Игра на двоих (СИ)

— Вы шутите? — спрашивает Пит.

— Нет, и я также должна вам сказать: если мы проведем Игры, то будет известно, что это было сделано с вашего согласия, хотя персональное распределение голосов будет держаться в секрете для вашей собственной безопасности.

— Это была идея Плутарха? — уточняет не подозревающий о моих мыслях Хеймитч.

— Это была моя и только моя идея, — поправляет его Койн. — Кажется, это соотносит потребность в отмщении с наименьшими потерями жизней. Вы можете начинать голосовать.

— Нет! — выкрикивает Пит. — Конечно, я голосую «против»! В новом мире не может быть Голодных Игр!

Я смотрю на парня с нескрываемой жалостью. Новый мир? Даже обидно, что он никогда не узнает того, что знаю я после разговора со Сноу.

— Почему нет? — возражает Джоанна, чье лицо буквально светится от радости. — Лично мне это кажется справедливым. Кажется, у самого старика есть внучка. Я голосую «за».

— Я голосую «против» вместе с Питом, — вмешивается в разгорающийся спор Энни. — Так бы поступил и Финник, если бы он был здесь.

— Но его здесь нет! — ядовито выплевывает Мейсон. — Его убили переродки Сноу, если ты забыла!

— Вообще-то это создаст плохой прецедент, — задумчиво протягивает Бити. — Мы должны прекратить смотреть друг на друга как на врагов. На данный момент единство и мир — основа нашего выживания. И все же… я голосую «за».

Он не объясняет своего окончательного решения — даже наоборот, приводит все новые и новые аргументы против — и всем присутствующим становится понятно, что гений из Третьего впервые в жизни решил последовать голосу сердца, а не разума.

Мы с Китнисс долго смотрим друг на друга, прежде чем ответить. Уверена, в наших головах проносятся одни и те же мысли.

— «Против», — громко говорит Сойка.

— «За», — еще громче говорю я.

Мы с ней очень разные, почти диаметрально противоположные люди, и наши пути должны были рано или поздно разойтись. Думаю, сейчас самое время.

— Все зависит от Хеймитча, — объявляет Койн.

Тот не заставляет себя долго ждать.

— Я с Эрикой. «За». И пусть удача больше никогда не будет на их стороне.

— Отлично, резолюция принята.

Женщина достает откуда-то листок бумаги, протягивает Бити и просит поставить свою подпись. Мы все делаем то же самое, когда до нас доходит очередь. Последней под приказом о проведении Семьдесят Седьмых Голодных Игр расписывается исполняющая обязанности Президента Панема Альма Койн. Пока ручка в ее руке скользит по гладкому белоснежном листу, я вдруг вспоминаю, что не увидела в нем слова «последние» рядом с «Голодные Игры». Ничего не изменилось. И ничего уже не изменится.

Она просит меня задержаться, и я, словно прилежный ученик, послушно остаюсь сидеть за столом. Когда остальные Победители уходят — Хеймитч, правда, задерживается на пороге, но Президент одним взглядом выталкивает его в коридор, — женщина садится на стул возле меня.

— Если ты забыла, твое место для казни — рядом со мной.

— Я помню, Аль.

— Какие планы на будущее? — она меняет тему разговора так быстро, что я теряюсь, но только на пару секунд.

— Хочу стать Главным Распорядителем Игр. Надеюсь, Хевенсби не очень обидится.

— Я это устрою, — обещает она. — А после ты могла бы остаться в Капитолии, как думаешь? Двенадцатый разрушен, Тринадцатый, насколько мне известно, тебе не нравится. Здесь ты и твои близкие будут в безопасности, и вы с Хеймитчем, наконец, сможете пожениться.

— Ты знаешь?!

Койн пожимает плечами и лукаво улыбается:

— Потому я и решила спасать вас обоих.

Вот кто стоял за той дверью.*

— Я сделаю тебя своей помощницей, — продолжает женщина, словно не замечая моего замешательства, — и научу всему, что знаю сама. А когда придет время, ты станешь моей преемницей.

Нет слов, чтобы передать мою реакцию.

— Я подумаю над твоим предложением, — это все, на что я сейчас способна.

— Договорились, — женщина протягивает мне руку, и я неуверенно пожимаю ее. — Теперь идем, нам пора занять свои места для казни. Старик терпеть не может, когда кто-то опаздывает на встречу с ним. Даже если это сама Смерть. А мне еще нужно успеть рассказать ему об Играх.

