Государство Печали (ЛП)

Печаль промолчала, вскинув брови. Хватит болтать. Она была тут не просто так.

— Хорошо, — он кашлянул. — Я не помню, как упал с моста, — начал он, глядя на воронку кофе в чашке. — Но порой мне снится: холодно и темно, я не могу видеть. Не могу дышать. Думаю, это воспоминания из реки, но я толком не помню. Как и не помню мать или моего… нашего… отца, — он посмотрел на Печаль, она опустила взгляд на чернильную тьму кофе. — Я могу лишь передать, что мне рассказали о том дне. Но сам могу рассказать, как жил после.

Волоски на ее руках и шее встали дыбом, несмотря на жару, и Печаль невольно склонилась к нему.

— Расскажи, — попросила она.

11

Рассказ самозванца

Старушка-риллянка нашла его в воде в половине мили от своего дома, он застрял там в камышах. Ее дом был ниже по реке, в милях от моста и от многого другого. Она долго жила одна, и ей это нравилось.

Война сделала жизнь у воды опасной, как и в Ранноне, и многие рилляне бросили дома у реки во время войны, боясь, что чужаки их захватят, но никто не тронул старушку в маленьком домике. Толстые коричневые курицы спокойно искали червей у нее в саду, несли яйца в благодарность за крышу. Она растила свои травы, знала, где собрать ягоды в лесу чуть дальше от реки. Она набирала воду в реке, ловила рыбу, а в саду были козы и птицы.

Она была сама так долго, что отвыкла говорить вслух, и она не издала ни звука, когда увидела фигурку в маленьком пруду рядом с главной рекой. Там она часто сидела, и рыбки убирали мозоли с ее ног, а она собирала водоросли оттуда для супа. Но сегодня там был мальчик.

Она видела, что он мертв, его глаза были закрыты, а розовый рот — открыт, тело не двигалось. Раннонец, она сразу поняла это по его бронзовой коже и круглым ушам. Он был в бело-зеленом, ткань порвалась, вода пыталась украсть одежду. Она прошла в пруд и увидела метку на его шее, похожую на луну. Она согнулась, кости в спине щелкнули, колени затрещали. На миг она подумала оставить его тут, природе, но отругала себя. Если бы в воде был ее ребенок, разве она не хотела бы, чтобы кто-нибудь вытащил его?

Она схватила его пухлые ручки и подняла, кряхтя от веса. Он был больше, чем выглядел, и тяжелее. Она взяла его удобнее, прижала к плечу и вышла из воды. На берегу она опустилась на землю и устроила мальчика рядом.

Его глаза были открытыми.

Они мгновение смотрели друг на друга, старушка и мальчик, а потом он заплакал. Как и она.

— Она взяла меня домой, — продолжал Мэл. — Сказала, что мне днями было плохо, что я уснул, как только мы попали туда, и она думала какое-то время, что я не выживу. Но она поила меня бульоном, мыла, ухаживала, и через две недели я проснулся нормально. По ее словам, я съел тост и яйцо, начал болтать с ней. Конечно, она не понимала меня, а я — ее. Но мы нашли общий язык.

— Почему она никому не сказала, что нашла вас? — спросил Шарон.

Печаль благодарно посмотрела на него. У нее была тысяча вопросов, но они столпились в горле и во рту, не давая ей говорить, словно она сама тонула.

— Было некому говорить. Мы жили на окраине. У нее не было гостей, пока не пришли Афора и ее брат Мелакис. Она не покидала маленький мир, который создала для себя. Ей не нужно было.

— Но она должна была понимать, что у вас есть дом, семья. Вы не сказали ей, кем были?

— Думаю, сказал. Но на раннонском. Она на нем не говорила. А когда я овладел риллянским достаточно, я забыл почти все, что было раньше. И когда лорд Веспус спросил меня, оказалось, что я помню немного раннонского, но даже это было ограниченным, ведь я упал маленьким. До этого я знал только ее, кур, луну, деревья и реку. И я не задавался вопросом. До… — он посмотрел на Афору. — Пока не пришла Афора.

Риллянка кивнула, допивая воду из чашки, а потом заговорила:

— Мы с братом катались верхом, — начала она, Печаль села прямее, словно понимала это.

— Когда это было? Сколько тебе было? — спросила она у Мэла.

Он и Афора посмотрели на Веспуса.

— Давно это было? — спросила Печаль у Веспуса.

