.