Калейдоскоп (СИ)

— Ей просто нужно время и поддержка, — у неё обвиняющий тон и непривычно серьёзное выражение на лице. Тони смотрит понимающе, но нахмурившись. С дочерью он не виделся месяц, который решил дать ей, чтобы успокоилась, но думает, что зря. — Знаешь, она первый раз напилась, когда её бросил парень. Ей было шестнадцать, она пришла домой пьяная с бутылкой вина. На следующий день ей было так плохо, и она клялась, что больше никогда не будет пить.

— Что ж, она почти идеально выполняет эту клятву.

— В двадцать Эмма начала курить, потому что парень ей изменил, — Оливия не обращает внимания на слова Тони, продолжает говорить, вспоминая неудачи дочки в личной жизни и невидяще глядит куда-то вдаль. — Не ходила на учёбу две недели и ничего не ела. Потом пришла в себя, но дымила ещё три месяца. Сказала тогда, что больше не будет с парнями встречаться, потому что все они козлы.

— А вот это не выполнила.

— Я удивилась, когда появился Капитан, — женщина напоминает о больном, и Старк ставит чашку с кофе на стол слишком резко — приложил бы чуть больше усилий, и наверняка удалось бы разбить. Оливия снова не обращает внимания и продолжает: — Узнала, что у неё снова появился парень только спустя четыре месяца и то, только потому что она перестала дома ночевать. Она хорошо скрывалась.

— Может это ты плохо знаешь её? — Тони интересуется, чуть приподнимает брови и опирается локтями на столик. — Я раскрыл их через месяц.

— Месяц? Что-то долго для тебя, — Оливия улыбается и делает вид, что удивлена. Старк закатывает глаза и откидывается на спинку стула. Ей вдруг вспоминается разговор с дочерью, когда она узнала о ней и Стиве. — Эмма сказала, что если этот парень тоже причинит ей боль, она попросит тебя убить его.

— Не попросила, — он грустно усмехается и говорит будто сожалея.

— И не попросит. Потому что любит его.

Между ними повисает тишина, но в помещении кафе всё также шумно. Тони смотрит по сторонам — лишь бы не на Смит, которая на стороне Эммы и Роджерса. Он уже не знает, на кого ему злиться сейчас, когда Кэп ушёл, но извинился, когда дочь почти что встала на сторону Стива, но сейчас страдает где-то одна, когда Оливия какого-то чёрта вздумала отсчитывать его. Старк сам знает, что снова бросил Эмму, но считает, что это было необходимо.

— Тони, просто приди и поговори с ней, — Смит почти что умоляет, чего никогда ещё не делала, и он удивляется этой женщине.

— Дел много. Продажа башни, переезд на другую базу. Ещё один школьник в трико нарисовался, которого, знаешь, так и тянет в проблемы вляпаться. Мне сейчас не…

— Не до этого? — она заканчивает за него, сжимает губы и смотрит зло. — Возвращаемся к тому, с чего начали восемь лет назад?

— Напомни, что там восемь лет назад?..

— Это твоя дочь, Тони! Тебе всегда не до неё, но сейчас, когда ей плохо, можешь оказать поддержку? Первый и единственный раз.

— Когда ты стала такой заботящейся мамочкой? — Старк долго смотрит на неё, ей кажется, что ищет, что бы ответить, а потом выпаливает эти обвинения-напоминания. Оливия злится, потому что в последние месяцы она всегда такая, когда дело касается Эммы. — Мне просто интересно.

— Мне не плевать на дочь.

— Послушай, Оливия, — Тони чуть наклоняется к ней через стол, вздыхает и молчит три секунды, прежде, чем всё высказать. — Мы оба знаем, что ты, точно так же, как и я, не получишь награду «Родитель года». Так что не обвиняй меня в том, что я не уделяю Эмме внимания.

— Будем винить друг друга? Очень подходящее время, Старк, — из неё сарказм льётся рекой, и он вспоминает, какой же язвой Оливия Смит всегда была. — Я-то знаю, что я была не лучшей матерью, но я стараюсь исправиться.

— Ей двадцать четыре. Поздно исправляться, она уже не ребёнок.

— Ты идиот, если считаешь, что сейчас она не нуждается в родителях.

Оливия встаёт из-за стола, так резко отодвинув стул, что тот чуть не падает; даже не удостаивает Старка взглядом, не прощается, просто уходит. Злится и обижается на него больше само́й Эммы, которая про отца уже и думать забыла. Наверное, впервые за все эти годы, с тех пор как узнала о нём.