Ее последние слова напоминают кое о чем.

— Скажи, Аль, ты не будешь жалеть о своем сегодняшнем решении?

Она останавливается на пороге и оборачивается ко мне.

— А я должна?

Вопрос остается без ответа. Она не выдерживает моего пристального взгляда и опускает глаза. Все, что сказал мне бывший Президент Панема, — правда.

— Осуждаешь меня?

— Нет. Всегда считала, что единственные, перед кем мы должны держать ответ за свои преступления — это мы сами. И если уж я готова осудить тебя, то мне не помешает встать к стенке вместе со Сноу и получить стрелу в сердце от Китнисс. Мы все отнюдь не безгрешны.

— Двум тиграм не место в одной клетке, — она повторяет слова, которые я уже слышала несколько дней назад от старика.

Покидая кабинет, думаю о том, что Альма Койн так и осталась для меня загадкой. И это, наверное, тоже никогда не изменится.

Мы отправляемся к месту казни, на Центральную Площадь перед Президентским особняком, на служебной машине. Всю дорогу я думаю над предложением Президента, но так и не успеваю принять решение. Койн стоит на балконе, я — позади и чуть в стороне, в двух шагах от нее. Рядом со мной — Плутарх, Лео и Эффи. Сноу демонстративно выводят на площадку и привязывают его руки к столбу. Вокруг собирается толпа. Охрана оцепляет место казни, образуя живой коридор, по которому уверенным шагом ступает Китнисс. Она останавливается в десяти метрах от своей жертвы. По бокам от нее стоят Победители. Звучит барабанная дробь. Сойка хватает стрелу, устанавливает ее и прицеливается. Мне виден профиль Сноу. Он кашляет, и тонкая кровавая струйка бежит по его подбородку, окропляя белую бороду. Он улыбается так широко, что я вижу алые от крови зубы. Китнисс смотрит на старика и натягивает тетиву все сильнее. Меня не отпускает странное ощущение, что в этот момент между ними происходит диалог. Внезапно девушка отвлекается и переводит взгляд наверх, на Койн. В следующее мгновение женщина, перевалившись через низкий край балкона, летит на землю со стрелой в сердце. Все происходит так быстро, что я не успеваю ни броситься к ней и спасти, оттолкнув в сторону, ни даже осознать, что случилось.

Сноу смеется так громко, что его слышно даже сквозь оглушительный рев толпы. Он медленно оседает на землю, кашляя и захлебываясь кровью. Охранники закрывают его от наших глаз. Я вдруг понимаю, что это все, что он умирает, но думаю только «как жаль, что старик не увидит свою внучку на Арене». Стражники хватают Китнисс за руки, но ей удается вырваться и сбежать, скользнув в самую гущу наступающей толпы. Охрана помогает Хеймитчу и остальным добраться до Дворца в целости и сохранности и бросает все силы на то, чтобы восстановить порядок. Трудная, почти невыполнимая задача.

Похороны Альмы Койн назначены на следующий день. Об этом во всеуслышание объявляют по телевидению — работы у журналистов как никогда много, что ни час, то свежий выпуск новостей, —, но пришедших попрощаться с новым Президентом Панема можно пересчитать по пальцам. Я, Хеймитч, Плутарх, несколько ее помощников из Тринадцатого. Все. Ей явно не суждено было снискать популярность как правителю. Охранникам удалось вытащить тело старика до того, как до него добралась разъяренная толпа, и я настояла, чтобы их обоих похоронили вместе, в семейном захоронении Сноу. Недоуменный вопрос читается даже во взгляде могильщика.

Холодно. С неба падают крупные снежные хлопья. Голые ветви деревьев жалобно скрипят. Насквозь промерзшая земля хрустит под натиском лопат. Деревянные гробы — черный и белый — медленно опускаются в глубокие ямы. Их засыпают землей вперемешку со снегом. Я кладу на могилу Койн две темно-красные розы. Могила Сноу смотрится до крайности просто и сиротливо, но до этого никому нет дела. Когда все заканчивается, мы несколько минут стоим в молчании у невысокой ограды. Затем каждый вдруг вспоминает о неотложных делах и покидает последнее пристанище Президентов. Хеймитч на ощупь ищет мою руку, чтобы увести с кладбища, но я отстраняюсь: