Сердце бури (СИ)

Скайуокер мертв. Свершилось то, к чему Кайло Рен шел на протяжении шести лет. Шел неистово, переступая через трупы. Но должен ли он радоваться теперь? Нет, зная, что Люк погиб, одна половина души его племянника — темная половина — сожалела о том, что последний джедай пал не от его меча, а другая, светлая половина отказывалась принимать эту жертву. Тем более ради того убогого существования, которое и жизнью-то назвать нельзя.

Весть о смерти Люка застала Кайло врасплох, обезоружила. Юноша не знал, что ему думать. Боль заполняла его душу. Страшный клубок, состоящий из самых замысловатых переплетений чувств — вроде досады, ощущения несправедливости, граничащего со стыдом, и невыносимой беспомощности — безжалостно разрывал ему грудь.

Он был готов к смерти. Он был готов к боли. Но оказался не готов к такому…

Какое право имел Скайуокер, этот ничтожный, лживый человек, принимать решение за него? За саму судьбу, за саму Силу? Как он посмел сделать то, что сделал? Как он мог… как мог пойти против общеизвестных законов справедливости, обрекая того, кто заслужил смерть, на неполноценную жизнь и долгую муку один на один со своей памятью?

Вот теперь слезы полились из бархатных глаз — больные, обжигающие слезы. Они не приносили облегчения, лишь усиливали жжение в груди.

Его приговорили к казни. Его приговорили к страданиям. Приговор был справедлив и правомерен. Никто не осмелился бы опротестовать его, ни одна душа во всей галактике…

Люк Скайуокер… его наставник, его приемный отец, опора для маленького Бена… как он посмел? Как он мог?..

А девушка… как она могла остаться, когда должна была бежать от него подальше, на самый край галактики? Чего она добивается? Что за немыслимая пытка — пытка милосердием?

Как же он ненавидел ее! За то, что она заставила его почувствовать нездоровую радость запоздалой первой влюбленности. Ненавидел и само это чувство, которое благословлял совсем недавно. Ведь влюбленность всегда несет надежду; надежду, которой у него быть не может.

Он прогнал ее. Прогнал Рей от себя подальше.

Она спасла его, вытащила из ада Мустафара. А после сидела возле его постели, ухаживала за ним, даже не помышляя о мести. Он ее прогнал. Он поступил правильно. Лучше бы ей вообще его не знать. Какое счастье может принести ей любовь монстра? Просидеть всю жизнь рядом с его инвалидным креслом, подчиняясь слову, данному Люку Скайуокеру? Вечно прятать глаза, скрывая ненависть и страх? Нет, такой жертвы ему не нужно.

Он ее прогнал. О Сила… о Тьма и Свет, будьте вы прокляты!.. Бен смеялся и плакал, думая о своей мерзости. Он и вправду поступил чертовски верно! Однако, как же он ненавидел себя за это!..

***

Рей стояла в коридоре, напряженно прислушиваясь к звукам за дверью. К тому урагану, что незримо бушевал по другую сторону. Девушка не смела отойти ни на шаг; казалось, если она уйдет, случится нечто невообразимое.

Она переживала вместе с ним, вместе с Беном, каждую его эмоцию и… странное дело, почти не удивлялась этому. Вероятно, успев привыкнуть к власти Уз над своим и над его разумом.

«Хаттова девка! Ничтожная навозница! Дрянь!..»

Каждое слово, касаясь ее сознания, выбивало из нее дух, как удар. Рей чувствовала себя избитой. Она дышала часто, через силу. Боль раз за разом прошивала ее мозг толстой тупой иглой. В какой-то момент ноги перестали держать, и Рей была вынуждена опереться спиной о стену.

И все же, она сносила эти мучения без ропота, почему-то уверенная, что все происходящее — правильно и даже хорошо.

Его гнев должен найти выход. Это лучше, чем накапливаться в душе ужасным взрывным веществом, а потом уничтожить в одночасье все вокруг. А значит, кому-то эти удары должны были достаться. И лучше уж ей. Потому что, если бы не она, тогда Бен направил бы свою ярость, вероятно, против себя самого.