***

Эмма сидит за барной стойкой в своей старой квартире и смотрит, как Майк ходит туда-сюда по кухне, что-то говорит. У них сегодня впервые совместный ужин, на который её пришлось уговаривать целый месяц, но Оливии это всё же удалось. Эмма думает, что пришло время отвлечься, а этот Майк вроде неплохой — за три недели, что знакома с ним, понимает, что он лучше всех предыдущих ухажёров мамы.

— Ты, судя по всему, умеешь готовить, — говорит она, наблюдая, с какой ловкостью Майк одновременно занимается мясом и салатом. Он поворачивается к ней и улыбается, но в ответ ему ничего. — Получаешь за это дополнительные баллы.

— Ставишь мне баллы? — интересуется Майк, когда начинает раскладывать еду по тарелкам. — И сколько у меня уже?

От его оптимизма и постоянно хорошего настроения Эмму слегка потряхивает, потому что Майк — никогда не унывающий весельчак, а у неё сейчас насколько всё плохо, что такие люди просто раздражают. Но она держится. Старается не показывать, что она в отчаянии и на грани чего-то плохого, старается не грубить другим людям, старается выглядеть так, будто просто расстроена, но переживёт. Удивляется, что люди — мама и Джесс — ведутся на это.

— Полагаю, больше ста, — она говорит наобум, потому что не считает, но понимает, что Майк явно хорош. Подпирает голову правой рукой, а левой начинает крутить полупустой стакан с соком. Разговориться с Майком можно легко, но ей почему-то всегда сложно найти с ним тему для беседы. Майк старается быть с ней милым, а она иногда не сдерживается, потому что у мамы всё прекрасно, а у неё Стив непонятно где.

— Я польщён, — она слышит где-то на фоне голос Майка, который прерывает мысли о Стиве, и поднимает на него взгляд, видит улыбку. — Оливия говорила, тебе очень сложно угодить.

Эмма не удивляется, только задаётся вопросом, что ещё мама ему наговорила о ней. Понимает, что ей плевать и слезает с стула, когда Майк просит помочь накрыть на стол. Оливия приходит с работы в этот момент и застаёт их, вместе занятых одним делом. Радуется, как никогда ещё прежде, наверное, не радовалась, здоровается и торопится помочь, чем удивляет дочь. Эмма возвращается к своему стулу у стойки, чего эти двое не замечают и продолжают накрывать одни, а она снова думает о Стиве.

Ей уже самой надоело, что все мысли только о нём, но с этим справиться не получается. Она ругается на себя, потому что это уже надо прекратить, ведь всё ясно, понятно, что они больше не вместе; ругается на Стива, потому что не ясно ничего, а он ушёл, не сказав ни слова, не объяснив.

Смит весь ужин сидит хмурая, только пару раз еле вытягивает улыбку, говорит, что Майк очень вкусно готовит. Он не верит, ей кажется, потому что лицо у неё такое недовольное, но говорит она правду. Просто не может мило улыбаться, шутить и строить иллюзию хорошей семьи, когда внутри кавардак, пожар, будто кости сломанные и душа наизнанку.

Майк, стараясь не выглядеть невоспитанным, любезно интересуется, всё ли у неё в порядке. Эмме сначала хочется кричать, что нет, потом, что это не его дело, а следом, что у неё всё хорошо; молчит, смотрит на него вопросительно.

— Она просто… — на помощь, которой Смит не просила, приходит мама и пытается как-то закрыть эту тему. — Не беспокойся об этом, просто пропал парень. Скоро вернётся, — на последних словах Оливия смотрит на дочь, обращается только к ней, а у Эммы взгляд становится ещё грустнее. Она поджимает губы, почти незаметно кивает и чуть не плачет, потому что хочет верить, но не верит.

— Могу чем-то помочь? — интересуется Майк, и Эмма вспоминает, что он работает детективом в полиции. Вилка из её руки выпадает, звонко ударяется о тарелку, чем заставляет вздрогнуть и прийти в себя.

— Нет, — Смит говорит тихо, голос дрожит. Она откашливается и хватается за стакан, выпивает сок почти полностью, а потом, смотря на Майка, который Детектив Эндрюс, говорит: — Нет, спасибо, не нужно. Я сама разберусь. Это… личное.