Побег в Секвойю (ЛП)

Я не могу этого отрицать, так как часто просматривал видеоматериалы. Поэтому я киваю.

Если она меня так ненавидит за преступление моего отца, то как бы она отреагировала, узнав, что я натворил при уничтожении рощи?

Даже я сам не могу вынести мыслей о тех людях и деревьях, которые я вырубил.

Мы молча смотрим друг на друга, пока она, в конце концов, не задирает нос.

— Ты похож на отца, — говорит она.

Я часто это слышал, как комплимент, но она, сказав это, пытается меня оскорбить. Мне слышен даже скрежет ее зубов.

— Я знаю, — говорю я. — Но я не он. И мне правда очень жаль, что с тобой это произошло, — я говорю абсолютно спокойно, осторожно, в надежде, что она уловит искренность моих слов.

— Я полагаю, теперь ты хочешь вернуть меня обратно и позволишь меня повесить?

— Нет, я ищу кое-кого другого.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

— Кроме нас никого не осталось.

Я затаил дыхание.

— От чего не осталось? — спрашиваю я, хотя точно знаю, что сейчас последует.

— От Рощи. От убежища, которое твой отец сравнял с землей.

Когда мы покидали рощу, она уже была в состоянии разрушения. Но разве я не видел там выживших, спасающихся бегством? Или я обманываю сам себя в целях самозащиты? Мы их всех уничтожили? И людей, и деревья?

А Квинн? Где он находится?

Беа молча наблюдает за мной.

— Вообще-то, это отец Квинна отвечал за миссию, — осмеливаюсь я сказать.

— Квинн?— бормочет ребенок в полуобморочном состоянии. Беа заставляет ее замолчать.

Итак, маленькая знает Квинна, что могло бы значить, что он был здесь. И, возможно, вернется назад. Я наблюдаю за Беа еще пару мгновения, но ее лицо ничего не выдает.

Как я должен узнать, не познакомилась ли девочка с ним в Роще, когда он был пойман мятежниками?

Я снова копаюсь в рюкзаке и вытаскиваю упаковки пенициллина, выдавливаю одну таблетки и подаю ее ей.

— Антибиотик, — недоверчиво она смотрит на мою руку. — Если бы я хотел сделать ей больно, я бы воспользовался оружием, — говорю я. — Теперь убери, пожалуйста, нож.... пожалуйста.

Все еще держа нож в руке, Беа хватает таблетки. Некоторое время я думаю обезоружить ее, тем не менее, сдерживаюсь.

Я роняю таблетки в ее руку и снова отступаю на несколько шагов. Она аккуратно приподнимает малышку и просовывает медикаменты между ее губами и заставляет ее сделать глоток из бутылки.

Девочка умудряется проглотить таблетки, прежде чем снова закатывает глаза. Она не выглядит на грани истощения.

Во время обучения нас предостерегали о террористах, и моя голова полна картинок широкоплечих парней с винтовками и гранатометами.

Я не представлял, что существует что-то столь жалостное: ребенок, которого провожает в последний путь девушка с впалыми щеками, которая сама борется за каждый вдох при помощи ее грязного прибора для дыхания на солнечных батареях.

— Я могу связаться с Куполом по рации, — говорю я. Я сомневаюсь, что Джад будет готов помочь в этом, но она же просто ребенок, которому нужно помочь.

Это самое малое после всего, что я сделал с ее домом. Ее родители тоже были в Роще? Оно тоже поглотило ее?

— Только попытайся вызвать кого-нибудь, и я зарежу тебя, — говорит Беа.

Я поднимаю руки вверх.

— Все понял.

Внезапно она взрывается: вскакивает и ударяет меня руками в грудь.

— Как ты можешь так говорить? Ты ничего не понимаешь!

Я пристально смотрю на нее и отклоняюсь назад.

— Мой отец тоже погиб во время восстания.

— Это нельзя сравнивать. Мои родители были хорошими людьми. Твой отец был... он был...

— Он был засранцем, — говорю я, и она моргает. Я выжидаю, так как не хочу говорить лишнего. — Но я хотел бы любить его больше.

В ее глазах появляются слезы.

— Если кого-то теряешь, всегда хотел бы любить его еще больше, — она трет глаза и пыхтит. А затем начинает реветь, прижав руки к лицу, чтобы сдержать всхлипывания.

Я никогда так не плакал. Моя мама провела бесчисленное количество дней в кровати, кашляя и стоная, до тех пор, пока однажды утром она не ушла, и шумы сменила тишина.