— Два года назад, — медленно ответил лорд.

Печаль и Шарон отреагировали одновременно:

— Вы утаивали это два года?

— Вы нашли его два года назад и молчали?

Даже Расмус ударил чашкой по столу и смотрел на отца, раскрыв рот.

— Если вы дадите ему объяснить… — начал Веспус.

Но Печаль поняла кое-что еще и повернулась к Линсель.

— Вы сидели в моем доме, под моей крышей два года и молчали, — ее голос был холодным. — Вы все знали и промолчали. Шпионили, врали…

— Я не врала.

— Не смейте оправдываться, — рявкнула Печаль. — Предательница.

— Мисс Вентаксис, я прошу вас успокоиться, — тихо сказал Веспус.

Кожа Печали пылала от гнева и смущения из-за упрека как ребенку. Гнев собрался в груди, но она не успела его выпустить, ладонь сжала ее колено. Расмус смотрел вперед, нежно сжимая ее ногу.

Этого хватило, чтобы она пришла в себя, и она глубоко вдохнула.

Она скрестила руки и повернулась к Афоре.

— Хорошо. Продолжайте.

Афора сжала губы от приказа, но склонила голову и заговорила снова:

— Моя лошадь потеряла подкову, и мы решили срезать, чтобы к ночи найти кого-то и заняться лошадью. И мы нашли первым домик Белисс…

— Моя… опекунша, — перебил Мэл. — Ее зовут Белисс.

Афора кивнула.

— Мы подошли и постучали в дверь, и нас удивило, что ответил юный раннонец, — она кивнула Мэлу. — Сначала мы решили, что он был там с любовницей-риллянкой, — Печаль скрывала эмоции, — и прятался от властей. Но вышла Белисс, и стало ясно, что дело другое. Мы не знали, что еще делать, и послали за лордом Веспусом. Мы ждали три дня, задавали мальчику одни и те же вопросы снова и снова. «Кто ты? Почему ты здесь?». Но его ответы были одинаковыми — он был ребенком Белисс, это был его дом. Старушка отказывалась участвовать, пока не прибыл лорд Веспус. Он ее разговорил, и подтвердились наши надежды. Мы нашли потерянного наследника Вентаксис. Живого и невредимого.

Было что-то странное в том, как она говорила. Словно репетировала это. Паузы, ударения, даже то, как она вскидывала брови, словно сама удивлялась, выглядели как выступление.

Шарон ответил сухо:

— Просто невероятно, — и Печаль поняла, что он тоже это заметил.

— Я впервые тогда узнал это, — Мэл склонился в ее сторону. — Я не спрашивал раньше, откуда я там, и была ли она моей мамой.

— Но ты не выглядишь как риллянин, — сказала Печаль. — Совсем.

— Я не знал тогда о них, — он посмотрел ей в глаза. — Я знал себя и Белисс. И для меня не было важно, что мы не похожи. Я не был похож на коз и куриц. Я считал, что у всех в мире свой цвет и разный облик.

— Вы были, должно быть, удивлены, — сказал Шарон, — когда они вам рассказали.

Он пожал плечами.

— Конечно. Конечно, был. Я любил свою жизнь. Любил… Белисс. Она была всем для меня, научила всему, что я знал. То был мой дом. Я не хотел быть где-то еще, не хотел уходить.

— И тебя забрали в столицу? — Печали было все равно, чего хотел или нет Мэл, она хотела услышать всю историю. Ее нетерпение проникло в голос. — А потом?

Он обмяк на стуле, отодвинувшись.

— Да. И я все еще не помнил ничего из прошлого о Ранноне. Они… — он посмотрел на Веспуса, тот кивнул. — Ее величество, королева Мелисия, и совет не были так убеждены, как лорд Веспус.

— Сестра думала, что он — самозванец, — добавил Веспус. — Она переживала, что я задумал войну между странами. Она приказала арестовать его. Они привели в замок и Белисс и тоже обвинили ее.

— Что изменило мнение тети? — спросил Расмус. Веспус помрачнел на миг, но ничего не сказал.

Ответил Мэл:

— Кроме метки, Белисс сохранила одежду, в которой меня нашла. Она была у нее после стольких лет, хоть и потрепанная. Это принесли в замок, осмотрели, нашли ярлычок портного. Королева Мелисия помнила, в чем я был. Особенно вышивку на воротнике. Она была из Риллы. Подарок ее портного. Уникальная.