Начинка (СИ)

Сдерживая порыв закашляться от нехватки воздуха и пересохшего горла, Митчелл сжала руки в кулаки и поспешила к зданию школы, игнорируя бегущего за ней Рэя.

— Эй, Кира, давай я провожу тебя хотя бы до входа в школу!

Чтоб ты сдох, Рэй.

Не трогай. Не смей трогать её и вообще говорить с ней.

— Нет. Лучше уходи.

Что-то опять происходило. В голове копошились, шептались и смеялись её отрицательные эмоции, которые не было возможности выплеснуть вот уже два дня, а может, и месяц. Раздражение, отчаяние, злоба, непонимание, ненависть, безумие. Безумие было сильнее всех, оно командовало остальными элементами, выдвигая на передний план без предупреждений то одного раба, то другого. Безумие наслаждалось временным царствованием, пока девушка была ослабшей, уставшей и голодной.

Ей нужно пойти в тот самый магазин сладостей. На протяжении всего урока она тщательно боролась с этой потребностью, но просто плевать. Она должна.

Пока она пребывала в своих мысленных спорах, Рэй шёл следом, решив принять тактику молчаливого телохранителя, и поэтому Кира толком уже не акцентировала на нём внимание.

Она перемещалась. Внутри перемешалось. Ты помешалась.

Как здорово играть со словами.

По крайней мере, ей удаётся сохранять единность сознания. Она знает, что не спит, что в безопасности. Но почему тогда страшно? Сон скоро победит её. А сейчас у неё есть только новая иллюзия контроля.

Что нужно сделать, чтобы это закончилось?

— Кира.

Дверь с трудом поддавалась её ослабшим рукам. Скорее бы в раздевалку, переодеться и убраться отсюда в сладкое место. Купить пастилу и спастись, да. Пастила поможет.

— Тебе плохо не из-за бега, Кира. Что с тобой?

Она не обязана была ему отвечать, он не существовал для неё.

— Кира, пожалуйста, дай мне помочь тебе.

Звонок об окончании урока был таким ненавистно-громким, что хотелось закричать от беспомощности или швырнуть что-нибудь в него, способствуя уничтожению идиотского приспособления.

— Ты вспомнила?

— Что? — Митчелл выдохнула. Остановилась и почти обрела былые силы, когда услышала это.

— Что ты сказал?

— Позволь мне помочь, Кира, — будто и не заметив расширяющиеся от страха глаза девушки, казавшиеся из-за неестественно тёмных кругов такими же большими, как у той миссис Анродс, он посмел приобнять её за плечи, ненастойчиво подталкивая дальше, через коридор снующих детей, мимо столовой, в дурацкую раздевалку.

— Что я должна была вспомнить, Рэй?! — успокоиться не получалось. Лихорадочно всматриваясь в его лицо, девушка с небывалой силой схватила его за влажную от пота футболку и попыталась встряской выбить ответ. — Скажи мне!

— Эм… Что ты передумала и решила пойти со мной на бал? Эй-эй, тише, я шучу! Ничего я не говорил больше, клянусь! Кажется, ты там что-то… Может, лучше к врачу?

Их едва не сбила новая орава смеющихся и жаждущих перебить друг друга детей. Они так хотели первыми попасть в столовую, они хотели победы и превосходства. Кира проследила за одним из них.

Собственное тело поводило, оно трескалось и разбивалось.

Это не Рэй говорил. Это была она.

А потом Кира сдалась, забывшись в гостеприимной тьме, которая лишь к концу выдала своё торжество и злую радость триумфа.

========== Глава 6. Дыра ==========

Она проболела почти всю неделю. Для основной части окружающих Кира была поражена какой-то редкой лихорадкой со сложным и непонятным названием, так что никто и не пытался даже запомнить. Да и вообще слишком сильный был интерес школы к этой хмурой, неприветливой девочке, в последнее время попадавшей в странные истории. Или, если быть точнее, создающей эти самые истории.

Что с ней произошло? Её организм не мог быть таким слабым. Она не чувствовала себя больной, но в то же время ощущение постоянной внутренней борьбы больше не оставляло её никогда. И после прихода в сознание тоже.

