Когда все поставлено на карту

Вряд ли бы ей понравилось узнать об этом. Особенно теперь, когда уже ни ему, ни ей все равно ничего не исправить. Чтобы эта безрадостная истина не вышла наружу, он предпочел ответить ей упрощающей все дело ложью:

— Я знаю, ты, по крайней мере, сделаешь это без лишней боли.

Джослен со всего размаха хлопнула папкой с документами и, гневно сверкнув на заключенного глазами, склонилась над столом:

— Это тебе не игра, Рафферти! Мне, может быть, и не всегда нравится моя работа, но я в ней чертовски хорошо разбираюсь! С болью или без, но ты обязательно умрешь!

А он все же надеялся… Надеялся даже сейчас, хотя предугадать, как повернутся события в этой чрезвычайно рискованной игре, было, пожалуй, еще слишком рано. Нутром же он чувствовал, что его шансы на спасение резко подскочили, как только Джослен переступила порог камеры для допросов.

— Расскажи мне все, Рафферти. — Ее голос понизился до шепота. — Я не хочу…

Она, казалось, не могла подобрать нужных ей слов, но тут он пришел ей на помощь:

— …стать той, кто проткнет мне сердце? Ты что, думаешь, я способен на убийство? Мы оба знаем, что я здесь только потому, что тот парень оказался человеком, а не вампиром! — С его стороны это была провокация, и они оба понимали это.

— Постой, Рафферти. Ты не хуже меня знаешь, что мне не платят за то, чтобы я выносила моральные осуждения. Моя работа Канцлера заключается в том, чтобы еще раз изучить свидетельские показания, проверить улики, а затем на основании проделанной работы решить вопрос, справедлив ли вынесенный тебе приговор.

— Хорошо, понял. С чего бы ты хотела, чтобы я начал?

— Начни с начала, не ошибешься.

Неожиданно для нее его история началась совсем не с того момента, как она могла бы подумать, но тем не менее…

— Помнишь тот первый раз, когда мы оказались друг против друга за одним столом? — Он не стал дожидаться ее ответа. — Я помню очень хорошо. Ты тогда заметно нервничала, войдя в зал, битком набитый разъяренными людьми и вампирами: это были твои первые официальные переговоры в роли Арбитра. Я даже сейчас не вспомню, из-за чего мы тогда, собственно, так враждовали.

Джослен с негодованием тряхнула головой:

— Люди утверждали, что ваши детеныши устроили охоту на их отпрысков. На самом же деле несколько подростков на спор проникли на территорию вампиров, ну и некоторым пришлось заплатить за свою дерзость.

Рафферти с трудом сдержался, чтобы не выказать свою радость. Выходит, эта встреча запомнилась ей не меньше, чем ему самому.

— Как я уже сказал, обстоятельств этого дела я не помню, но все, что касается тебя, запомнил до мелочей! Несмотря на то что ты была одна против всех, ты тут же перешла в наступление и не переставала давить, пока и нам и им не пришлось тебе уступить!

Она была сейчас столь напряжена, столь красива, однако все еще не готова выслушивать от него подобное. Пока…

— Этот экскурс в прошлое занятен, но вряд ли приведет нас куда-либо…

Оʼкей, а что, если он скажет ей вот это:

— Та встреча полностью изменила меня, Джос. Ни одной похожей на тебя девушки я никогда не встречал. Прежде я терпеть не мог отбывать предписанное мне мандатом время в Совете Коалиции. Целыми днями приходилось там торчать среди вонючих людишек, часами готовых препираться по любому, самому незначительному поводу. В тот день, когда ты вошла в зал как новый Арбитр, на самом-то деле все и началось…

Джослен вскочила со своего места, сверкая глазами:

— Это что же, значит, в том, что ты теперь обвиняешься в убийстве, моя вина? Ты так решил защищаться?

— Нет, конечно, но та встреча предопределила все, что потом со мной произошло. — Он подождал, пока она вновь опустится в кресло. — В тот первый раз я был председателем только потому, что меня назначили. Впоследствии я стал вызываться сам, причем так часто, как только это было возможно делать, не вызывая подозрений. Однако, похоже, я был недостаточно осторожен. Мой интерес к тебе, должно быть, стал слишком очевиден.

Как обычно, Джослен любой намек своего собеседника схватывала на лету:

— Так вот почему твоя нареченная невеста так меня ненавидела!

— Ну меня-то, как выяснилось, Петра ненавидела еще больше! Ненавидела так, что подвела меня ни много ни мало под смертную казнь!