Она чувствовала…

Его пытали. Его приговорили к казни и почти казнили. Он потерял все, что прежде было ему дорого. Сила оставила его; учитель тоже оставил. А теперь, будто в насмешку надо всеми прежними потрясениями, еще одно — самое нелепое и страшное.

Она едва могла вынести эту боль, его боль.

Бену придется смириться. Но, по крайней мере, он не будет тащить этот груз в одиночку.

Наконец все стихло. И Рей поняла, что Бен выбился из сил. Возможно, он уснул или готов был вот-вот погрузиться в сон. Что ж, тем лучше.

Помявшись еще немного у двери, но так и не решившись зайти, девушка двинулась на кухню, откуда вот уже некоторое время доносился грохот посуды.

Войдя в кухонный отсек, она увидела Трипио стоящим у плиты. Дроид развернулся к ней всем корпусом. Рей бегло взглянула на него и несколько картинно пожала плечами, как бы говоря: «Вот видишь, меня постигла та же участь».

— Госпожа Рей, я подумал, что мастеру Бену сейчас предпочтительнее жидкая пища. Он ведь долго голодал… госпожа Маз привезла достаточно консервов, из них можно сварить бульон.

Рей машинально кивнула, в душе поражаясь неожиданной собранности и расторопности Трипио.

— Прости, — сказала она, — что я на тебя накричала.

— Ничего, госпожа. Вам не нужно извиняться.

Рей села за стол и принялась ковырять кончиком пальца небольшую щель в столешнице. Казалось, произошедшее в медотсеке оглушило ее, начисто лишив способности соображать.

Внезапно она спросила, покосившись на выход в коридор.

— Он всегда был таким… шумным?

«Злым, как шершень», — мысленно добавила она.

Трипио ведь должен был знать Бена с малолетства, верно?

— С самого рождения, — ответил дроид, продолжая неуклюже греметь кастрюлями. — «Клубок оголенных проводов, неприкрытый нервных окончаний». Кажется, так отзывалась о нем генерал.

Рей привычно прошлась пятерней по стриженым волосам.

— Ничего, пусть перекипит, — едва слышно произнесла она, успокаивая сама себя.

***

Когда бульон был готов, Рей все же осмелилась нарушить уединение своего подопечного. На сей раз они пересекли порог медотсека вдвоем: сперва девушка, едва держащаяся на ногах, словно и вправду после жестоких побоев, а сразу за нею — дроид с небольшим подносом, на котором стояла пластиковая миска с чем-то дымящимся и разносящим вокруг смачный, наваристый запах консервов.

Юноша, кажется, не заметил их прихода. Его глаза были закрыты, однако Рей знала, что он не спит. Буря в его душе миновала, перейдя в глухое, полное безнадежности затишье. Ярость перетекла в бессилие.

Трипио поставил поднос на стол.

— Тебе стало немного лучше, и мы подумали, что, может быть, ты захочешь поесть, — несмело начала Рей. — Еда поможет немного восстановить силы…

Наконец Бен разлепил веки, хотя сделал это с очевидной неохотой. Запах варева достиг его ноздрей, и молодой человек на миг скривился, ясно давая понять, что нисколько не находит аппетитным этот сомнительный аромат.

— Я не хочу есть, — процедил раненый, подумав, что скорее умрет с голоду, чем позволит этой девице кормить себя с ложки, как кормят малых детей или немощных стариков. Подобное было настолько унизительно, что в представлении Кайло находилось далеко за гранью допустимого.

— В замке тебя держали впроголодь, — возразила Рей. — Я видела это в твоих воспоминаниях, не нужно отрицать…

Не совсем правда. В действительности пленника кормили регулярно, и даже нередко против его воли. Однако из-за яда пища часто не шла впрок, поэтому последние недели юноша оставался жив, в основном, благодаря глюкозе и другим питательным веществам, которые ему вводили через вену.

— Я. Не. Голоден, — упрямо повторил Бен и вдруг резко дернул голову, сверля Рей взглядом, полным беспощадного презрения.

От неожиданности девушка отпрянула на полшага. Его движение выдавало инстинкт хищника.

— Вот что, — сказал он. — Нам с тобой нужно прояснить кое-что. Во-первых, я — пленник?

Рей спокойно покачала головой.

— Больше нет. Я бы не стала удерживать тебя против твоей воли. Однако, похоже, у нас обоих нет выбора.