Единственный (Изумрудный шелк твоих глаз) (СИ)

Впрочем, Арэль не протестовал, предпочтя объятия мужа и честный рассказ о причине своих метаний.

— Я просто устал от всего, что происходило в нашем с тобой прошлом. Смешно сказать! Мне еще нет и сорока, а я чувствую себя древним стариком.

— Это потому, что ты прожил столько жизней!.. — шепнул Гирр-Эстег, нежно целуя свое бедовое счастье. Король поверил мужу сразу и безоговорочно. — Ты помнишь слишком многое… и слишком многое пережил. Но я сделаю все, чтобы ты забыл о лишнем. Есть только я и ты… и плевать на все остальное!

— Я боялся, что, услышав правду, сочтешь меня сумасшедшим, — признался князь. И перевернулся, обнимая своего Защищающего, вжимаясь в него, неосознанно ища защиты. — Услышать ТАКОЕ… да кто угодно усомнится в моем рассудке! Но, знаешь? Мне стало легче, когда я все рассказал. Словно ушла невидимая тяжесть.

— Конечно, легче, — согласился Габраэл, осторожно поглаживая мужа по рассыпавшимся черно-серебряным волосам. — А что касается «поверишь-не поверишь»… Мне кажется, я всегда знал ЭТУ правду. Значит, ты меня убил?

— Да… — прошептал Ари. И его ладонь невесомо легла на грудь Гирр-Эстега аккурат под левым соском. — Вонзил нож сюда.

— И за дело, — проворчал король. — Я ведь собирался вырезать твой клан.

— Ты был прав, — тихо сказал Арэль, не поднимая головы. Его губы шевелились, обдавая теплым дыханием напряженный сосок короля. — И я был прав. Мы оба правы. Страшно, когда сталкиваются две правды… Моя вина лишь в том, что я не смог принять твою всепоглощающую любовь. Ты весь мир готов был уничтожить ради меня. А я…

— А ты просто любил, — отозвался Гирр-Эстег, крепко прижимая к себе вновь напряженного избранника. — Любил и позволял мне все, закрывая глаза на собственное мнение. Но теперь все не так. Так чего же ты боишься теперь? Такое чувство, что разрываешься на части, не зная, что делать.

— Я просто боюсь еще раз ТАК полюбить… — признался Арэль, уткнувшись носом куда-то в подмышку Белого волка. — Но не могу… меня тянет к тебе с неистовой силой! Я УЖЕ люблю. Любил всегда и буду любить. Это выше меня. Но при этом понимаю, какие ошибки допустил Таур. И боюсь допустить их вновь. Боюсь потерять свою волю… раствориться в тебе. Потому так отчаянно и пытался разорвать нашу связь. Пытался обезопасить нас обоих, иначе мы обречены мучить друг друга во всех воплощениях. Так сказала ОНА!

— Дурачок, — ласково улыбнулся Гирр-Эстег. — Разве можно разорвать ТАКОЕ? Не лучше ли продолжать любить и пытаться исправить ошибки прошлого? Неужели все было настолько плохо? Или ты вспоминаешь и другие воплощения?

— Нет, — честно ответил Арэль. — Там все очень смутно. Много боли, много тоски, но и счастья не меньше. Не хватало еще и это помнить! Мне, знаешь ли, и Таура с Вирром хватило. До сих пор снятся. Неужели мы обречены переживать подобное из мира в мир? Мне страшно, Габи! Страшно пережить подобное! И в то же время я не желаю отказываться от тебя. Я уже ничего не знаю…

— Может просто разорвать проклятие? — Король мягко приподнял голову измученного откровениями возлюбленного. — Темная Госпожа тоже об этом говорила.

— Когда сама луна умоется кровью, — криво усмехнулся Арэль. — Как же! Помню… Что бы это только значило?

— Это может значить все, что угодно, — ответил Гирр-Эстег. — Но я верю, что мы найдем выход. Я ведь люблю тебя, мой излишне гордый волчонок.

— Вот этого-то я и боюсь больше всего, — тяжело вздохнул Арэль, вновь укладываясь щекой на рельефную грудь Гирр-Эстега.

— Моей любви? — Не понял тот.

— Того, что она исчезнет, когда падет заклятье, — пояснил князь, медленно поглаживая бедро Белого волка.

