В прятки с реальностью (СИ)

— Получается, ты на самом деле понимаешь, что нельзя было кормить митингующих? — удивился Диего.

— Конечно, понимаю. Но им разве что-то докажешь? Они считают добродетель спасет мир, а мне кажется… что некоторые этого просто не понимают и считают доброту за проявление слабости. И пользуются этим!

Диего задумчиво уставился на девицу, глядя на нее с новой точки зрения. Ну кто бы мог подумать, что у нее в голове такие мысли. Он-то думал, что она из тех фанатичек, которые орут на всех углах о спасении через милосердие… А тут вон оно что…

— Не надо на меня так удивленно смотреть. На самом деле многие из нас это понимают, вот только мой отец… Да, он любит меня и сестру. Он хочет, чтобы мы выросли хорошими людьми, хочет, чтобы мы были счастливы. Но иногда мне кажется… что вся эта его добродетель, это все лишь попытка отмыть с нашей помощью свои прошлые грехи.

Отец Ирэн не любил ее мать, женился только по залету. Мать была бесстрашной по рождению, а отец искренним, они познакомились в школе и решили вместе перейти в отречение. Точнее, мама так решила, потому что уже была беременная Лайрой. Вот с этого перехода все и началось. Отец старался как мог, полюбить девочек и жену, но не смог этого сделать в полной мере. Что уж было причиной этого, Ирэн не знает. Знает только то, что она всю жизнь старалась соответствовать тому, чему не могла. Мать умерла, не смирившись с такой жизнью, когда Ирэн было пять лет. Отец очень быстро женился снова, и его новая жена делала все, чтобы девочки захотели сменить фракцию. Они ей мешали. Напоминали первую жену, очень сильно. А Лайра еще была и остра на язык. Ирэн тоже хотела бы уйти в Дружелюбие, но ее всегда притягивали поезда и вот теперь… Когда она встретила этого темненького бесстрашного… Что-то неизведанное родилось в ней, что-то такое, что она давила в себе всю жизнь.

— Спасибо тебе, что показал мне поезд. Ты как знал, что мне всегда хотелось попробовать, но сама я, конечно, никогда не решилась бы.

— Тебе действительно так плохо с отцом?

— Он мне запрещает почти все: общаться с друзьями, ходить куда-нибудь. Вот сейчас он узнает, что я не была у Сью, и мне опять влетит. Но знаешь… Оно того стоит. Хоть что-то будет интересное в моей серой жизни.

— Хочешь, я пойду с тобой и все ему объясню…

— Это не поможет. Спасибо тебе, что осуществил мою мечту, но… не нужно больше ничего. Будет только хуже.

Диего поднялся и подошел к открытой двери вагона, высовываясь в нее. Когда он расспрашивал девушку, это было всего лишь дань вежливости и некоего чувства долженствования, которое он испытывал к ней, но после ее рассказа… Ему было совестно оставлять ее вот так, один на один с не любящим ее отцом и мачехой, которая мечтает о том, чтобы девочка сменила фракцию.

— Все хорошо, Диего… — она подошла сзади и положила ладошку на его плечо, — со мной все будет хорошо, не бери в голову. Поезд замедляется. Куда мы приехали?

— Это конечная станция, Нави парк, который тут был раньше. Хочешь посмотреть?

— Нет, как-нибудь в другой раз, сейчас нам надо возвращаться.

— Слушай… ведь ты все равно убежала, какая разница придешь ты сейчас или через час? Огребать ради одной только поездки на поезде обидно, а так будет что вспомнить, — поезд остановился, но Диего медлит и не спрыгивает на землю. Ирэн стоит так близко и такая маленькая по сравнению с ним, и ему почему-то очень важно, чтобы она согласилась. — Решайся, все равно в обратную сторону состав поедет не раньше чем через полчаса!

