Can't help falling in love (СИ)

А что до Ричи? Она тоже любила его, но как близкого друга, максимум — брата. И то, что у неё на запястье его имя, её совершенно не беспокоило. В отличии от него самого. Ему казалось настоящим чудом, что именно у него на коже выведено её реальное (данное от рождения матерью) имя, что именно он обязан самой судьбой сопровождать эту уникальную девушку до конца её жизни. Но на деле он получил от неё лишь извиняющийся взгляд и виновато поджатые губы, и негромкое «Прости». Тогда он подумал, что его мир перевернулся с ног на голову, а сердце и вовсе остановилось. Как так? Почему? Почему Майк, а не он?

Год Ричи ходил за ними, а точнее, именно за ней, как привязанный. Куда бы девушка ни направлялась, Ричард тут же был здесь, готовый едва ли не дорогу перед ней усыпать цветами, но он прекрасно знал, что Элевен вообще ни капли не падкая на все эти штучки. Наоборот, она бы начала ругаться за то, что он уничтожил прекрасные растения. Она не была гринписовцем, но всё равно весьма заботливо относилась к природе.

Ричи не терял надежды, что однажды она одумается и придёт к нему, обнимет и наконец-то поцелует в губы. Но время шло, а ничего в его жизни не менялось в лучшую сторону. И тогда он сумасбродно решил покончить жизнь самоубийством. Глупо и слишком по-девчачьи, но ему это казалось весьма выдающейся идеей.

Но как будто сама судьба привела Элевен в тот день к нему на порог дома (да, тогда он уже жил отдельно). Она чувствовала огромную вину перед собственным соулмейтом. Она, запинаясь и неловко отводя от него взгляд, попросила не считать её распущенной шалавой и предложила ему своё тело в качестве искупления вины. И всё. Только тело, но не душу и сердце, ведь они всецело принадлежали её Майку.

С одной стороны, это было странно, что его же соулмейт предлагает ему такой странный бартер — она ему своё тело, а он смиряется с её жизненным выбором. Это было почти обидно, как будто ему нужны от неё подачки (хотя её тело — это не совсем подачка, а скорее великодушный жест).

Но с другой стороны, это было всё, что он мог получить от любимой девушки, и он, недолго думая, согласился даже на это. И ещё на несколько поставленных сразу условий. Вроде запрета на поцелуи в губы, запрета на метки (засосы, синяки, царапины) на её теле, запрета на раскрытие их тайны (читай, договорённости). Но самое главное, что ни при каких обстоятельствах об этом не должен был узнать Майк, поэтому их редкие встречи проходили только тогда, когда младший Уилер не мог бы об этом знать.

Сегодня была одна из таких ночей. Майкл уехал в Индианаполис (Карен говорила, что обручальное кольцо тот собирается покупать не в Хоукинсе) и обещал Элевен вернуться уже следующим утром. И пусть та не скучает без него, он быстро.

И что-то подсказывало Ричи, что эта ночь была их последней. Не зря же девушка первая пришла к нему, значит, у неё есть, что ему сказать.

Шум воды в ванне стих, и дверь распахнулась, выпуская распаренную Эл в прохладную комнату. Она, завёрнутая в полотенце Ричарда, с мокрыми волосами и босыми ногами, посмотрела на парня и ойкнула, быстро отворачиваясь.

— Прости, я думала, ты уже одет.

Ричи хмыкнул, натягивая на себя поперёк одну из простыней.

— Можешь оборачиваться, ангел.

Она неловко глянула через плечо, убедившись, что нагое тело Уилера было хоть чем-то прикрыто, и начала подбирать свои вещи с пола, придерживая узел полотенца на груди.

Стояла неловкая тишина. Эл боялась начать разговор, а Ричи боялся услышать свой приговор. Каждый оттягивал неприятный момент до последнего. Но когда девушка всё-таки закончила с вещами и притулилась на самый краешек развороченной постели, Ричард подобрался к ней со спины, обнимая и утыкаясь носом в загривок, пытаясь урвать последние моменты недолгого мнимого счастья.