— И что, у нее была на то причина?

Это был вопрос по существу, и он должен был на него ответить:

— Мне нужно было подпитывать себя кровью, Джос, даже когда ее не было рядом. Это часть нашей природы — от этого никуда не денешься. Кроме того, Петра выбрала меня вовсе не потому, что между нами возникла какая-то эмоциональная привязанность, а просто из-за моего высокого статуса. Когда же она стала слишком явно выражать свое недовольство из-за моих продолжительных отлучек по делам Коалиции, я с легким сердцем предложил ей закончить наши отношения. В конце концов, среди нашего племени найдется немало тех, кто не хуже меня мог бы соответствовать ее требованиям как спутник жизни. Она не колеблясь приняла мое предложение.

Джослен удивленно выгнула бровь, явно не разделяя его уверенности в последнем высказывании.

— О чем ты думаешь, Джос?

— Я думаю, ты жестоко ошибаешься относительно чувств Петры. Если она действительно настолько ненавидит тебя сейчас, что готова уничтожить, значит, прежде любила!

Рафферти обдумал, но тут же отбросил такую возможность:

— Сомневаюсь, что Петра вообще способна любить кого-то, кроме себя. Нет, я думаю, она просто сообразила, что истинная причина, почему я ее отпускаю, — это ты. Если бы я вступил в союз с какой-то другой подругой нашего с ней рода, она спокойно приняла бы мое решение. В конце концов, ведь и она сама расторгла свою предыдущую связь, когда мы с ней только решили сойтись. Я убежден: именно в том, что я заинтересовался тобой и пренебрег ею как своей соплеменницей, она видит особое для себя оскорбление.

Он откинулся в кресле, ожидая взрыва эмоций. Долго ждать ему не пришлось.

— Рафферти! Что бы она там себе ни воображала, мы никогда с тобой не переступали грань! Никогда! Ни разу! — Джослен вскочила и стала быстро ходить туда-сюда по небольшой камере.

— Это не совсем так, Джос.

Она замерла на полушаге и затем медленно повернула к нему лицо:

— Ты имеешь в виду тот вечер, когда ты испил моей крови?

Огонь в его взгляде напомнил ей то, о чем на самом деле она никогда не забывала. Ее рука невольно потянулась к небольшой двойной отметине на коже, которую он ей тогда оставил, но в последний момент сдержала этот порыв. Он-то, конечно, знал, где этот шрам находится, даже если никому больше это не было известно. Да и откуда? Эти маленькие отметинки могли быть замечены разве что при медосмотре.

В своих мыслях она невольно перенеслась в ту ночь. Кланы вампиров тогда отчаянно враждовали между собой: их союзы со сложной иерархией то возникали, то распадались, расстановка сил менялась не то что каждый день — иногда каждый час. Как уже напомнил Рафферти, подпитка кровью своих собратьев не считалась среди вампиров чем-то предосудительным, — пожалуй, это даже было в порядке вещей. Но в тот день из-за сложностей в отношениях между группировками кому-то из дружески расположенных к клану Рафферти вампиров пришлось прибегнуть к услугам того, кого он сам уже выбрал себе временным партнером. В сложившейся обстановке Рафферти не решился рисковать выгодным для себя нейтралитетом и потому был вынужден опасно долго обходиться без свежей крови.

С самого начала их знакомства они частенько прогуливались вместе, стараясь держаться многолюдных улиц. Иногда — это случалось довольно редко — Рафферти даже провожал ее до дому, после того как они засиживались допоздна на своих заседаниях. Но каждый раз, когда она должна была свернуть с главной улицы, они прощались, поддерживая друг у друга иллюзию, что их отношения не более чем случайное знакомство.

Однако в тот вечер все изменилось. После заседания он, казалось, был на грани жизни и смерти. Она жила рядом, поэтому, буквально притащив его к себе, сама предложила ему воспользоваться ее шеей или запястьем. Он отказался, так как след от укуса невозможно было бы впоследствии скрыть. До рассвета оставалось совсем немного, когда она решилась на значительно более смелое предложение. До сих пор она ощущала, как его губы нежно скользили по ее коже, не спеша опускаясь к пульсирующей венке на верхней части ее бедра. Одного прикосновения к зажившей ранке было достаточно, чтобы пробудить в ней пьянящее воспоминание о его теле, почувствовать его на себе, в себе… В тот раз у них хватило сил противостоять переполняющему их желанию, о чем, правду сказать, она с каждым днем жалела все больше и больше.