— Идет, — решилась она и скупо улыбнулась. Надо же какой он, а с первого взгляда показался пустым, как болванка. Никогда, ни один мужчина не беспокоился за нее не потому, что ему положено за нее волноваться, а просто потому… что хочет сделать ей приятное. Поддавшись порыву, девушка поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. Надо же, какая колючая… А еще теплая и волнующая такая…

— Тебе лучше так не делать, а то еще влюблюсь, потом не отвяжешься от меня, — смеется Диего, разглядывая девушку в новом для себя ракурсе. Да, она не красавица, но у нее очень добрая улыбка. И улыбка эта меняет ее до неузнаваемости. И еще… ему очень хочется защитить ее. Она такая… хрупкая и уязвимая перед этим миром, сначала он думал, что это из-за ее же собственной глупости, а теперь он понял, это потому, что она и вправду такая. Никем никогда не любимая…

Парень протягивает девушке руку, и она легко спрыгивает со ступеньки. Перед ними мрачный, разрушенный, но оттого еще более привлекательный парк, где у бесстрашных раньше проходили игры. Некоторые строения отреставрировали, обновили маяк, несколько лет назад покосилась конструкция колеса обозрения, ее тоже подправили. Все это показывал и рассказывал девушке Диего, пока вел ее вглубь парка, туда, где возвышались башенки Баллрума.

— А что это такое? — с детской непосредственностью спрашивает Ирэн, тыкая пальчиком в местами проржавевший, но все еще целый купол.

— Ааа, это старая карусель. Видишь там машинки, лошадки, какие-то еще повозки… Родители приводили сюда детей, и карусель ездила по кругу.

— А зачем?

— Это такое развлечение. Я видел фотографии, детям нравилось, они смеялись, — пожимая плечом, рассказывает парень, — сейчас у наших детей другие игры, но до войны развлечения были… более безопасными.

— Безопасными? О чем ты говоришь, Диего? — удивленно вытаращила глаза на бесстрашного Ирэн, — ты только посмотри на это колесо! Оно же стоит посреди болота, на открытом пространстве. Ветер тут такой, что…, а если ребенка сдует оттуда? А если кабина перевернется? А ливень… Да нет, эти люди были самоубийцы просто. Катать детей на такой… штуке, я никогда не стала бы.

— Эти, как ты говоришь, штуки тогда были безопасны, они все на электронике и несчастных случаев было один-два за все время эксплуатации, и то по вине людей, не соблюдающих меры безопасности. А вообще… и тогда ведь, наверное, были бесстрашные люди. Да вот, например, карусель… Почему ты думаешь, что она опасна? Хочешь, я запущу механизм, ты сама убедишься, что тут может быть очень весело?

Ирэн опасливо поглядела в сторону конструкции и ничего не ответила, потому что не хотелось выставлять себя совсем уж трусихой перед этим парнем. А он, тем временем, переключал тумблеры, даже не надеясь, что сработает. И не ошибся. Застарелый механизм никак не хотел включаться. В расстройстве, Диего шандарахнул по нему кулачищем, и лампочки неожиданно замигали, а механизм со страшным скрипом пришел в движение.

— Смотри, кажется работает! — воскликнул Диего и поставил карусель на запуск. Медленно, будто через силу, круглый купол пришел в движение, издавая такие истошные звуки, что Ирэн закрыла уши руками.

— Да, но кажется, я сейчас оглохну, — пытаясь перекричать дикий скрип, сказала Ирэн, — что в этом веселого?

— А ты не обращай внимания и попробуй прокатиться! — Диего запрыгивает на круг, и, держась за поручень, машет ей рукой, — смотри, Ирэн, я от тебя уезжаю! Давай, догоняй!

Карусель все набирает обороты, а скрип или становится тише, или просто девушка немного привыкла. Она запрыгнула, но не удержалась на ногах и завалилась на колени. И что может быть тут интересного? Оглянувшись, она заметила, как Диего, довольно ровно стоящий на ногах, бросается к ней, чтобы поднять.

— Что ж ты такая неуклюжая? — ухмыляясь, спрашивает он.

— Уж какая есть, — недовольно бурчит Ирен, стараясь не обращать внимания на саднящую боль в коленках.

— Сильно ударилась? — Диего хмурится, а в голосе столько заботы, что Ирэн удивленно подняла на него глаза.

— Скажем так, вашу инициацию я бы не прошла. Отправилась бы прямиком к недовольным.

Диего расхохотался и рывком поставил ее на ноги. Ирэн покачнулась и вцепилась в рукава его куртки.

— Давай, я посажу тебя на пони, покатаешься хоть раз в жизни, — он потащил ее к маленькой лошадке, и девушка, наконец, обрела опору, чему была несказанно рада. — Ну как, тебе нравится?

— Мне нравится, но если я смотрю за пределы круга, я начинаю чувствовать тошноту!