Один единственный раз я плакал по ней, очень тихо, один в моей комнате. Почему я не оказал ей последнюю честь и не горевал о ней правильно?

Я снова копаюсь в рюкзаке и вытаскиваю радиостанцию. Беа смотрит наверх.

— Нет, — говорит она, уже снова готовая напасть.

— Ты скоро будешь копать ей могилу, если она не попадет в больницу.

— Они убьют ее.

— Она и так умирает.

Беа жует губы.

Я поворачиваюсь.

— Куда ты идешь? — спрашивает она.

— Я не хочу, чтобы она проснулась и, вероятно, начала кричать, пока я говорю. Они должны верить, что я нашел определенного человека, — сопротивление Беа быстро тает. — Его зовут Джаз.

Шум мотора предупреждает об появлении автомобиля за несколько миль. Аккуратно Беа отделяет каждый палец Джаз, которыми она сжимала вокруг ее руки.

— Скоро тебе станет лучше, — говорит она так, будто она сама верит в это. Она одаривает ее коротким поцелуем в лоб и затем встает, чтобы собрать ее вещи. — Что ты им расскажешь? — спрашивает она меня.

— Что нашел ее покинутую и ужасно напуганную, — Джаз кивает, чтобы показать, что она будет участвовать в игре. — Теперь найди себе убежище и не выходи, пока не услышишь, как уезжает внедорожник, — говорю я.

Беа обращается к Джаз.

— Ты совсем не такая глупая выпендрежка, как я думала, — она выдавливает из себя улыбку.

— Пока, — говорит Джаз. Она вынуждена сдерживать слезы. Беа тоже всхлипывает. Она снова кивает и исчезает в темноте.

Я смотрю ей вслед и несу Джаз к обочине, где мы сидим, дрожа, под светящимся звездным небом и тонким месяцем.

Ее перевязанную ногу едва ли можно еще спасти, так как она уже так распухла. Надо надеяться, что, по крайней мере, она сама может спастись.

— Ты можешь представить себе, как люди жили здесь до ухудшения? Так много места, — говорю я скорее с самим собой, чем с Джаз, которая едва может держать глаза открытыми. Я прижимаю ее крепче. — Здесь путешествовали люди вдоль и поперек по всему свету. Никто не оставался только в своей стране. Теперь никуда не приходят иностранцы. Мы все пойманы. Пойманы в Куполе на этом гигантском острове. Вокруг все одинаково, — Джаз зажимает мой большой палец в руке и снова закрывает глаза, когда внедорожник светит из темноты яркими глазами прожекторами.

Я встаю, Джаз в моих руках. Внедорожник притормаживает и останавливается. Джад выходит и останавливается перед капотом. В свете фар он остается тенью во мраке.

— Кто это? — ревет Джад. Вместо униформы на нем безвкусные брюки и старый пуловер, и выглядит он, как совершенно обычный рядовой человек. Отец. — Где Квинн?

— Я не видел его, — Ради КРЫСЫ Джад никогда бы не приехал сюда и поэтому я соврал по рации, сказав, что нашел Квинна.

— Что за черт... — он прерывается, делает шаг вперед и поглядывает на Джаз. Он убирает ей волосы с лица. — Что я должен с ней делать?

— Ей нужен врач.

— Мы так не договаривались, — он разворачивается на каблуках.

— Я напал на след Квинна. И я принимаю твое предложение. Я буду вторым, если это значит, что я больше не должен убивать невинных людей.

Джад снова разворачивается ко мне лицом.

— Это были не только невинные создания, — говорит он, глядя на Джаз, которая едва смогла ускользнуть от него. — И кто гарантирует мне, что ты говоришь мне правду?

— Я соврал о Квинне только для того, чтобы помочь ей. И я едва ли думаю, что найду еще кого-либо нуждающегося в спасении, — говорю я, думая о Беа.

Он протягивает руки.

— Давай ее сюда, — говорит он холодно и осматривает ее ногу без заметных эмоций.

— С Ниам все в порядке? — спрашиваю я.

— Она все еще страшно обижена. Она дочь своего отца, твоя сестра, — говорит он. — Ты, однако... мало получил от него.

— Нет, получил, и Квинн тоже ненамного похож на тебя, — он даже не может представить, что неожиданная забота о сыне сделала бы его теперь героем или чем-то подобным. Джад пристально смотрит на меня, пока Джаз вертится в его руках.