— Глупо! — Фыркнул король, млея под незатейливой лаской. — Тебе же было сказано, что мы встретили и полюбили друг друга давным-давно. Мы связаны с тобой на все воплощения и все времена. Никакое заклятие ничего не решает! И даже если оно падет, я все равно буду любить тебя, мой упертый Ари! Мое сердце, мое тело и моя душа принадлежат тебе. И я верю, что ты сумеешь справиться со своей усталостью. Именно поэтому боги и лишают нас памяти, когда вновь возрождают в новых мирах. Невозможно нести на плечах весь груз прошлого. Так и с ума сойти можно. А ты нес. Не мудрено, что так испугался будущего. Как еще в собственном то разуме остался! Но теперь хватит разрываться на части, Ари. Теперь мы вдвоем. Я разделю любую твою ношу. Приму все, чем ответит судьба. И не отдам тебя никому. Хватит себя казнить за то, что сделал. Я признаю за тобой право вонзить в меня нож. Забудь Таура. Позволь себе любить и будь, наконец-то, счастлив!

— Я попробую, — судя по движению губ на коже короля, Арэль улыбнулся.

— А ты не пробуй, — фыркнул от щекотки Габраэл. — Ты это сделай! Хватит мучить и себя и меня. Мы оба живы, так будем жить! Любить, растить детей. Просто жить, Ари.

Он приподнял на сильных руках хрупкое тело Дарующего и заглянул в печальное лицо под челкой серебряно-черных волос.

— Я тебе еще не говорил, — произнес медленно и смакуя, — что ты у меня самый большой зануда?

И так немаленькие глаза Арэля округлились еще больше, а затем прищурились.

— С чего бы это? — Опасно поинтересовался он. И король тихо порадовался, что сумел отвлечь своего мальчика от бесполезных переживаний.

— А потому что считаешь, что весь мир вертится вокруг тебя, — ответил он. — Успокойся, милый! Мы с тобой лишь две песчинки… одни из многих.

— Ага… — буркнул Арэль, упираясь руками в крепкие плечи короля. — Алмазные. Как попадем в механизм, так все и встанет.

— Ну, не утрируй! Меня, конечно, тоже злит такое положение дел. Всегда считал себя пупом Вселенной. Но и помимо нас с тобой есть люди.

— Да помню я об этом, — слабо улыбнулся Арэль. — Просто своя рубашка всегда ближе к телу.

— Ну, ну, — скептически скривил губы Гирр-Эстег. — И это говорит тот, кто думает о себе в последнюю очередь! То-то ты полез всех спасать!

— Ну, прости, — Арэль уже улыбался во весь рот.

— Прощу, — легко отозвался Габраэл, укладывая любимого мужа на себя, — если в следующий раз не полезешь спасать мир, выпятив свою тощую грудь.

— Она не тощая! — От возмущения Ари подскочил и сел на колени, обиженно уставившись на хмыкающего мужчину. — Грудь как грудь.

— Очень красивая грудь, — Гирр-Эстег пощекотал кончиками пальцев нежные сосочки Дарующего. — Ммм… жаль, что ты сам не кормил Диранна. Говорят, после этого соски становятся еще более чувствительными.

— У меня и так… чувствительные, — Арэль покраснел, невольно прикрываясь ладошкой от шаловливых ручонок мужа. Тот только ехидно заухмылялся, так как внизу юноша ничуть не скрывался, сидя перед королем во всем своем великолепии.

— Да ладно, не злись, — Габраэл вновь обнял своего маленького супруга, укачивая его словно ребенка. — Лучше послушай, что скажу… Милаэля ты, надеюсь, помнишь?

— Мила?! — Подскочил Арэль, заглядывая в лицо короля. — А что с ним? Он же замужем за твоим канцлером. Да и я недавно с ним связывался. Там все было хорошо.

— Ну, — Габраэл не отказал себе в удовольствии сладко поцеловать с готовностью ответившего мужа. — Он родил.

— Каааак?!.. — ахнул Арэль, невольно отстраняясь. — Ему же еще рано!

— Переволновался за тебя, — пояснил король, глядя на виноватую мордочку юноши. — Поэтому я тебе и говорю, никогда не забывай о своих друзьях и близких. Не будь одиночкой. Я понимаю, что жизнь тебя не баловала. Просто помни, что ты не один.

— А Мил? — Арэль жалобно заглянул в лицо слишком серьезного короля. — Как он? Что с ним?

— Да все там хорошо! — Рассмеялся Гирр-Эстег. — Лучше послушай…

…Большая гостиная отличалась сдержанным великолепием и ненавязчивой роскошью, присущей старому аристократическому роду. Слишком знатному и богатому, чтобы лишний раз что-то кому-то доказывать.

Встрепанный лорд Нувар в кое-как застегнутом камзоле поверх темной шелковой рубашки, заправленной в пыльные штаны, нервно утаптывал высокий ворс лармийского ковра, наплевав на то, что подобные вещи не любят стальных подковок дорожных сапог. Канцлера вызвали из пригорода, где он инспектировал новый акведук. И лорд примчался сломя голову, едва получил известие о начавшихся схватках у любимого мужа. Бедняга не вынес известий о Литиррине.