Отец пару раз переносил важные переговоры и встречи на работе, чтобы не оставлять дочь наедине с собой. К сожалению, он делал это не из-за беспокойства и безграничной любви. Скорее, причина в безопасности и ответственности перед законом. Кому захочется быть обвинённым в том, что, оставив дочь без присмотра, она в порыве воспламенения пика болезни упала и разбила голову о рядом стоящий туалетный столик? Или что она кубарем скатилась по лестнице в надежде добраться до помощи через телефон на кухне, а вместо этого получила смертельный исход? Но очень скоро Джимм вспомнил о чудесной «знакомой», и уже в пятницу и все выходные он мог с лёгкой душой снова являться домой лишь под ночь, запираться в своём кабинете для продолжения работы, пока где-то за несколькими слоями стен миссис Анродс почти не отходила от Киры.

А сама девушка напрочь отказывалась спать.

Сколько же усилий и попыток выбраться из помутнения рассудка были на счету. Сколько ненавистных криков и оскорблений сыпались в сторону расплывчатых лиц, казавшихся самыми кровожадными врагами, так и жаждущими увидеть, как Кира, неосознанно рыдающая и царапающая себя от непонимания происходящего и жажды освободиться, склонит голову. Сколько времени потребовалось, чтобы полностью смириться?

Ей кололи уколы с неизвестными жидкостями, отвлекая брыкающуюся девушку разговорами о новостях по всему миру, как будто это её когда-нибудь интересовало. Пару раз, в самом начале некой лихорадки, какой-то мужчина пытался самолично покормить её с ложки, практически приказным тоном веля подчиниться и не создавать ему ещё порцию проблем. Кира узнала по звуку голоса своего отца и, видя перед глазами обрывки прошлого, стёртые или полуничтоженные, искажённые в сознании, почти слепо выставила руку с заметно отросшими ногтями.

Сука. Мерзкая гниль.

Джимм в отместку за глубокую царапину на своей щеке перешёл к более умному и практичному способу поддержания жизни — просто перестал пытаться, без обдумий доверив или, может, бросив дальнейшую судьбу Киры в ласковые гладкие руки идеальной Гестии Анродс.

— Я вытащу тебя, я сделаю это, Кира, — иногда подобные слова доносились до её слуха, но рыжеволосая не реагировала на них. Ей не требовалась чья-то помощь. Она уже говорила это Рэю, мистеру Кемриту, но почему-то никто не желает считаться с чужим мнением. Они проявляют эгоизм похлеще Киры, играя в добродетелей.

Уж лучше бы она умерла. Эта смерть была бы незаметной для неё самой: в бреду, не чувствуя ничего, кроме тупых отголосков собственной личности и мешанины других. Кира уверена, что так было бы лучше всем им. И ей тоже.

А жизнь во вселенной шла своим ходом. Когда Кира впервые за долгое время почувствовала непривычный чистый разум, открыла глаза и увидела всё такое же неизменное солнце, пробивающееся сквозь тонкую линию между двумя шторами. Было тихое сонное утро или уставший ленивый вечер — трудно определить по слабому свету наверняка.

Она захотела подняться с постели. Глубоко вдохнула и предприняла попытку, слабо оперившись руками о матрас, но поначалу никак не выходило. Тут наконец результат практически непрерывного лежания столько дней, частые отказы от еды и насильное погружение в сон при помощи снотворного в безобидной на вид воде или чае с примесью других спасительных лекарств из рук Гестии дали о себе знать.

Ей действительно тяжело сразу войти в привычное русло, вернуться к обычной жизнедеятельности. Это так неприятно — не иметь возможность самостоятельно передвигаться по дому без риска упасть с непривычки. Конечно, не было бы лишним позвать хозяйничавшую на кухне женщину, которая возомнила себя чуть ли не членом их жалкой семьи, но Кира справится одна. С ошибками, через боль и опасения. Скоро придётся совсем не сладко, она-то знает.

Засвистел чайник, показавшийся чрезмерно громким для Киры. Она метнула недовольный взгляд на приоткрытую дверь и вдруг смогла полностью подняться. Несколько неуверенных шагов в сторону зеркала, чтобы увидеть, как сильно отключка от мира отразилась на её виде. Впрочем, удивляться она не собиралась, прекрасно ожидая нечто вроде синяков под глазами, лопнувшие капиляры или ещё что-нибудь.