Она вздрогнула, передёрнув плечом, и сморщила нос от неприятного запаха сигарет. Майк не курил (да даже не пил почти), поэтому она очень тяжело переносила каждую встречу с Ричардом хотя бы в этом плане. Потом вздохнула и, виновато опустив голову, рассматривая его сцепленные у неё на животе большие ладони с длинными пальцами, заговорила:

— Ричи…

— Да, love?

— Нам нужно это прекратить.

Ну вот и оно. А какая-то его часть даже надеялась на то, что она предложит ему официальные отношения, как у настоящих соулмейтов.

Уилер прикрыл глаза, быстро сбросил очки рядом на кровать и снова крепко прижал к себе девушку, зарываясь лицом в пахнущие его же шампунем влажные кудрявые волосы. Она такая хрупкая и тёплая, безумно нежная… И почему всё это богатство его и не его одновременно?

— Мне очень жаль, Ричи, — снова зашептала она, боясь, видимо, передумать и струсить. — Но я больше не могу врать Майку о том, что происходит. Я изменяю ему с тобой, и это нехорошо. Очень не хорошо. Я знаю, ты мой соулмейт и я обязана быть с тобой, но…

— Ты не обязана, ангел. Никто никому ничем не обязан, — горько ответил ей в затылок Ричард, всё сильнее и сильнее стискивая её в объятиях. На глаза навернулись слёзы. Ну почему всё так?

— Пожалуйста, не плачь, — пробормотала она, а у самой голос предательски дрожал. — Я так виновата перед вами обоими.

— Ты ни в чём не виновата, love. Ты сделала свой выбор, и, каким бы он ни был, я всецело уважаю его. Ты заслуживаешь лучшей жизни.

Она вздрогнула и с трудом обернулась в его объятиях — те больше походили на тиски отчаяния. Она обхватила своими прохладными маленькими ладошками его скуластое лицо и заглянула в полные слёз глаза.

— Не говори так, Ричи, — всхлипывая, отвечала она. — Ты один из самых замечательных, преданных и самоотверженных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Я уверена, что всё наладится, и ты будешь счастлив с кем-то другим.

Ричард горько усмехнулся. Не говорить же ей, что это невозможно без неё. Иначе завяжется глупый спор, в котором всё равно не будет победителя — они оба страшно упрямые и никогда не откажутся от своей точки зрения.

Он почувствовал, как она огладила большими пальцами его мокрые от слёз щёки и прижалась губами к уголку его губ. Но не к самим губам. Она никогда не подарит ему настоящий поцелуй. Всё тело подарила, а сердце и душу уже не смогла поделить на двоих.

— Прелестной Габриэли последнее «прости», — процитировала слова из школьного курса её любимой литературы Эл и неуверенно улыбнулась.

— Я люблю тебя, — прошептал Ричи. И впервые так — не в порыве страсти, не на пике оргазма, не назло младшему брату. А потому что это было на тот момент единственное, что он мог сказать ей в ответ.

— Я знаю, Ричи, я знаю… — Она ненадолго обняла его за шею, а потом встала с кровати, начиная одеваться.

Не прикрываясь ничем, не прячась от его взгляда, она надевала сначала нижнее белье, потом джинсы, футболку и, наконец, любимую толстовку Майка. Она делала это размеренно, не глядя ему в глаза, как будто давала ему возможность посмотреть на неё обнажённой последний раз.

Они не обнимались. Не касались друг друга. Да даже почти не смотрели друг на друга. Как будто одежда его младшего брата-близнеца защищала её от его посягательств и чувств.

На улице уже светало, была вторая половина апреля. Он не вызвался, как обычно, проводить её до дома Хоппера, не стискивал её талию руками, щекотно целуя в ухо и мысленно желая скорейшего наступления их следующей встречи.